Дом Шубина на улице Лапина, 23, теперь можно узнать разве что по мраморной именной табличке. В остальном – обычная горевшая «деревяшка», каких в Иркутске множество.  Двор дома – совершенная свалка. Ощущение, будто мусор прохожие закидывают сюда регулярно. На наших глазах в ворота протиснулся парень с явным намерением справить там малую нужду. Мы покосились на него, но никто ничего не сказал. 

– У  нас хозяева соседней усадьбы незаконно заняли часть дворовой территории, перенеся забор на несколько метров, – поприветствовав нас, сказал совладелец дома Шубина Александр Рекославский и  махнул рукой в сторону соседнего участка. – Я даже не знаю, кто это сделал. Когда попытался узнать, мне ответили, мол, земля у вас не приватизирована, государственная, значит. А они сколько хотят, столько и забирают. 

Тому, что государство что-то забирает, Рекославский уже как будто не удивляется, но привыкать отказывается. Его половина дома – первый надземный этаж – тоже может быть изъята региональными властями. Соответ-ствующий иск летом прошлого года подала Служба по охране объектов культурного наследия Иркутской области, заявляя о намерении восстановить дом, раз это не могут сделать сами хозяева. Рекославский, впрочем, с собственностью расставаться не собирается, тем более что с домом Шубина его многое связывает. 

Помещение досталось семье Реко-славского в 1948 году – тогда его бабушка выкупила долю в доме. В 1961-м дом получил статус памятника федерального значения, но это практически ничего для владельцев не изменило. Доля Рекославской передавалась по наследству. Александр Рекославский в доме Шубина родился и вырос. Жил там до 1994 года. Потом, по его словам, собственность перешла к отцу, а сам он уехал, но остался прописанным. Когда в 2003 году владение перешло к нему, он сделал в доме ремонт – поставил железные решётки и дверь – и даже прожил там некоторое время с женой. Затем бесплатно пускал квартиросъёмщиков – русских беженцев с Казахстана. До 2009 года дом был в нормальном состоянии, уверяет совладелец. Однако из-за того, что остальные части дома оставались подолгу заброшенными, вскоре он едва ли не развалился.   

В отличие от Рекославских, их соседи постоянно сменялись. Полуподвальный этаж с 1940 года принадлежал Александру Черных (вообще-то в наследство он получил весь дом, но  из-за  высокого налога на здание, считавшееся роскошью (целых 100 квадратов!), Черных оставил себе только подвальный этаж, а остальные два продал). Впрочем, не нуждаясь даже в этой жилплощади, Черных сдавал в аренду за 100 рублей в год свой полуподвал тем же Рекославским. Так что жильцы не сразу  заметили, что хозяин дома куда-то исчез.

– Мы думали, помер, поскольку у него был страшный туберкулёз – все лёгкие в дырах. Как выяснилось, он уехал в Усть-Илимск, скрываясь от приятеля, с которым что-то не поделил. В лесу, несмотря на болезнь, организовал едва ли не ферму по разведению собак, которыми и питался. Всё это время его этаж был жилым, содержался в порядке, – говорит Рекославский, ссылаясь на рассказы родителей. 

Однако к 1987 году хозяин полуподвала Шубина вернулся и сразу заявил о продаже своей доли. Выгнал квартирантов и сел у дома на скамейку – ждать покупателей. Но, по словам Рекославского, загнул настолько заоблачную цену, что люди, как только её слышали, сразу уходили.  Сделка так и не состоялась, и Черных снова уехал в Усть-Илимск, предварительно заперев свой этаж и не велев его открывать. Больше соседи его не видели. Меж тем его часть здания приходила в запустение. Рекославский вспоминает, что, когда сам получил в наследство долю в доме Шубина, полуподвал был уже заброшен и будто даже копатели в поисках старины нашли там убитую женщину. Её, как оказалось, убили жильцы с соседнего двора. В общем, карма у дома Шубина к тому времени была изрядно подпорчена. 

«Получается, я вроде как человек без прошлого. Теперь должен от дома отказаться», – говорит Рекославский

Проблемы с нижним этажом на этом не закончились. Позже новые жильцы разобрали там печь, чем едва не разрушили здание: печи стояли одна на другой, удерживая свой вес. Рекославскому пришлось тоже свою печь разобрать, чтобы пол не провалился. Сейчас полуподвального этажа почти не видно:  он практически ушёл под землю, поскольку из-за сильных дождей, подмывавших стены, сгнил венец.  Да и дорогу отсыпали всё выше и выше. В итоге дом просел примерно на полтора метра. Верхний этаж выглядит не лучше. Крыша сгорела, лестница вот-вот обвалится. Собственники этой части дома тоже сменялись и не особо следили за состоянием своего жилья. 

– Я помню бабушку Анну Михайловну, за которой ухаживала одна семья. Им соседка отписала  свою долю. Когда те состарились и уехали  в пансионат, появилась нынешняя собственница Елена Черных, – говорит Рекославский.

