Родителям-рабочим в те военные и послевоенные годы некогда было заниматься воспитанием сына, этим занимался густо населённый двор рабочего посёлка. Сосед, инвалид войны, во дворе мастерил табуретки на продажу – ранение лишило его другого заработка. Толя крутился рядом: помогал, подносил, пробовал сам стругать, сколачивать. Молодому мужику было любопытно такое увлечение ребёнка, он позволил мальчику самостоятельно сделать табуретку. И вот Толя принёс родителям первую вещь,  сделанную своими руками. Отец даже не поверил, но сосед подтвердил и похвалил мальчугана: мол, на редкость сметливый, всё на лету схватывает! Табурет покрасили и по-ставили в комнату.

Начались занятия в школе. Больше всего Толе нравилось рисование. Он брал в руки мел и рисовал на классной доске портреты товарищей, учительницы. Получалось очень похоже. Кто-нибудь показывал ему, как надо писать картины маслом? Нет, конечно. Может быть, среди «разнокалиберных» обитателей черемховских бараков и были умельцы, рисующие на клеёнках оленей и красавиц, – такими клеёнками были заклеены все стены общежитий. Вот и школьник Толя захотел нарисовать так же. Нужны были краски – он стал делать их сам: использовал малярные белила, синьку – всё, что было под руками. Взял у матери старую клеёнку и открыл учебник по литературе. Там одна картинка ему очень нравилась – «Три богатыря». Трудился долго, старательно копировал шедевр мировой живописи. Получилось вроде бы неплохо. Тут как раз отец поехал на ближний храмцовский базарчик продавать валенки материнской работы да и прихватил «ковёр» из клеёнки. Каково же было его удивление, когда первый же покупатель сразу «запал» на картину. Отец сторговал «ковёр» за хорошую цену, купил сыну краски, кисти. Родители стали принимать заказы от соседей – талант сына давал неплохой доход.

– Учиться меня определили в иркутское профучилище для инвалидов – я должен был стать мастером по пошиву и ремонту обуви. В областном центре ходил по музеям, видел работы мастеров живописи, – рассказывает Анатолий.

И я поняла, что у них, классиков прошлых веков, и учился черемховский подросток, подолгу простаивая перед картинами. Живопись так и осталась его увлечением на всю жизнь. Он писал портрет любимой женщины, вечерний свет над сельской мазанкой или цветущий куст черёмухи… Лишь после выхода на пенсию по возрасту, отработав на дому сапожником, на заводах сварщиком, плотником и строителем, Анатолий Матвиенко вошёл в содружество черемховских художников, восстановил старые любительские работы на картоне, фанере, холсте, графические портреты и зарисовки, стал участником выставок. Его картины, лирические пейзажи и зарисовки выставлялись в иркутском Сибэкспоцентре на областном смотре творчества людей с ограниченными физическими возможностями.

Но высокооплачиваемая работа сварщиком не прошла даром для здоровья. Анатолий Филиппович стал терять зрение. Сегодня у него осталась одна отрада – взять в руки баян и вспоминать мелодии юности. Гармонь он взял в руки в том же дворе у одного из пришедших с фронта солдат. Ему было лет десять, когда слух о маленьком музыканте пролетел по посёлкам. И стали зазывать Толю на семейные торжества, свадьбы и юбилеи. Подрос – на танцплощадках просили поиграть.

Мне довелось познакомиться с Анатолием Матвиенко в пору его творческого подъёма, лет пятнадцать назад, когда он сдружился с черемховскими художниками-любителями и ездил с ними на пленэры. Позднее он вступил в городское общество слепых, аккомпанировал хору на баяне. С обществом инвалидов «Феникс» участвовал в праздниках, выступал на вы-ставках собственных работ. Впрочем, говорить-то он не мастер. «Пиросмани» послевоенных окраин мыслит образами, звуками, красками.  Верующий Анатолий считает: жизнь сложилась так, как Господу было угодно.