Сибирь оказалась лучше, чем представлялось по рассказам, – возможно, оттого, что переезд выпал на тёплый май. Важно и то, что начальник супруга, полковник Виноградов, подобрал для Горошковых славную квартирку – наискосок от дома, в котором поселился он сам с женой и двумя сыновьями старших гимназических классов. С обстановкой также всё сложилось удачно: местные газеты были просто усыпаны объявлениями отъезжающих: за треть цены они избавлялись от роскошных гарнитуров, ковров, японских безделушек и многочисленных музыкальных инструментов. Так что и двух недель ещё не прошло, а все четыре комнаты Горошковых имели обжитой и уютный вид. Вот только с пианино вышла накладка. 

Пианино раздора

Изначально София Людвиговна нацеливалась на рояль, но оба «Беккера», которые она присмотрела, нужно было спускать со второго этажа, а специальных фирм по перевозке в Иркутске не было, и Родион Петрович Горошков предложил пока взять пианино с соседней улицы. И вот в тот самый момент, когда его подвезли, из-за угла вывернула подвода с «Беккером», и посыльный, ловко спрыгнув у подъезда, весело сообщил:

– В абсолютной сохранности инструмент! Хозяева очень уж наказывали бережнее вести и от каждой ножки по шнуру натянули и прикрепили их за борта. Они и доставку оплатили, так что не извольте беспокоиться.

Софья Людвиговна растерянно посмотрела на мужа, а муж на неё. Выход же подсказал полковник Вино-градов:

– Я мог бы взять у вас пианино напрокат: супруга как раз возвращается от родных, и это ей будет приятным сюрпризом.

В сентябре София Людвиговна ездила в Лодзь, а вернувшись, нашла мужа расстроенным:

– Вчера рассчитал Павлина: совсем обленился, а когда я заметил ему, так надерзил, что, будь он моим солдатом, ей-ей, засадил бы на гауптвахту!

Павлин нанялся к Горошкиным поваром сразу по их приезде, и даже взыскательная София Людвиговна признавала его кулинарный талант. При этом Павлин был капризен, обидчив и часто гулял по ночам, а потом отсыпался, оставляя хозяев не только без завтрака, но и без обеда.

– В общем, к этому всё и шло, – успокоила мужа София Людвиговна. – Хорошо уж то, что Павлин не оказался вором. А кухарку я подберу, вот только свижусь сначала с Виноградовыми. У меня для них чудные вещицы из Лодзи!

Полковника дома не оказалось, а его супруга Татьяна Ивановна, едва завидев приятельницу, пошла пятнами, на приветствие отвечала язвительно и подарки не приняла. 

Обескураженная Горошкина уже подходила к дому, когда её догнал старший сын Виноградовых Кирилл:

– Нынче утром, едва только уехал отец, явился ваш Павлин с тремя дружками и говорит: «Хозяйка приехала недовольная и с порога затребовала свой инструмент вернуть». Мама отдала, но сердилась очень, даже заплакала. А сейчас говорит: «Как так можно, если за полгода вперёд аренда уплачена?»

София Людвиговна удивлялась потом, как быстро она нашла 3-ю полицейскую часть и с какою решительностью вместе с приставом объехала половину города, разыскав сначала мать Павлинову, а потом и сестру его, а потом и сараи, «где только и можно укрыть большой инструмент». Павлин был арестован, протокол составлен, пианино (стараниями уже Родиона Петровича) водворено на место, то есть в гостиную Виноградовых. Но поздно вечером София Людвиговна вдруг отложила журнал и растолкала дремавшего мужа:

– А ведь Павлин не хотел продавать пианино! Он досадить нам хотел и сейчас чувствует себя несчастной жертвой и упивается нашей «жестокостью». Есть один только способ заставить его устыдиться – отозвать протокол!

На счёт «раз, два… пять» произошло превращение

Пристав 3-й части обиделся:

 – Я целый день потерял, гоняясь за вашим инструментом, а теперь выходит, что и без надобности? Вы уж как-нибудь определяйтесь сначала, чего хотите-то: наказывать бывшую прислугу за воровство или же прощать ей даже и фортепьяна! Протокол я отдам только по распоряжению полицмейстера, но когда он спросит моё мнение, не обессудьте – скажу всё, что думаю.

Василий Андреевич Бойчевский, исполняющий должность иркутского полицмейстера, оказался красавец мужчина, статный, осанистый и при этом галантный кавалер. Выслушав Софию Людвиговну, он первым делом поинтересовался:

– Вас кучер ждёт или подъехали на извозчике? Я это к тому, что сейчас пять часов, а в эту пору у нас рано темнеет.

– Муж заедет за мной в начале седьмого.

