(Продолжение. Начало в №№ 19, 22, 25, 27, 30, 33, 36, 39, 42, 45, 50, 52, 55, 58, 61, 64, 67, 70, 73, 76, 79, 85, 88, 91)

В 1953 году Юрий Левитанский всё ещё связан с Иркутской писательской организацией. Наверное, внутренне он уже был готов уехать из Сибири, но затягивается перевод из кандидатов в члены Союза писателей СССР. Без этого формального акта окончательно менять место жительства не имеет смысла. Ему 31 год – есть уже книги, и не одна, положительная пресса, узнаваемость и, конечно, свой голос. Но, увы, нет решения о приёме. 

Из кандидатов в кандидаты

Затянувшееся ожидание тревожило не только Левитанского, но и Агнию Кузнецову, Василия Балябина, Андрея Иванова. 13 апреля 1953 года ответственный секретарь Иркутского отделения Иван Молчанов в очередной раз запрашивал большой союз: «Прошу вас сообщить, как продвигаются вопросы о переводе из кандидатов в члены ССП Ю.Д. Левитанского и о приёме в Союз советских писателей В.И. Балябина и А.С. Иванова.

В ближайшие дни посылаем вам материал по переводу в члены ССП СССР Агнии Александровны Кузнецовой. Её новая повесть «Свет-трава» напечатана в альманахе «Новая Сибирь» и отдельным изданием. Повесть в первом варианте читал К.Г. Паустовский и дал положительный отзыв».

21 июля в адрес Иркутского отделения Союза писателей наконец приходит протокол заседания правления СП СССР. Кандидата в члены Союза писателей поэта Левитанского (кандидат с 1949 года) решили в члены не переводить. Приняли решение воздержаться «ввиду того, что предоставленный им новый сборник стихов не даёт оснований для перевода». 

Это, конечно, было неожиданное решение, и что сыграло роль именно в таком событийном ряде, сказать сложно. К этому моменту у Левитанского пять книг стихов, три изданы в Иркутске, одна в Новосибирске и одна в Москве: «Солдатская дорога», «Встреча с Москвой», «Самое дорогое», «Утро Нового года» и «Наши дни».

Возможно, такому решению «способствовала» очередная история, в которую «влип» Левитанский в конце 1952 года. 5 ноября он опубликовал в областной газете «Советская молодёжь» (по другим документам в – газете «Советский боец») стихотворение, которое, по намерениям газетчиков, должно было высмеивать «поджигателей войны» – тех иностранных государственных, военных, общественных деятелей, которые были, в понимании советского правительства, за гонку вооружений. Когда стихи прочитал редактор, у него возник ряд замечаний, в частности по строке об Америке. После их опубликования в Москве на совещании молодых авторов был раскритикован ряд поэтов. Публикацию стихов Левитанского квалифицировали как ошибку редакции. На партийном собрании редакция признала ошибочным помещение этого стихотворения.

Скандал разразился нешуточный. Те, кому не удавалось все предыдущие годы загнать Левитанского на «скамейку безродных космополитов», словно бы почуяли шанс отыграться. «Отбивали» Левитанского, пожалуй, всем союзом. Всё-таки понимали: талант этот безмерен и остаться в истории с печатью организации, уничтожившей большого поэта, никто не хотел. На памяти были недавние реабилитации Гольдберга, Петрова…

Чего только не делали, как только не играли смыслами слов, переводя стихотворные строки Левитанского, в которых «желающие» усмотрели и незрелость, и политическую близорукость, и пародию на любимую патриотическую песню «Хороша страна Болгария»… Постепенно всё свели к литературным спорам о формах, фразах, словах, сатире.

Но обвинения тем не менее были, в Москву они, видимо, поступили в соответствующей форме, и приём в Союз писателей вновь откладывался. 

С 1954 года Левитанский руководил теперь уже Иркутским областным объединением начинающих литераторов. В самом начале января состоялась «литературная пятница». Обсуждали рассказы Игнатия Дворецкого, который, так же как и Левитанский, уедет в скором времени на высшие литературные курсы и вскоре обретёт известность. Дворецкого много печатали, и он был известен в читательской среде. По его сценариям снимаются хорошие фильмы. Левитанский тогда пророчески сказал: «Я считаю несомненным рост автора, считаю его достоинством лиризм, внимание к простому человеку». 

29 июня Юрий Левитанский участвует в работе бюро Иркутской писательской организации. Слушался вопрос о предоставлении творческой командировки Левитанскому на целинные земли в совхоз «Абаканский». Принято решение предоставить творческую командировку сроком на месяц с 15 сентября «для завершения работы над сборником о людях, поднимающих целинные земли, по материалам, собранным во время первой поездки весной этого года». Командировка состоялась, а в сборнике «Листья летят» появился «Хакасский дневник». 

