Ни бульвара Гагарина, ни самой набережной Ангары в теперешнем её виде, ни реставрированного памятника императору Александру III, ни мощёной площади вокруг него – ничего этого, разумеется, не было. А было вот что. Ангара время от времени в силу своих особенностей выходила из русла, и тогда случались серьёзные наводнения. Вода нередко заливала городскую землю вплоть до современной улицы 5-й Армии.  

Но на открытках XIX века видимая часть набережной Ангары выглядит вполне ухоженной. Вероятно, это благоустройство, перешедшее и в последующий ХХ век, было не только у резиденции генерал-губернатора (Белый дом), но и у здания его канцелярии. 

А то, что это место Иркутска являлось одним из самых любимых у иркутян, сомневаться не приходится: Ангара и первозданные лесные уголки были местом отдыха и устройства различных общественных мероприятий. 

Мы можем достаточно точно утверждать, что день у Левитанского начинался, как у человека в погонах, очень рано и вряд ли завершался по обычному расписанию, как у обычного служащего. И если это, к примеру, ранняя весна, то, вполне возможно, его поход на работу в итоге навеял ему эти строки:

Весна наступает…
В соседнем лесочке
наметились первые точки травы,
и так подозрительны клейкие почки
на фоне сплошной синевы…
И солнце встаёт
с заводским гудком,
и солнечный свет зажёг в цехе
над винторезным станком
красный майский флажок…

Конечно, думать о том, что журналисты окружной газеты в повседневной жизни специально задумывались об историчности ландшафта, в котором они обитают, было бы по крайней мере странным. На то она и повседневность, что каким-то удивительным образом стирает грань между великим и обыденным. Но с другой стороны, учитывая уровень иркутской публики, близость историко-архитектурных жемчужин (краеведческий музей, здания ВСОРГО, Иркутского госуниверситета и историческая застройка прилегающих улиц), активное изучение истории декабристов, трудно поверить, что ему не были известны факты из истории собственного дома. И потом, поэтическое творчество даже в ракурсе биографического описания не поддаётся линейному анализу и простой причинно-следственной связи. Что в каждый конкретный момент «навеяло» создание того или иного произведения, вопрос в меру решаемый, только если об этом рассказывает сам творец. Во всех остальных случаях это гадание на кофейной гуще.

До революции современный бульвар Гагарина называли набережной Ангары. Их в Иркутске было несколько – верхняя и нижняя. Возможно, потому, что уже в советские времена это место активно заселяли студенты госуниверситета (в 1940-х его всё ещё любовно называли Иргосун), медицинского института, набережную переименовали в Вузовскую, после обустройства и реконструкции – в Студенческий бульвар и, наконец, в бульвар Гагарина. 

Каждый город имеет места общественного присутствия, исторической памяти, информационного обмена. Набережная Ангары была одним из главных таких мест в Иркутске. Так что среда, в которой проходила повседневная жизнь Левитанского, не могла не влиять на скрытую часть его творческой жизни. Мы точно знаем, что ряд стихотворений поэта связан с городом, его природой. К примеру, он написал несколько песен, посвящённых студентам, Иркутску. 

Что писал о себе Левитанский, можно узнать из анкетно-биографических данных. В Иркутском государ-ственном архиве новой и новейшей истории сохранилось личное дело кандидата в члены Союза писателей Ю.Д. Левитанского. Анкеты и прочие документы заполнялись им собственноручно. Они малоизвестны, дело практически не изучалось историками и литературоведами. И хотя эта биографическая информация общеизвестна, очень интересны нюансы ответов.  

«Литературный жанр – поэтический.  

Начало литературной работы – 1943 г.». Таким образом, сам Левитанский определил начальную точку отсчёта в поэтическом творчестве. И это не первые годы учёбы в ИФЛИ, а именно фронтовое время.

«Время вступления в Союз советских писателей – февраль 1949». Получается, что кандидатом в Союз писателей он стал спустя четыре года после приезда в Иркутск. 

«Партийность – беспартийный.

Знание иностранных языков и языков народов СССР – французский слабо. Украинский – хорошо.

Служил ли в амии во время Отечественной войны – С 1941 по 1947 г. – боец, ком. отделения. Литсотрудник дивизионной и армейской газет». Этот последний пункт вроде бы тоже не требует каких-то дополнительных комментариев. Можно разве что расширить анкетную скоропись. Боевое крещение Левитанского случилось на Калининском фронте. В конце 1942 года он становится литсотрудником дивизионной, а затем армейской газеты. Газета обслуживала Северо-Западный Степной, 2-й Украинский фронты. Следовательно, спецкор Левитанский прошёл Румынию, Венгрию, Чехословакию, Германию, Польшу,  затем оказался в Монголии и Манчьжурии. 

Из автобиографического листка следовало, что два года (1945–1947) он спецкор военной газеты Восточно-Сибирского военного округа. В 1947-м демобилизовался и осел в Иркутске. Если быть точным, то литработником он служил с июля 1942 по январь 1946 года. С февраля 1946-го по июнь 1947-го – специальный корреспондент Восточно-Сибирского военного округа. И с августа 1947 года на гражданской службе. 

Далее в трудовом списке значится должность заведующего литературной частью Иркутского музыкального театра (с августа 1947-го по январь 1948-го). Совсем немного. Отчего эта работа была так скоротечна, сказать сложно. 

И наконец, официальная запись в трудовой: работа в Иркутском отделении Союза писателей СССР. Действительно, Левитанский стал литконсультантом по работе с молодёжью. Эта ставка существовала вплоть до развала СССР, и Сергей Иоффе вспоминал об одном таком мероприятии, которое организовал литконсультант Левитанский:

«Мне вспоминаются шумные «литературные понедельники» при редакции «Советской молодёжи», куда я, робкий девятиклассник, приходил вместе со своими товарищами. Редакция помещалась в ту пору чуть ли не в двух комнатках на тесном третьем этаже над «Восточно-Сибирской правдой». Мы забивались куда-нибудь в угол и, затаив дыхание, слушали стихи, вникали в жаркие споры, пытались осмыслить лекции по теории стихосложения, с которыми чаще других выступал тогда ещё юный аспирант (потом кандидат филологических наук) Ростислав Смирнов. Нам нравились задушевные строки Елены Жилкиной, меткие, неизменно вызывающие смех каламбуры Марка Сергеева – совсем молодого в то время поэта, мы с удовольствием слушали детские стихи только что появившегося в Иркутске Петра Реутского… 

Но те «понедельники», когда заседаниями литературного объединения руководил Юрий Левитанский, были для нас (да, кажется, и для всех) особенными. Словно бы отступало куда-то всё мелкое, ненастоящее, суетное, и сама Поэзия владела нами в эти часы… 

Шли годы, робкие школьники превращались в довольно бойких студентов, новые – совсем уже взрослые – интересы безраздельно владели нами… Но удивительное дело! – мы по-прежнему благоговели перед стихами Юрия Левитанского, он был нам всё так же интересен и близок. Можно было подумать, что поэт пристально наблюдает за нами, чутко улавливает все наши душевные бури, точно угадывает зарождающиеся в наших умах недоумённые вопросы».

(Продолжение следует)