– Очень хорошо! К этому времени окончательно и решите, как вам с этим поваром поступить. А мы пока справочки наведём. Хотя, правду сказать, и на нашу картотеку полагаться не стоило бы: недавно вот господа с незапятнанной репутацией похитили рельсы с 5-й версты Забайкальской железной дороги.

– Но зачем?!

– Это вопрос второй, и обычно им задаются, когда дело уж сделано, то есть преступление совершено. Есть и ещё вопрос (он-то и должен встать прежде всего): а что было бы, если б обходчик вовремя не заметил пропажи?

Тут дверь приотворилась, и показалась чрезвычайно ухоженная голова господина лет сорока пяти, явно чем-то рассерженного и встревоженного. София Людвиговна понимающе отсела к окну и даже отвернулась, не желая смущать, но, кажется, вошедшему было не до неё:

– Это выходит из всяких границ! Ни в одном цивилизованном городе это было бы невозможно, я уверен!

– Присаживайтесь. И по порядку, пожалуйста.

– Я приехал нынче дневным поездом и поселился в «Гранд-Отеле». Полчаса назад вышел прогуляться по Большой и (в этом ведь нет никакого преступления) обратил внимание на молодую, элегантную, чрезвычайно красивую даму. Она у всех гуляющих в это время мужчин производила фурор. Однако заговорила лишь со мной. Разве ж я в этом виноват?

– Разумеется, нет, – кивнул Бойчевский, дотянулся до телефона, что-то тихо спросил и теперь уж начал слушать двоих одновременно.

– И вот, только мы стали беседовать, как появляется этот ужасный городовой, грубо берёт даму за руку и ведёт её в часть!

– Вас не приглашал?

– Даже и настаивал, но я не так прост и потому последовал прямо в полицейское управление.

– Испугались вы, пожалуй, напрасно, ну да ничего, мы сейчас всё расставим по местам. – И другим уже тоном в телефон: – Сейчас же ко мне, да пусть не переодевается! – И снова любезным голосом господину: – А вы кто будете?

Не успел пострадавший и наполовину обрисовать важность собственной персоны, как в дверь постучали и в сопровождении грузного постового появилась дама, на редкость эффект-ная. Чуть улыбнувшись заезжему господину, она присела, и София Людвиговна отметила невольно, что и поза у дамы красивая, и платье очень, очень элегантно. 

Между тем на лице полицмейстера появилось выражение скуки, и, выдержав паузу, он сказал очень просто:

– Всё, Селифонтьев. Раздевайся. 

Дама хихикнула, затем не по-женски раскатисто засмеялась и на счёт «раз, два… пять» обернулась мужчиной в полосатых подштанниках.

– Знакомьтесь, – Бойчевский повернулся к заезжему господину, – профессиональный вор Николай Селифонтьев. И когда бы не «этот ужасный городовой», плакала бы вся ваша наличность, милостивый государь. И это как минимум!

…Прощаясь с Бойчевским, София Людвиговна не удержалась:

– А я и не представляла, насколько увлекательна работа полицмейстера!

– Вы, сударыня, верно, шутить изволите, – грустно улыбнулся Бойчевский.

Рутина – мать порядка

На другое утро, вспомнив этот разговор, Бойчевский усмехнулся и принялся составлять очередное распоряжение: «Ввиду установившейся пониженной температуры предписываю приставам частей усилить ночные обходы на предмет предупреждения замерзания на улицах. Особое внимание должно быть обращено на места, прилегающие к винным лавкам, пивным и трактирам. Приказом от 16 сентября сего года приставам вменялось положить конец безобразиям, творящимся при продаже лошадей, и периодически продажа эта чинами полиции не допускалась. Ныне же вновь барышники и цыгане начали торговлю в неуказанных местах. В целях немедленного искоренения раз и навсегда предлагаю приставу 3-й части установить с сего числа два отдельных поста с 7 часов утра и до 5 часов вечера. Старшего же городового Савельева предупредить, что за вышесказанные беспорядки он будет смещён на низший оклад». 

Прежде чем рекомендовать Василия Андреевича к исполнению должности полицмейстера, губернатор Гран устроил ему экзамен. В сущности, очень простой, но для упорядоченного немецкого склада ума – возможно, поэтому и выдерживали его в Иркутске немногие. На Бойчевского и надежды, на первый взгляд, не было никакой: от природы чрезвычайно живой, лёгкий на подъём и всегда полный эмоций, он как бы и не подходил для управленческой, канцелярской работы. Но в должности пристава одной из полицейских частей проявил должную распорядительность – и Гран вызвал его на «беседу» и с ходу в лоб спросил, какого постановления Думы не хватает, чтобы в городе был порядок. 