26 сентября на заседании бюро Иркутской писательской организации обсуждался вопрос о переводе в члены Союза писателей СССР Ю.Д. Левитанского. «Постановили: поэт Ю.Д. Левитанский в последний год написал цикл стихов, напечатанных в 29-й и 30-й книгах альманаха «Новая Сибирь» и в центральных газетах и журналах, и поэму для детей «Секретная фамилия» (сборник «Край родной»), свидетельствующие о значительном творческом росте поэта. Произведения эти  положительно оценены критикой. В связи с этим бюро Иркутского отделения ССП СССР просит президиум правления ССП СССР перевести поэта Юрия Давыдовича Левитанского из кандидатов в действительные члены ССП СССР».

Из воспоминаний Евгения Евтушенко: «Я помню необыкновенные приключения с Юрой в Сибири в 1954-м. 

В Иркутске была одна легендарная машина… Её солдаты захватили с фронта, прямо с берегов Эльбы, когда они братались с американцами. Пили виски и водку из горла, обнимаясь в воде. Американцы – может, спьяну, а может, и от эйфории победы – подарили этим ребятам «амфибию».

Военная машина, она походила достаточно, и в ней были пробоины от пуль, но всё-таки она была ещё в хорошем состоянии. И каким-то чудом она доехала до Иркутска. И что мы только не творили с этой «амфибией»! На ней можно было прыгать с обрыва – и мы плюхались в реку, «разбежавшись» с горы. И она погружалась вся, а потом выныривала. Это было что-то феерическое, когда мы разъезжали на ней!

Я помню – у нас было очень хорошее настроение; у Юры как раз книжка новая вышла, я какие-то свои стихи читал. Мы просто останавливались на улицах и читали с этой «амфибии» – и Юра, и я. Его знали хорошо, меня знали меньше тогда. Он был примечательным человеком – первым иркутским поэтом! У нас была канистра спирта. И мы всех подряд угощали. Всех, кто подходил, кто хотел к нам присоединиться. И это не было вульгарным пьянством. Это была настоящая русская гульба. Может, подобной эйфории я больше никогда не испытывал: я тоже как будто чувствовал, что на этой «амфибии»  доехал аж с берегов Эльбы сюда, на свою Родину.

Хозяевами этого чуда-юда были двое бывших военных разведчиков, ныне автослесарей, поклонников Левитанского, которые и привезли «амфибию» из Германии. Ухитрялись заменять ломавшиеся западные детали нашими советскими. И ничего – получалось. Милиция привыкла к этой диковине и за возможность прокатиться закрывала глаза на  неоформленность документов…

Счастье нашего поколения было в том, что мы нашли старших братьев среди фронтовиков. Ведь и сами мы, узнав детьми, что такое бомбёжки, драгоценные хлебные карточки внутри заиндевелой варежки, тоже могли считаться ветеранами войны. А их счастье было в том, что в нас они увидели своё продолжение.

С Левитанским было несколько иначе. Он настолько полюбил стихи и мои, и Беллы (Ахмадулиной), и Булата (Окуджавы), и Андрея Вознесенского, что не только мы, молодые, учились у него мастерству, но и он влюблённо учился у нас. Как будто  догнал нас и стал одним из нас. Он писал на всех нас феноменальные пародии и зря обижался на мои восторги, будто бы свидетельствовавшие о недооценке его серьёзных стихов. Никто из старшего поколения не освоил так естественно и легко ассонансную  рифмовку, свойственную шестидесятникам, как Левитанский…

Шедевр Левитанского «Диалог у новогодней ёлки» нашёл музыкально-вокальное воплощение в замечательной песне Сергея Никитина. Думаю, что эта песня отозвалась и у Булата Окуджавы. Трибунность, свойственная некоторым шестидесятникам, в том числе и мне (хотя и не столь всепоглощающая, чтобы говорить об «эстрадной поэзии»), у него вообще отсутствовала. Даже о сталинском сравнении людей с винтиками он написал по-левитански, в грустном лирическом ключе. 

Гражданственная действенность негромких высказываний, но с несгибаемой силой человечности иногда посильней, чем громовые речи. Не будучи прямо связанным с диссидентами, Левитанский подписал многие письма в их поддержку, зная, что человечность в нашей стране неизбежно наказуема. Конечно, за «подписантство» уже не казнили, но умело «пережимали шланги», рассыпая набранные книги, лишая переводческого заработка». 

(Продолжение следует)