На местах для прессы завсегдатайствовали хроникёры трёх местных изданий, а чуть сбоку расположился неизвестный господин лет пятидесяти в дорожном костюме и с нездешним любопытством во взгляде.

– Из столичной, но некрупной газеты, –  с готовностью подсказал председательствующему секретарь. – Проездом. Хочет живописать «ужасные  нравы сибирской полиции». 

– С подсудимым ему, кажется, не повезло. – Председательствующий посмотрел на часы. – Судя по всему, не придёт.

Ничего непредсказуемого

Действительно, из-за неявки главного действующего лица рассмотрение дела перенесли, меру пресечения изменили на содержание под стражей, а внесённый прежде залог в 500 рублей конфисковали. При этом огорчённым остался один только столичный журналист – он уезжал из Иркутска уже на другое утро. Иркутский коллега, как мог, утешал его:

– Потеря невелика: я и теперь уж могу вам сказать, какой вынесут приговор – полицейских у нас судят достаточно часто, и  результаты вполне предсказуемы. Не так давно городового первой части Семёна Черкашина приговорили за незаконный арест и избиение заключённого к году тюрьмы и полному лишению прав. А околоточный надзиратель Зибер за превышение власти поплатился должностью и выплатил штраф размером в полугодовое жалованье. На обоих процессах не было никакого накала страстей: обвинение подобрало соответствующие статьи, а защита с ними вполне согласилась. Публика потому и пропускает такие слушания,  что нет в них ни не-

ожиданных поворотов «сюжета», ни собственно поединка сторон. А наш брат хроникёр и тому уже рад, что судебные репортажи по полицейским делам обходятся без опровержений.  Иной крестьянский начальник столько пыли поднимет из-за какой-нибудь вольной журналистской метафоры, а вот иркутский полицмейстер на такие нюансы и внимание не обращает. Сколько помню, был один только случай опровержения – когда  в хронике происшествий вдруг всплыл лишний труп. Такого рода «неточностей» Бойчевский не терпит, но никого из подчинённых он никогда не выгораживает. А при необходимости и сам выступает на процессах как свидетель. 

– Почему же тогда у вас так много полицейских-преступников?

– Ну, этот вопрос уже не ко мне. Впрочем, думаю, что одна из причин в общей скудости жалованья: порядочному человеку, в особенности семейному, никак не с ноги идти на службу в полицию. Прибавьте к этому и попытки преступных групп внедряться в ряды противника. В прошлом году во вторую полицейскую часть на скромную должность околоточного надзирателя по-просился приезжий по фамилии Василенко, трезвый, спокойный и с абсолютно чистыми документами. Пристав сделал запрос — и ответ получил самый благожелательный, так что даже стал  думать, а не двинуть ли этого Василенко вскорости и повыше. Да всё на то и указывало: в околотке у новенького скоро  установился порядок, даже у самых злачных мест прекратились обычные пьяные сцены. И всех более оказался доволен сборщик выручки казённых винных лавок Лычанин. Он так доверился Василенко, что тайно от начальства просил сопровождать его при перевозке крупных денежных сумм. Вскоре сборщика обнаруживают с простреленной головой. Всё указывает на целый отряд вооружённых грабителей, но никому и в голову не приходит заподозрить, что  за этой  организованной группой стоит «замечательный околоточный Василенко». Совершенно случайно обнаружилось, что его «чистый паспорт» «нарисован» умельцем, но и тогда околоточному удалось незаметно скрыться. И лишь недавно его обнаружили в  Барнаульском уезде после очередного преступления повешенным на берёзе  – вероятно, сообщниками, заметавшими след.

Фигуры от Фигуровского

Узнав об этом, пристав второй полицейской части закрылся в кабинете с полицмейстером и, как рассказывают,  подал заявление об отставке:

– Я не смогу гарантировать, что и другой околоточный не обернётся вдруг самым настоящим бандитом. 

– А я не могу гарантировать, что таким бандитом не окажется кто-то из приставов, – спокойно парировал полицмейстер Бойчевский. 

Он имел в виду нашумевшее дело пристава первой полицейской части Иркутска Фигуровского.  Действительно, в уголовной практике Иркутска, кажется, ещё не было случая, чтобы блюститель закона ворвался с револьвером в частный дом, произвёл незаконный обыск, отобрал у хозяина деньги, драгоценности, банковскую книжку, принудил поехать с ним в банк, снять со счёта все деньги и передать ему. В тот же день помощник Фигуровского Сморчевский в пьяном виде совершил ещё более гнусное преступление – изнасиловал в помещении части малолетнюю.  Свидетели заявили об этом, и  Сморчевский тотчас был арестован, но Фигуровский позаботился о его побеге, чтобы перевести на помощника собственную вину. Дело в том, что оба преступника были чрезвычайно похожи, и, готовясь к «экспроприации» денег и драгоценностей, Фигуровский ещё более подчеркнул это сходство. Он и на суде уверенно разыграл эту карту, отделавшись двумя с половиной годами арестантского отделения. 

Полицмейстер в окружении приставов. Начало ХХ века

Характерно, что лучшие в городе адвокаты Патушинский  и Раевский наотрез отказались защищать Фигуровского, показав таким образом, что преступник под маской борца с преступностью ставит себя вне закона. Отсутствие бесспорных улик ни у кого из юристов не вызывало сомнений, что Фигуровский  – оборотень, расчётливый, холодный, не способный устыдиться и раскаяться. Недоумение вызывала другая фигура – стоящего под судом бывшего иркутского полицмейстера Янчиса.

