Обычно редакторам газет не было дела до внештатных авторов, с ними занимались заведующие и литературные сотрудники отделов, но тональность и атмосферу отношений задавали первые лица.  И «Восточке» на этот счёт повезло.

В конце августа 1962 года, после всех формальностей по зачислению в университет и увольнению из армии, мы с однокурсником Александром Зоновым, прослужившим затем до самой пенсии (и даже сверх того) на областном телевидении, отправились по направлению деканата историко-филологического факультета на уборку урожая в колхоз.  Точнее, это было отделение зерносовхоза «Иркутский» – село Боровое в Куйтунском районе. А вело нас большое желание поработать на свежем воздухе, познакомиться с жизнью глубинки, набраться впечатлений и, конечно же, писать и публиковаться. 

Вместе с Сашей мы подготовили – и «Восточка» напечатала – репортаж о третьекурсниках сельхозинститута, пять месяцев отработавших механизаторами на производственной практике в совхозе. Кроме того,  я написал зарисовку «Обожжённая солнцем» о буднях сельского библиотекаря и критическую заметку «88-я изба – сирота» (88-я изба была клубом села Боровое). Последним оказалось помещённое в подборке «Из редакционной почты «ВСП» небольшое сообщение под заголовком «Пожар предотвращён» – о том, как загорелся совхозный скотный двор и общими усилиями местных жителей, приехавших на уборку урожая рабочих из Братска и студентов-иркутян удалось предотвратить бедствие. И надо же такому случиться, что ровно через 40 лет – 15 мая 2002 года – мощный верховой лесной пожар буквально слизал село Боровое с лица земли: из 76 домов полностью сгорели 59. Никто на помощь не успел придти, потому что о трагедии, к счастью, без человеческих жертв, в райцентре и Иркутске узнали только спустя несколько часов. Потом, правда, сам министр Шойгу прилетал посмотреть на пожарище, и в результате людей переселили в другие населённые пункты.   

1960-е годы отмечены большими событиями в экономической и социальной жизни Иркутской области. На снимке: первый секретарь ЦК КПСС, председатель правительства СССР Никита Хрущёв на пуске первой
турбины в то время крупнейшей в мире Братской ГЭС

Было ещё одно обстоятельство, благодаря которому в «Восточке» сложилось благожелательное отношение к творческим  опытам студентов новорождённого отделения журналистики госуниверситета: большинство её сотрудников, за исключением трёх-четырёх человек,  не имели специального профессионального образования, а некоторые и вовсе не оканчивали вузов. Каждый приходивший в редакцию мог рассчитывать на то, что получит задание, а после того, как напишет что-нибудь вразумительное, его труд увидит свет. Не скрываю, я тоже заданиями пользовался. Но постепенно пришёл к простому выводу, что важно самому находить темы и в целом, как и в спорте, результат зависит от того, какую сам энергию, ловкость и, в конце концов, творческую изобретательность вложишь в него.  

Так, однажды под рубрикой «Это любопытно» в газете был опубликован мой репортаж «Кибернетический «профессор». Оказывается, группа сотрудников педагогического института во главе с Николаем Маловым изобрела контрольную машину для фронтального опроса  и оценки знаний студентов. Говоря по-современному,  это было запоминающее устройство, обеспечивающее обратную связь между обучающимися и преподавателями. Студенты получали программу с четырьмя вопросами,  на каждый из них давалось пять вариантов ответа – все правдоподобные, но только один точный. Вот такая кибернетика образца середины 20-го века…

В другой раз узнал о том, что житель Горного Алтая 65-летний Алексей Поликарпов решил повторить подвиг Юрия Гагарина и преодолеть 40 тысяч километров, но только земных, идя пешком вдоль железных дорог страны. Он взял старт из Омска в направлении на запад и на момент появления в Иркутске прошёл все союзные республики, более 2800 станций и 31 тысячи километров. Я встретил путешественника на границе города, он рассказал, что артериальное давление у него 115 на 70, что опекает его и даже обеспечивает обувью Министерство путей сообщения и на обратном пути с Дальнего Востока он вновь посетит Иркутск, где и закончится «полный земной виток»… 