– Порядок будет, если исполнять и половину того, что Думой принято за все годы.

– Какова же роль в этом полиции?

– Наиглавнейшая. Это если по закону, а на практике ни Дума, ни обыватели, ни сами полицейские этого признавать не хотят. Потому как одним обидно, другим накладно, а третьим – хлопотно.

– Хочу предложить вам похлопотать в должности полицмейстера. Со своей стороны обещаю всяческую поддержку.

Последняя фраза была отчасти дежурная, однако Бойчевский отнёсся к ней чрезвычайно серьёзно, и в хронике местной печати замелькало: «Господин полицмейстер вошёл к господину губернатору с докладом о необходимости упорядочения улиц Ремесленно-Слободского предместья и улучшения его освещения. Вопрос этот передан г-ном губернатором на обсуждение городской Думы. Господин полицмейстер также вошёл к господину губернатору с докладом о необходимости дополнения постановлений о нормировке отдыха пунктом, разрешающим булочным, кофейням и кондитерским производить торговлю более продолжительное время при обязательстве двойной смены служащих. Вопрос этот губернатором передан на заключение городской Думы». В какой-то момент губернатор почувствовал неловкость от простого накладывания резолюций и в одно из воскресений взял да и написал проект учреждения в Иркутске бюро купли-продажи и мены лошадей. Целью тут было прищемить конокрадов, поэтому каждая сделка должна была совершаться лишь при наличии права собственности на лошадь. Гласные городской Думы, изумлённые неожиданной ролью, в которой вдруг выступил начальник губернии, восприняли идею с бюро просто как баловство. И напрасно: в обещанный срок, а именно с 1 июля 1910 года, бюро действительно заработало.

Порядок поступления взяток жёстко регламентирован

Однажды губернатор в шутку спросил: «А как у нас с регламентацией поступления взяток?» – и получил немедленный ответ:

– Я как раз подготовил доклад «От-клонённые взятки и подношения». Суть в том, чтобы зачислять их в Приказ общественного призрения, опираясь на пункт 17 статьи 41 Устава Общественного призрения 1892 года издания. 

Газета «Сибирь» вызвалась вести хронику поступления взяток, и понеслось: «От помощника пристава 4-й полицейской части Зарубина – 49 рублей взятки при составлении протокола. От пристава 2-й части – 20 рублей за обеспечение порядка при венчании…»

А новый полицмейстер меж тем побуждал своих подчинённых исполнять не только постановления Думы, ею самою забытые, но и следовать требованиям Устава Общества покровительства животным, запрещающего накладывать груз, не соответствующий силам животного, а также и состоянию дороги. Не стало житья лавочникам, по старинке заворачивавшим продукты в старую, использованную и потому списанную бумагу. Торговцы попробовали договориться с квартальными и с помощниками приставов, но все они бегали с испуганными глазами и уже составляли «акты на уничтожение антисанитарной упаковки». А торговцам мороженым, никогда не отличавшимся особой опрятностью, вообще угрожали уголовной ответственностью – «в целях ограждения здоровья жителей города Иркутска». Однако ж и этим жителям вменялось в обязанность ежедневно и ещё до 8 утра очищать с тротуаров снег, чистить водосточные канавы напротив своих владений, заравнивать все ухабы и выбоины. Летом посыпать все подступы к дому песком, «отнюдь не допуская примеси щебня и мелкого стекла, портящего обувь». И за неполивку улицы в жаркое время (до 8 часов утра и между 14 и 15 часами) полицмейстер грозил применением 29 статьи Устава о наказаниях. Браконьеры, нищие, извозчики, ездящие без номеров и в неустановленной форме, перекупщики на базарах, пожарные, слишком громко борющиеся с огнём и тем нарушающие спокойствие горожан, – все стали объектами приказов и распоряжений полицмейстера Бойчевского. 

Как-то после очередного доклада губернатор спросил: 

– Ну как вам в атмосфере всеобщей нелюбви населения? Не хочется сбавить обороты?

– Не хочется. А население, оно разное. Да один и тот же человек разными сторонами поворачивается. То огорчает, а то и удивляет. Вот хотя бы и последняя сводка происшествий – прекрасно поднимает настроение. – И Василий Андреевич с улыбкой протянул губернатору свежеотпечатанный лист:

«Евдокия Михайловна Пирогова, проживающая в Рабочей слободе, на углу Кравцовской и Зиминской улиц, заявила полиции, что в ночь на 15 сентября трое неизвестных выдернули ставенный болт, вынули оконную переплётную раму и пытались проникнуть в квартиру. Услышав, что выламывают окно, Пирогова не растерялась, взяла железную палку, которой и нанесла удар по голове первому же громиле. Он упал, товарищи подхватили его и понесли». 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.