В  городе и теперь, десять лет спустя после его перехода в горные исправники, ходили легенды о сострадательном капитане Янчисе. Рассказывали, например, как однажды он отказался исполнить предписание городской благотворительной комиссии исключить из богадельни 70-летнюю иркутянку Малышеву. Как во время осмотра ночлежного дома обнаружил грязного, уже умирающего старика, распорядился вымыть его, переодеть и, натурально, спас,  устроив в больницу. Вспоминали и госпожу Янчис, устроившую в нижнем этаже ночлежного дома богадельню на 16 мест. Подшивки «Иркутских губернских ведомостей» хранили благодарности губернатора «г-ну иркутскому  полицмейстеру за достигнутые в улучшении городского благоустройства удовлетворительные результаты», но всего лучше говорила о Янчисе статистика раскрываемости преступлений. Капитан обладал редкостным талантом  собирать вокруг себя толковых, энергичных и надёжных людей, всех этих  Милоловзоровых – Добронравовых – Чулковых.  В его бытность полицмейстером горожане уверились: всякое преступление  будет обязательно и очень скоро раскрыто.  В его бытность на иркутских полицейских, натурально, посыпались ордена. Самого же Янчиса выдвинули исправником Витимского и Олёкминского горных округов. Тут-то и случилось это страшное превращение. 

С новой должностью к капитану перешли и полномочия выдавать (или не выдавать) разрешения на провоз приисковым рабочим спирта. Прежде употребление его жёстко ограничивалось, Янчис же ввёл упрощённый порядок, позволявший  всем полицейским чинам в два-три года наживать большие состояния. Устанавливались специальные таксы «за неотметку», «за плохое зрение урядника». Что до «доходов» самого горного исправника, то один только виноторговец Я.Г. Патушинский приплачивал ему по 10 тысяч рублей в год. При этом и жертвы изощрённого вымогательства, и многочисленные свидетели находились под таким гипнотическим страхом, что очевидное полагалось недоказуемым. Но в нынешнем, 1910 году два уважаемых человека, инженер Левицкий и мировой судья Дворкович, решились выступить в роли свидетелей, и в июле в Якутске состоялась выездная сессия Иркутского окружного суда.  Иркутяне узнавали о ней исключительно из газет, но и коротких сообщений достало, чтобы всех повергнуть в недоумение. И только Василий Андреевич Бойчевский, собрав подведомственных чинов, сказал просто: 

– Порадуемся, что не занесло нас столь высоко, что не оказались перед опасностью этаких искушений. Предписываю всем приставам способствовать посещению их подчинёнными храмов,  и не только для говенья в Великий пост, но и для ежедневной молитвы. 

Три жертвы межпартийной борьбы

Прошедший 1909 год уже назван был кем-то из прокурорских самым несчастным для российской полиции по числу громких разоблачений. Петербург, задумавший  чистку полицейских рядов, командировал по губерниям для надзора многочисленных агентов, но палка снова оказалась о двух концах: кто-то из проверяющих выяснял истину, а кто-то хотел поскорее отличиться. Засланный в Иркутск  г-н Фавстов скоро определился с жертвой, выбрав не-приятного ему пристава Римского-Корсакова. Бойчевский взял подчинённого под свою защиту, но часть чинов пожелала  присягнуть гостю – в результате иркутские полицейские разделились на две партии. Противостояние зашло  так далеко, что проверяющий Фавстов встал перед судом по обвинению в клевете и вынужден был уйти в отпуск с последующим увольнением. Но и Бойчевский почувствовал всю отдачу от выстрелов – в Фавстова и в нерасторопных служащих городского самоуправления. Общими усилиями недоброжелателя полицмейстера удалось-таки провести операцию под условным названием «Три диких козы». 

А дело в том, что Василий Андреевич, страстный любитель природы, добыл голыми, как говорится, руками три замечательных и при этом совершенно живых трофея. То есть просто не  захотел их убить и поселил у себя во дворе. Присматривать за ними назначен был человек из прислуги, но Бойчевскому, озабоченному городского масштаба делами, как-то не пришло в голову, что и такую мелочь надобно проверять и перепроверять.  И одним майским днём козы забрели в рощу иркутского цехового Франца Юревича. Тот хотел было по-соседски выяснить недоразумение, но один «добрый человек» вызвался похлопотать за него – и едва лишь полицмейстер уехал в отпуск, из городской управы был отправлен запрос господину губернатору: не ведомо ли ему, чьи козы забрели нынешнею весной в рощу иркутского цехового Франца Юревича? В канцелярии губернского управления посмеялись над «глупой шуткой» и не стали докладывать о ней губернатору. Спустя месяц был направлен повторный запрос – и рассерженные чиновники пожаловались на управских губернатору. Пётр Карлович Гран посмеялся да и забыл. Но в начале декабря, говоря с  полицмейстером, вспомнил вдруг и пересказал – как  пример канцелярской глупости. Но Бойчевский не рассмеялся, как обычно. А 10 декабря газета «Голос Сибири» напечатала:  «О КОЗАХ.  Вследствие отношения от 22  июня с.г. по вопросу об удалении из рощи иркутского цехового Франца Юревича трёх диких коз, портивших растущие деревья, и выяснения виновного лица, допустившего пастьбу их, губернское управление уведомляет городскую управу, что означенные козы принадлежали иркутскому полицмейстеру В.А. Бойчевскому».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского

(Окончание следует)