Придя как-то в газетно-журнальное хранилище научной библиотеки университета, я поразился его богатству и попросил показать подшивки самых старых изданий. Мне принесли «Иркутские губернские ведомости» за 1857 год. Открыл фолиант и был удивлён: будто только пару лет назад отпечатали эти ведомости, так хорошо они сохранились. Необычен лишь формат – четверть полосы современной «Восточки». В первом номере первой иркутской газеты помещён циркуляр об её издании с ценою на год (52 номера) «шесть русских серебряников с пересылкою». Тут же тиснуты указ Правительствующего Сената о разделении Иркутского округа на три – Иркутский, Верхоленский и Балаганский, текст Высочайшего повеления о разрешении крепостным людям «увольняться за границу, но не иначе как по письменному согласию их помещиков», о дозволении часовым отходить от будок… 

Полистал подшивки, относящиеся к другим временам, и пришёл к определённому умозаключению, а с ним поделился с  читателями, что новости, сенсации («в хорошем смысле этого слова» – такая тогда требовалась оговорка) «всегда были необходимой основой газеты», что в хранилище «уснули тысячи новостей», что их «можно разбудить» и они «расскажут много интересного».

Когда уезжал на летние каникулы на Украину, то и там искал новостей, интересных для «Восточки», а когда возвращался в Иркутск поездом, то уже в Тайшете бежал к станционному газетному киоску, чтобы купить её свежие или, на худой конец, залежалые номера. И поэтому, находясь у близких родственников в Одессе, звонил в управление Черноморского морского пароходства, чтобы узнать, где в настоящее время плавают торговые суда с «сибирскими» именами. И как-то слышу в трубку обнадёживающее: «Пароход «Иркутск» зашёл в греческий порт Аспраспития и с грузом направится в Херсон». 

Студенты отделения журналистики Иркутского госуниверситета,
впоследствии сотрудники «Восточки» Владимир Ходий и Владимир Ивашковский. 1964 год

В Херсонском морском порту вместе с фотокорреспондентом местной газеты поднимаюсь по трапу, представляюсь вахтенному матросу, затем боцману. Знакомлюсь с устройством корабля, жизнью и бытом экипажа, любопытными историями, приключившимися в открытом море и на чужих берегах. Оказывается, пароход «Иркутск» водоизмещением 12 тысяч тонн был спущен на воду ещё в 1919 году и за свою долгую жизнь прошёл многие сотни тысяч миль. Его стальной корпус омывали, ласкали, швыряли волны трёх океанов и почти всех морей мира. В последнее же время корабль обслуживал коммерческую линию по доставке бокситов из Греции в СССР. «К сожалению, навигационная жизнь нашего сухогруза подходит к концу. Но на флоте существует добрая традиция – передавать имена отслуживших свой век судов новому поколению морских тружеников», – рассказал принявший меня в своей уютной и просторной каюте капитан Гавриил Леонтьевич Каймашников. Мы проговорили около двух часов, распив бутылочку настоящего, экзотического по тем временам, греческого коньяка. Но об этом, а также о том, что пароход был построен в Италии и к нам попал в качестве репараций, а проще говоря, трофея за победу во второй мировой войне, я, по понятным тогда причинам, в своём восточкинском репортаже «Черноморский тёзка Иркутска», конечно же, не упомянул.

В другой раз увлекло сообщение о том, что на Сиваше, заливе Азовского моря, отделяющем Крым от материка, установлен обелиск в честь воинов, павших в боях за освобождение полуострова в гражданскую и Великую Отечественную войны. А ведь известно, что на исходе 1920 года там против белой армии действовала срочно переброшенная из Иркутска 30-я  стрелковая дивизия 5-й армии. Я увидел те места, где красноармейцы-сибиряки без вспомогательных средств, утопая в ледяной воде, под постоянным обстрелом войск Врангеля наводили переправы через «Гнилое море», как называют Сиваш, а затем штурмом брали укрепления на противоположном берегу. Тот обелиск на материке установили местные жители. Поэтому в репортаже «Обелиск у Чонгара», к которому в редакции кто-то приставил рубрику «Страницы истории», мне пришла в голову мысль предложить на средства, со-бранные комсомольцами и молодёжью Иркутской области, установить другой обелиск – уже на территории Крымской области.  Представьте, пошли письма в газету в поддержку этой идеи. Однако реализации она не получила, и сейчас я думаю, что это правильно. Поскольку то была братоубийственная война и павшие были с обеих сторон.