Над нынешним состоянием дома «поработали» и пожары. За три последних года дом горел трижды. 

– Дом был облит бензином и подожжён. Это было намеренно. Да вы взгляните! – Рекославский указывает на толстенные брёвна, опалённые снаружи. – Но поскольку напротив пожарное управление, его быстро потушили. Потом здание горело изнутри. И последний поджог был явно специально – горела крыша. Не могу никого конкретно винить, но наверняка это было сделано в чьих-то интересах.

Подозрительные пожары начались, по наблюдению Рекославского, как только домом заинтересовался некто Денис, представитель тогдашних владельцев полуподвального этажа. 

– Он предложил выкупить и восстановить дом. Когда я его попросил филантропа из себя не корчить, он признался, что на самом деле заинтересован в пяти сотках земли под домом. Сначала я ему отказал. И тут, как нарочно, поджог. Однако покупатель быстро понял, что даже если на месте памятника будут одни угли, всё равно он останется в моей собственности. В итоге мы примерно сошлись в цене – 3,5–4 млн. рублей за мою долю. На условие соседки сверху Денис тоже вроде бы согласился: ей нужна была квартира в Ново-Ленино. Однако переговоры ничем не закончились: Денис уехал в Москву получить «добро» на сделку. Так и пропал, – вспоминает совладелец. 

ОстаточнаЯ стоимость дома – 200 тыс. рублей

От всех этих перипетий дом сильно пострадал. Его балансовая стоимость, по данным Рекославского,  сейчас составляет всего около 200 тыс. рублей. 

Оппонируя Службе по охране объектов культурного наследия, совладелец дома говорит, что не раз обращался за помощью в восстановлении дома к государству. Однако содействовать в реставрации дома отказывались и Росохранкультура, и приёмная Путина.   

– Судя по их ответу, мы – владельцы памятников – являемся людьми второго сорта и никакие конституционные права и международные конвенции, подписанные Россией, на нас не распространяются, в том числе в отношении охраны прав частной собственности. Есть только одни обязанности, но помощи от государства нам не положено, – уверен совладелец. – Везде нам объясняли: мол, понимаем, что содержать тяжело, но в стране вообще сложная ситуация, денег нет. Плюс говорили, будто никакой особой ценности у дома нет, кроме того, что он является самым старым деревянным домом Иркутска. Дом, заверяли в Росохранкультуре, не имеет важных архитектурных решений и не обладает архитектурной или исторической ценностью, а его главное отличие в том, что он сделан из брёвен несколько большего диаметра, нежели остальные здания. Такие аргументы властей слушал сначала мой дед, а потом и я.  В содержании дома государство помогло лишь однажды: в начале 1990-х годов горела крыша, и её восстановить помогли. Странно, что сейчас направление одно – отобрать.  

– А у вас какие планы были на этот дом? – спрашиваю. 

– Получить квартиру, например, по программе переселения из ветхого и аварийного жилья. Но этого не случилось. Думал, может, его хотя бы в 130-й квартал перенесут или в «Тальцы». Директор музея, кстати, предлагал такой вариант. Тоже, говорит, жалко смотреть на дом, – говорит Рекославский. – Как вариант власти могли бы помочь восстановить дом или выкупить его по рыночной цене за квадрат. У меня, как и у других собственников, денег на его восстановление нет, – отвечает Рекославский. 

Судебное разбирательство, к которому привели эти события,  дом Шубина,  выдержавший  два больших иркутских пожара, рискует уже  не пережить. Процесс тянется  с июля 2011 года. Рассмотрение дела затормозилось из-за смерти собственника полуподвального этажа. А его наследники ещё не вступили в права. Как скоро всё разрешится, неизвестно, поэтому Рекославский допускает, что суд не сможет рассмотреть дело по существу в ближайшее время. Следующее заседание назначено на 20 апреля, но официальные возражения на требования службы, по словам Рекославского, собственники дома пока не подготовили всё по той же причине – очередная смена наследников полуподвала. 

Во время разговора на доме Шубина, кроме мраморной таблички, замечаем лист А4 с цитатой классика: «Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности».

– Кто вам Пушкина на дом приклеил? 

– Понятия не имею, – отвечает Рекославский, недовольно поглядывая на листок, но даже не пытаясь его сорвать. Он и сам во многом солидарен с классиком. На просьбу показать старые фотографии дома Шубина он отвечает, что все снимки пропали после смерти отца.

– Получается, я вроде как человек без прошлого. Теперь  должен от дома отказаться. А если это отнимут, то вообще ничего не останется. Одни воспоминания, – с сожалением говорит Рекославский. 

– А помните, как мраморная табличка на доме появилась?

– Конечно, – оживляется совладелец. –  В 70-х годах к нам пришла 

худенькая девочка, с собой приволокла эту табличку. Как она её дотащила, непонятно. Оказалось, студентка. Ей дали в ВООПиКе задание отнести к дому Шубина. Так мы с дедом эту табличку и прикручивали. Намучились.