Публика, раскупившая все места в зале заседаний Иркутского окружного суда, разделилась на два враждующих лагеря. И когда объявлено было: «Госпоже Моисеевой в иске отказать, признав завещание её мужа действительным», сторонники покинули место схватки с чувством личного оскорбления. 

Зрители семейных «спектаклей», вольно или невольно, примеряли каждую ситуацию на себя, однако опытные судейские замечали, что чужое несчастье никого и ничему не учит. В сущности, из года в год повторяются одни и те же сюжеты, меняются разве что имена героев да «декорации». Взять, к примеру, недавний случай с подделкой документов о почётном гражданстве. Преступление это не задумывалось, не вынашивалось, а как бы выскочило из рядовой житейской ситуации, когда молодой человек из мещанского сословия предложил возлюбленной отправиться с ним под венец – и натолкнулся на неожиданное препятствие. 

А дело в том, что будущий тесть незадолго до того добился заветной цели – почётного гражданства. И на радостях заявил, что теперь не потерпит уж «зятя из простых». Влюблённый с горя уехал во Владивосток к приятелю. А тот вместо сочувствия предложил ему заказать «у специалистов» подложный аттестат о почётном гражданстве. Он вполне устроил новых родственников, но радость оказалась недолгой: супруга увлеклась другим и сошлась с ним. А чтобы обеспечить развод, заявила на мужа в полицию, и 15 октября 1909 года Иркутский окружной суд приговорил «мещанина во дворян-стве» к лишению прав и 8-месячному тюремному заключению. 

Постановление выносилось заочно (главный герой в отчаянии пустился в бега), и в зале почти не было публики. Но обвинение и защита всё-таки обсудили ситуацию в частном порядке после судебного заседания:

– В сущности, этот молодой человек – просто жертва собственной наивности, а вот супруга его не заслуживает ни малейшей симпатии!

– Ну, не скажите, не скажите! Её дурным поступкам есть безусловное объяснение. В сущности, у дамы просто не было иного выхода: наше бракоразводное законодательство не оставляет шансов расстаться благопристойно. 

Срок давности на прелюбодеяния

С начала XX века Синод вынужденно при-спосабливал к изменившейся жизни вековые устои священных брачных уз. Особые совещания вырабатывали законопроекты, но в печать проникали только общие сведения, говорившие о пока ещё робких попытках подправить канонические представления. Каждый из узакониваемых поводов для развода обставлялся всевозможными оговорками; скажем, брак не признавался «попранным и порванным», если многочисленные прелюбодеяния совершались… с целью добиться развода. И даже бег-ство одного из супругов трактовалось как норма просто потому, что оно не фигурировало в церковном законодательстве. Но всего более корреспондентов возмутил предлагаемый срок давности (пять лет) на обоюдное прелюбодеяние. «Брачная жизнь настолько интимна, что введение тут срока давности неприемлемо. Он может определяться лишь обоюдным согласием или же несогласием супругов», – возмущалась «Восточная заря». 

Предполагавшееся реформирование совершенно не касалось запутанного вопроса с крещением детей от смешанных браков. А между тем в епархиях то и дело возникали недоразумения, и священнослужители то и дело обращались к высшей церковной власти за разъяснениями. После долгих дискуссий Синод представил наконец своё толкование: «Лицам различных христианских вероисповеданий, вступающим в брак с лицами православными, должно давать подписку, что рождённые в сём браке дети окрещены и воспитаны будут в правилах православного исповедания». Впрочем, отступление от правил угрожало лишь денежной пеней и временным удалением от должности. 

Но самым большим подарком стало сентябрьское 1909 года разрешение Министерства внутренних дел на выдачу замужним женщинам мещанского сословия отдельных видов на жительство.

– Даже если мужья против этого! – не уставал повторять известный в Иркутске ходатай по бракоразводным делам Пехович. – Конечно, и при таком раскладе потребуется согласие губернатора, но уж это задача из простых.

Женщину подменили!

Пехович всегда держался со спокойной уверенностью, хотя его пребывание в городе сопровождалось серией скандалов, выливавшихся и на страницы газет. То перепуганная барышня прибегала в редакцию жаловаться на ухаживания поверенного, далеко выходящие за рамки приличий; то нанятая им прислуга кончала жизнь самоубийством… Но в каждом случае юрист-авантюрист ловко уворачивался от наказания, так что все клиенты наконец совершенно уверились в успехе его «предприятий». А зря: 4 сентября 1910 года «Восточная заря» сообщила, что Пеховича арестовали за… подмену женщины в одном бракоразводном процессе. Оказывается, ведя дело N, он представил суду якобы супругу его, а на самом деле постороннюю женщину, согласившуюся обеспечить нужные показания. Но по стечению обстоятельств настоящая жена вовремя узнала об этом и заявила о подлоге. 

Много шума наделали и публикации о готовящихся изменениях в наследственном праве: действующее законодательство гарантировало каждому из супругов получение только части нажитого вместе, даже если других претендентов не было. Впрочем, как же без претендентов, особенно если после умершего оставался солидный капитал! В начале 1910 года в газетах прошло сообщение о смерти на юге Франции иркутской купчихи – миллионерши Кряжевой, и городскую управу немедленно засыпали письмами о якобы кровном родстве с покойной. Чужие миллионы напустили такого тумана, что молва превратила купчиху даже и не в купца, а в… запасного, попавшего в китайскую мобилизацию 1900 года и не вернувшегося домой. А уж у этого-то запасного оказалась очень большая родня.

Оскару – Оскарово!