Рассказывая о своём «доштатном» пребывании в здании на Карла Маркса, 13, не могу не отметить: мне было интересно и комфортно в редакции, комфортно во всех отношениях. Первым, кто со вниманием и интересом отнёсся к моим студенческим «нетленкам», был Лев Черепанов, в 1962 – 1964 годах заведующий отделом информации «Восточки». Он сам увлекался поиском необычных тем для газетных публикаций, и, кстати, именно он впоследствии, живя в Красноярске, открыл миру феномен семьи таёжных отшельников Лыковых, а уже потом о них писали другие, в том числе в «Комсомолке» Василий Песков.  

Лев Степанович вообще любил внештатников и однажды придумал для них статус «общественные информаторы». Но в редакции более продвинутые люди стали смущённо морщиться от такой подписи под фамилиями авторов,  и она, едва успев появиться, тут же исчезла. Храню изданную в те годы в Иркутске карманного формата книжку репортажей, очерков, зарисовок трёх востсибправдовцев – Валерия Ладейщикова, Бориса Новгородова и Льва Черепанова – «Говорит жизнь» с надписью рукой последнего: «Володе Ходию – человеку нашенскому, репортёру что надо, делающему удачный старт, от одного из разудалой, далеко не святой троицы». 

И так сложилось, что, наверное, как «человеку нашенскому», мне было предоставлено право без визы отделов  сдавать в машинописное бюро свои материалы. Поначалу этому, конечно, способствовала необходимость оперативно, исключительно  в номер ставить спортивные отчёты, но постепенно и остальное печаталось наравне со штатными сотрудниками. Более того, вошло в практику, что и это остальное шло напрямую в секретариат, минуя отделы… 

Или вот такой случай. В начале мая 1964 года в Иркутск для чтения глав поэмы «Братская ГЭС» приезжал Евгений Евтушенко, с которого тогда ещё не была снята опала в высших идеологических структурах страны после его нашумевшего заграничного турне по Западной Европе и публикации там «не совсем правильной» книги «Автобиография рано созревшего человека». Читал он свою поэму в Доме политпросвещения на Российской, 20, где, кстати, ровно через 30 лет – в июне 1994 года – собрал переполненный зал возвращавшийся из эмиграции в Россию Александр Солженицын. На то не менее ажиотажное выступление  Евтушенко публика допускалась исключительно по пригласительным билетам, но я без особых усилий получил в редакции даже не один, а два билета.  

Как-то до меня дошёл разговор, состоявшийся  на редакционной летучке. Один из сотрудников пожаловался на маленькие гонорары. Ответственный секретарь Михаил Давидсон  ответил репликой в том смысле, что писать надо больше и интереснее. И назвал моё имя. Дескать, вот студент, а печатается чаще, чем иные штатные работники. Михаил Израилевич – одна из ярких фигур «Восточки» того времени. Бывший боевой офицер, начальник штаба артиллерии армейского корпуса под Кёнигсбергом, он и в редакции выстроил чёткую систему подготовки и выпуска в свет газеты.  И убедить его что-либо поменять в ней было не так-то просто. Однажды наблюдал, как Славе Шугаеву, на тот момент заместителю ответственного секретаря, что-то не понравилось при макетировании полосы очередного номера, и он решительно направился в кабинет шефа со словами: «Пойду, накачу на него бочку», а вернулся, напевая слова из популярной тогда песни Александры Пахмутовой «Главное, ребята, сердцем не стареть». 

Правда, когда Андрея Григорьевича Ступко на посту редактора сменила Елена Ивановна Яковлева, ей что-то не понравилось в системе Давидсона и тот оставил редакцию.  Не имея научной степени, но благодаря тому, что двумя годами раньше, уже в приличном возрасте, Михаил Израилевич окончил заочно факультет журналистики Свердловского университета, он вскоре был утверждён заведующим кафедрой журналистики нашего университета. 

Сохранилось письмо от него,  датированное 20 августа 1965 года: «Ищу Вас по всему Советскому Союзу. Дело в том, что на Вас пришёл вызов из Московского университета. До первого сентября надо быть там на собеседовании. Посылаю направление. Все остальные документы уже там, в МГУ». Вот такая случилась тогда коллизия: кого-то, возможно даже самого Михаила Израилевича, осенила замечательная мысль – поощрить лучших студентов возможностью на последних курсах учиться в Московском университете. Ничего не могу сказать о других, но мне это не подходило. К тому времени я уже был женат. Жена училась курсом младше на отделении филологии нашего факультета. «Восточку» уже тогда считал своим вторым домом. И поэтому меня совершенно не прельщала перспектива ехать в столицу, там год или два привыкать, посещать лекции и семинары, сдавать зачёты и экзамены, писать дипломную работу, а затем снова возвращаться в Иркутск.

Коллизия разрешилась естественным образом. Наши с женой совместные каникулы по краешку Советского Союза от  Одессы, Очакова, Херсона до Риги, а затем Москвы и Подмосковья затянулись, и письмо Михаила Израилевича на-

стигло меня с опозданием.     Но была в том письме рукой Давидсона ещё и такая приписка: «Немедленно сообщите мне, как дела с заданием СИБИЗМИРа, как и когда перешлёте мне отчёт о практике – дневник, характеристику, вырезки из газет и пр. Желаю успеха».    

Надо сказать, что никакого задания Сибирского института земного магнетизма, ионосферы и распро-

странения радиоволн Академии наук у меня не было. Было приглашение и затем моя личная договорённость с  руководством института, что я в последние свои студенческие каникулы поработаю в составе горно-солнечной экспедиции вблизи села Монды на границе с Монголией, а затем подготовлю ряд публикаций об учёных для областных газет, а с кафедрой – что мне зачтут эту командировку как преддипломную практику. «Только, ради бога, не пишите, как другие журналисты, что у нас всего 17 несолнечных дней в году» – такими словами встретил меня  начальник экспедиции Ирек Максютов. В Мондах я пробыл неделю, формально числясь строителем, а фактически занимался тем, что наблюдал за повседневной жизнью экспедиции, беседовал с сотрудниками, записывал их рассказы. Уже в начале августа в «Восточно-Сибирской правде» был опубликован репортаж «Прощай, Наран» – о том, как начинались наблюдения за Солнцем на сопке Наран высотой 1860 метров над уровнем моря, а потом шла передислокация на сопки высотой 2006 метров. Потому что на новом месте астроклимат, то есть совокупность условий для наблюдений, оказался лучше, и именно здесь, на Часовых сопках, впоследствии удалось развернуть крупнейшую на востоке России Саянскую горно-солнечную обсерваторию.

А ещё раньше я рассказал читателям о случившемся на границе с Монголией крупном лесном пожаре. Огонь перебросился от соседей, он шёл по ветру и угрожал базе и теле-скопу – надежде и смыслу всей экспедиции. Своих сил не хватало, и пришлось воспользоваться помощью монгольских пограничников. Они без согласования с нашей погранзаставой вступили на советскую территорию и показали высший класс борьбы с пожарами – сняли с себя телогрейки, намочили их в воде и давай гасить пламя! 

Позднее в «Советскую молодёжь» я отдал материал о забавной истории, случившейся в экспедиции. У него был заголовок «АЦУ-6 украли» (АЦУ – это астрономическая целостатная установка, или телескоп), а в редакции к нему добавили рубрику «Шутки нашего поколения». Кроме того, как добирался от посёлка Култук до Монд, написал в путевом репортаже «Тункинский тракт – дорога не простая», и он тоже увидел свет.

Так что за преддипломную практику, благодаря настойчивости Михаила Израилевича, я отчитался. Сам же он после того, как  поработал заведующим кафедрой университета, вернулся в «Восточку» и ряд лет возглавлял в ней важный участок – общественную приёмную.