Рассуждения о «дедушкиных» деньгах так занимали воображение обывателей, что перебить их могли только новости о «вновь открывшихся двоеженцах». Они, кстати, поступали с отменною регулярностью, и, что самое интересное, многие истории закручивались прямо на глазах. Вот, к примеру, недавно совсем поселились в Знаменском предместье у родственников супруги Пылёвы, Иван да Марфа. «И всё у них было вроде бы хорошо, – рассказывали соседи. – Ивану в первый же месяц вышло место в колбасном заведении в центре города. Правда, за Ушаковку оттуда каждый день не набегаешься – вот хозяин и предложил ему угол. Марфе там показалось тесно, и она осталась у родственников. Ну, осталась да осталась, кто бы мог подумать-то, что Иван в один месяц сойдётся с какой-то девушкой да и обвенчается по подложному паспорту, да и выедет без промедления за Байкал!»

– Дело, в сущности, очень простое, а значит, и малолюбопытное – не возьмусь, – заявил присяжный поверенный Патушинский. Он не отошёл ещё от интереснейшего процесса, потребовавшего немалых усилий, но зато и окончившегося совершенным триумфом. А началось всё с того, что крестьянка Екатерина Айма, жившая неподалёку от Риги, потребовала уголовного преследования мужа, «оставившего безо всяких средств ради второй женитьбы». Выставляя сумму иска, пострадавшая указала ровным счётом стоимость парикмахерской в Бодайбо, которую открыл её «бывший». Интуиция тотчас же подсказала Патушинскому, что с бедной крестьяночкой всё не так просто – и затеял обширную переписку с Ригой. И восстановил-таки жизнь супругов Айма за последние двадцать лет. Оказалось, что обвиняемый Оскар за один незначительный проступок осуждён был рижским судом к отдаче на один год в арестантское отделение. А когда вернулся, сельское общество отказалось его принять на прежних основаниях, и крестьянин решился уехать в Сибирь. Супруга отказалась за ним последовать, мало того, в надежде на второе замужество выхлопотала им обоим «холостые свидетельства». Тем бы брак их и кончился, но в 1909 году общие знакомые сообщили, что Оскар не только счастлив в браке, но и открыл недавно свою парикмахерскую. 

Сторона обвинения сразу же заявила Патушинскому, что у истицы много шансов выиграть это дело – по формальному признаку. Но это лишь раззадорило адвоката, и Григорий Борисович выстроил такие баррикады и на вершине их так красиво водрузил знамя попранной справедливости, что бойкая селяночка растерялась и даже отказалась от апелляции.

– Да, и в стенах нашего окружного суда, случается, восстанавливают справедливость, – беззлобно пошутил один из газетных хроникёров. 

– Однако с двоемужницей Прокопьевой-Кузнецовой они всё-таки промахнулись – не учли смягчающие обстоятельства, – серьёзно отозвался другой, не пропускавший ни одного интересного дела. – А вы разве не слышали? Там обвиняемая, не достигнув семнадцати лет, дважды сходила под венец. Но суд не учёл, что она действовала по принуждению отчима.

– И что же в итоге?

– Три года тюрьмы и полное поражение в правах. Впрочем, судебная палата подкорректировала, сократив до полутора лет и простого церковного покаяния. 

– А вот раввинская комиссия при Министерстве внутренних дел, дабы не доводить брачные конфликты до суда, предусмотрела целую систему превентивных мер. Так, запись о браке должно было вносить не только в метрическую книгу, но и в паспорта. А при смене их непременно переносить в новые документы. 

Иск за невыведенных цыплят

Хранителями семейных очагов представляли себя и гастролировавшие в Иркутске хироманты и астрологи, обещавшие за определённую сумму «силой белой магии заставить разошедшихся супругов сойтись вновь». На случай неудачи у них всегда была наготове отговорка: «Что поделаешь, коли ваши планеты не сошлись…»

Но большинство иркутских семей оставались крепкими. Правда, изначально пылкие отношения переплавлялись в спокойные родственно-бытовые, но иные парочки и в обыденном умели разглядеть интересный сюжет. Скажем, супруги Кустинские в июле 1910 года предъявили иск за невыведенных цыплят своему соседу Ищенко. 

– Как-то вечером моя вторая половина обнаружила пропажу цесарки, а надобно вам сказать, что цесарка эта уже две недели сидела на 22 яйцах, – показал в суде господин Кустинский. – Так вот, вечером того же дня у дома Ищенко обнаружилась наша задранная цесарка, и кума Марья видела, как ихняя собака набрасывалась на неё. Что даёт нам право выставить иск: 3 рубля за цесарку и ещё по рублю за каждого невыведенного цыплёнка.

– Имеете что-нибудь возразить? – обратился судья к молчаливому и, казалось, ко всему равнодушному Ищенко.

– Возражу, коли надобно, – ответчик выложил из сумки вещественное доказательство, – у меня под забором задрали вот этого самца, а он на яйцах сидеть не мог.

Дело об откушенном носе

Мировой судья с трудом удержался от смеха, а вечером занёс этот случай в особую тетрадку с пометкой «Курьёзы». Там собралась уже целая коллекция, и главное место в ней занимала история об откушенном носе. 

Обвиняемый, ссыльнопоселенец Калинский, чистосердечно признался, что обижал бывшую супругу: 

– Оттого и ушла она от меня, и сошлась с другим, и жила с ним в согласии. Всё по справедливости, только что-то стало мне очень больно и стал я караулить её и требовать, чтоб вернулась. А она – ни в какую! Так что я и вовсе уж потерял всяческое терпение, догнал её, откусил кончик носа и проглотил…

Калинскому грозили полтора года арестантских рот, но судья смягчился: 

– Наказание будете отбывать, только если бывшая жена не простит вас. – Он оглядел пустующий зал и даже коридор за открытою дверью. Но пострадавшая так и не пришла. 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского