Главные вопросы и проблемы решались в течение всей зимы десятками, а может быть, и сотнями разнона-правленных структур и ведомств в рабочем порядке в двух-, трёх- и много-сторонних встречах, в телефонных переговорах, в электронной и бумажной переписке. Анализ и работа над ошибками прошлого пожароопасного периода, разработка новых планов предупреждения и тушения пожаров, их сложное согласование между разнородными структурами, де-юре между собой никак не связанными, финансовое решение проблем материального, технического обеспечения предстоящих работ – всё это к открытию совещания должно остаться позади. 

Такие совещания давным-давно все привыкли называть «большими». Кроме исполнительных и представительных властей разного уровня, кроме работников лесного хозяйства, ответственных за пожарную безопасность лесов, в них принимают участие представители лесного и других видов бизнеса, надзорных органов, МЧС, полиции, прокуратуры, многих иных структур, имеющих хотя бы самое малое отношение к ожидаемым лесным пожарам. 

Накануне полного схода снежного покрова занятые люди собираются уже не для дискуссий, не для генерации и обсуждения новых идей. Спорить поздно. Наши соседи Улан-Удэ, Чита и Красноярск уже полыхают. «Красный петух» хорошо прочистил горло на сибирских просторах. Вот-вот, лишь солнышко чуть-чуть подсушит прошлогоднюю траву, кукарекнет он и в нашей области. Теперь люди, способные повлиять на развитие пожарной ситуации, собрались лишь для того, чтобы констатировать имеющиеся факты и уточнить выводы. Если говорить образно – чтобы «присесть на дорожку» и вспомнить: «Билеты… деньги… паспорта… Зубную щётку приготовил, а положить забыл. Но чемодан перепаковывать поздно, придётся новую купить на месте». 

Опираясь на собственный тезис, что главная проблема лесных пожаров в нашей области «не в том, как они тушатся, а в том, как поджигаются», первый зампред регионального правительства Владимир Пашков обратил внимание «всех арендаторов и всех муниципалов» на то, что основная задача профилактики заключается ещё и в разработке механизма по «недопущению» населения в леса. Эта проблема «к сожалению, на сегодняшний день не решена». Его вторым сожалением стал вывод о том, что прошлогодние лесные пожары в Нижнеудинском, Тайшетском и Чунском районах были допущены «исключительно по причине не очень высокой организации противопожарных работ в военных лесничествах». 

Третье сожаление Владимир Пашков высказал в адрес арендаторов приангарских лесов. Их на территории нашей области… 1880! Поведение в лесу и отношение арендаторов к лесу очень разное, несравнимое. Далеко не все сочли важным своё участие в работе большого областного противопожарного совещания. Но это ещё не трагедия. Это, может быть, только тревожный знак, едва появившийся росток нехорошей тенденции, малозаметный индикатор отношения лесозаготовительных структур к главному природному ресурсу нашего региона. По итогам прошлых лет напрашивается вывод, что не все заготовители древесины, зарабатывающие себе прибыль вырубкой сибирских лесов, готовы тратить деньги и силы на защиту арендованных территорий от летних пожаров. На это обратила внимание федеральная отраслевая газета «Российские лесные вести», анализируя прошлый пожароопасный период. Недавно она привела на своих страницах нерадостные для Приангарья факты.

«На арендованных лесных участ-ках Иркутской области в 2011 году произошло 564 лесных пожара на площади 86,7 тыс. га, – сообщает газета, учреждённая Российским обществом лесоводов. – Средняя площадь ликвидации одного пожара на арендуемых лесных участках  составила 161,9 га, что в 2 раза выше среднего показателя по области. Это говорит о том, что арендаторы лесных участков хуже осуществляли охрану лесов от пожаров, чем в среднем по области. Наиболее высокая горимость сложилась на лесных участках, арендуемых группой «Илим», – 110 пожаров, выгоревшая лесная площадь – 24072,3 га (средняя площадь пожара – 218,8 га)». 

В борьбе с лесным пожаром самое важное – остановить его расползание

Арендаторы и их отношение к защите сибирских лесов от пожаров, как, впрочем, и в целом к лесопользованию, – тема особая. Парой газетных строк здесь не обойтись, поэтому простите за вынужденные длинноты. 

Беда, на мой взгляд, заключена в том, что законодательная власть страны, подгоняя российское лесное законодательство под денежные интересы лесного бизнеса, в конечном итоге едва ли не полностью пренебрегла материальными и нематериальными интересами населения, для которого лес был и остаётся в первую очередь традиционной средой обитания. 

Наделяя арендаторов лесных участков большими правами и освобождая их от серьёзной ответственности, законодатели использовали недостаточно чёткие формулировки, допускающие разное толкование. Когда закон читает нормальный человек, он видит, что арендатор за счёт собственных средств обязан обеспечить пожарную безопасность арендованных им территорий.

Но юрист, прочитав то же самое, начнёт спорить: здесь же не написано, что арендатор должен тушить горящий лес…  

Обыкновенный человек, руководствуясь здравым смыслом и житейской логикой, понимает, что именно арендатор (по внешним признакам) больше всех материально заинтересован в целостности и благополучии леса, арендованного им аж на 49 лет. А потому почти не сомневается, что если здесь вспыхнет пожар, то он, арендатор, побежит тушить его первым. Не столько даже по-закону, сколько для того, чтобы сохранить своё добро. Многие из тех, кто уж совсем идеалисты, уповают ещё и на справедливость, и даже на совесть. Но это зря. Практика доказывает, что в деловых отношениях значительная часть представителей частного бизнеса просто не понимает таких неюридических понятий. 

Принимая решения, арендаторы лесных участков руководствуются обычно не общечеловеческой житейской логикой, а уставами своих коммерческих структур, в которых написано, что превыше всего является прибыль. Тратить «живые», уже полученные деньги на тушение пожаров и тем более на противопожарную профилактику им жалко, потому что лесопромышленные структуры они создавали для того, чтобы пилить и получать, а не для того, чтобы тратить на спасение. И если лето выпадет дождливым, то деньги на профилактику пожаров окажутся потраченными напрасно? 

Подчиниться арендаторы могут только закону. В том случае, конечно, если не сумеют его обойти. Может быть, ещё и поэтому российское законодательство, не только лесное, постоянно активно правится и переписывается. Это называется его совершенствованием. «Закон о внесении поправок в закон…» – привычное словосочетание. Мы же все хотим «как лучше». Но случается, что несовершенный закон, который было трудно «обойти» даже с помощью самых «прожжённых» юристов, после его усовершенствования становится несущественным препятствием и для начинающих бизнесменов. Они с воодушевлением восприняли (а может быть, и подкинули) законодательную идею о необходимости лицензирования лесопожарных работ и создании государством специализированных лесопожарных учреждений. Чтобы им самим запретили тратить прибыль на спасение лесов по причине отсутствия лицензии. Нескрываемая радость лесопромышленников как раз и легла в основу третьего «сожаления» Владимира Пашкова. 

– К сожалению, сейчас у многих арендаторов появилась такая эйфория, связанная с внесением изменений в законодательство относительно специализированных подразделений по тушению пожаров. – Владимир Пашков посмотрел в зал, где вперемешку сидели разного рода и уровня лесохозяйственники, муниципалы, представители областных подразделений федеральных государственных надзорных, контрольных служб, правоохранительных органов. Арендаторы в зале тоже были. Только их, если вот так, навскидку, ну, скажем… поменьше, чем 1880. Раз, может быть, в сто поменьше. Наверное, ещё не все они оправились от эйфории, возникшей после очередного усовершенствования лесного законодательства.

– Хочу напомнить, – строго обратился первый зампред правительства к тем, кого «поменьше», – что никто не отменял ни Лесного кодекса, ни других нормативных документов. Обязанностью арендаторов остаётся обеспечение выполнения всех противопожарных мероприятий. Никто не снимал ответственность за принятие мер по локализации и предотвращению распространения лесных пожаров. Сейчас мы готовим регламент, который будет обязателен для всех. Исходя из этого будет наступать соответствующая финансовая ответственность… 

Чтобы быть убедительнее, Владимир Пашков упомянул о прошедшем в Москве в конце марта Всероссийском форуме работников лесного комплекса и тематической видеоконференции, проведённой в Сибирском федеральном округе. 

– И везде все говорят, на всех уровнях – от Виктора Зубкова (первый зампредседателя правительства РФ. – Г.К.) до чиновников Рослесхоза, что такие случаи – ответственность арендатора. И никто эту ответственность не снимал!

Арендаторы из новичков, услышав это из уст крупного чиновника, наверное, смирились с предстоящими тратами на обеспечение пожарной безопасности своих арендованных участков. Ведь об ответственности лесопользователей действительно говорят все и везде – от территориальных лесничеств до зампреда федерального правительства. Но опытные представители лесного бизнеса, из тех, кто тушить не хочет, могли и ухмыльнуться: «Пусть говорят. Слово – не буква». Не буква закона. 

А вот закон, не признающий таких понятий, как совесть и справедливость, говорит об этой проблеме совсем по-другому. 

Буквально за пару недель до большого противопожарного совещания прокуратура Иркутской области сочла необходимым снять с арендаторов ту самую ответственность, на которую уповал первый зампред правительства Иркутской области. Она обратилась в Арбитражный суд Иркутской области с иском, которым просит признать недействительным «пункт 5.4.6 договора аренды лесного участка (…) в части возложения на арендатора обязанности за свой счёт обеспечивать проведение работ по тушению лесных пожаров». Особо подчеркну, что в суд обратился не арендатор, протестующий против возможных затрат на спасение арендованного им участка леса, а областная прокуратура. Она же определила арендатора, подписавшего договор… ответчиком. Вместе с агентством лесного хозяйства.

С трудом осилив юридический стиль искового заявления, преодолев частокол бесконечных ссылок на законы, статьи, части, пункты и подпункты, отыскал суть: «Сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна…».

Но если прокуратура не ошибается, тогда зачем же все наши арендаторы, которых, напомню, в области почти две тысячи, так бездумно подписывают договоры с «ничтожными» пунктами? Ни за что не поверю, что юристы у них настолько непрофессиональны, что не замечают юридической ничтожности пункта. Впрочем, готов предположить, что репутационная выгода для арендаторов в подписании легко оспариваемого документа всё-таки есть. В случае дождливого лета и отсутствия на участке пожаров ему, арендатору, не придётся тратить денег на борьбу с огнём. Зато по окончании пожароопасного периода, не потратив ни копейки, он получает возможность заявить: «Я готов был даже деньги потратить, чтобы спасти от пожара те деревья, которые спилить не успел». А если с погодой не повезёт и лес вспыхнет, он просто оспорит этот пункт и платить опять ничего не придётся. 

Андрей Грибенников, начальник управления охраны и защиты леса Федерального агентства лесного хозяйства РФ, попытался недавно успокоить общественное мнение, заявив в отраслевой газете, что «вопрос о том, могут ли арендаторы или просто граждане участвовать в тушении лесных пожаров, относится к разряду проработанных и предельно ясных. Нужно разграничить  понятия «тушение пожаров» и «принятие мер по нераспространению огня». Тушение пожаров является предпринимательской деятельностью». 

Андрею Грибенникову всё ясно, а вот здесь, на местах, у работников лесного хозяйства, которые каждое лето только и делают, что тушат сами и организовывают других на тушение лесных пожаров, как и у арендаторов лесных участков, ясность по  разграничению предельно близких понятий отсутствует. Сегодня каждый толкует их так, как выгодно или удобно именно ему и его структуре.  

Дело в том, что до последнего уголька, как искусственные строения, леса обычно не тушат. Здесь технология совсем другая. В борьбе с лесным пожаром самое важное и самое главное – остановить  его расползание, распространение по площади, локализовать. Потом, после того как огонь по кромке будет потушен, лесные пожарные устраивают, если того требуют условия, дополнительный противопожарный барьер. А после этого, обычно уже меньшими силами, им приходится довольно долго окарауливать горячее, дымящееся пожарище по всему его периметру. Но в глубину пожара по выжженной земле, если того не требуют какие-то исключительные обстоятель-ства, никто не лезет. Там ещё сутками могут догорать пни, валежины, лесная подстилка. Это уже не так важно. Когда становится очевидным, что затухающий пожар возобновиться не может, он считается ликвидированным. Как из всего этого комплекса работ можно вычленить собственно тушение, а что следует считать «принятием мер по нераспространению огня» – никто, наверное, кроме авторов Лесного кодекса, не понимает. И если бульдозер потратил, работая на пожаре, к примеру, 200 литров дизтоплива, то какой эксперт определит, сколько именно солярки было потрачено на тушение и сколько – на нераспространение? А финансовые затраты на доставку к месту пожара ГСМ, продуктов, воды – это расходы средств на тушение или на нераспространение? 

В материальном плане область подготовилась к нынешнему пожароопасному периоду совсем не плохо. Денег выделено больше, чем обычно. Есть новое оборудование и новая техника. Созданы новые и приведены в порядок старые пожарно-химические станции разных типов. Сформированы специальный пожарный центр и профессиональные подразделения. Существенно прибавилось число пожарных-десантников в Иркутской базе авиационной охраны лесов. Но без чёткой и даже жёсткой координации усилий область может получить на весь сезон запомнившуюся всем бестолково-дымную братскую осень прошлого года. 

– Проблемы и вопросы всегда возникают на стыке интересов разных структур, – заметил в своём выступлении министр лесного комплекса регионального правительства Николай Пенюшкин. – Поэтому основная и самая важная проблема, которая сегодня существует у правительства Иркутской области и органов самоуправления, – это координация действий многих сторон при организации работ по предупреждению и тушению лесных пожаров.

Мне кажется, министр прав. Раньше было проще. Лес государственный, и все структуры, работающие в лесу, тоже были государственными. Карманы у них разные, но тумбочка, из которой деньги берут, одна на всех. Поэтому на проблеме «кто платит?» заморачивались не сильно. 

В новых экономических условиях, когда не только карманы, но и тумбочки у всех стали разными, вопросы координации работ и траты денег приобрели определяющее значение. Одним из надёжных координирующих инструментов стали специальные пункты в договорах на аренду лесных участков. Это считалось по справедливости, да и на самом деле было так: уж если получаешь от леса прибыль, так береги его. Ухаживай за курицей, несущей тебе золотые яйца. 

Инструмент действовал неплохо ещё и потому, что в массовом общественном сознании исполнение договора – это не только прямая обязанность подписавших его, но и дело чести. А честь в России, к счастью, пока ещё обесценилась не окончательно. Не все, но многие представители частного лесного бизнеса, подписавшие такие договоры, были готовы даже к потере части своей лесной прибыли для сохранения личной чести и чести своего предприятия. Но «справедливость» – слово не юридическое. Теперь, после объявления прокуратурой этих пунктов ничтожными, мы на радость «красному петуху», уже поджидающему сухое тепло в сосновых борах, чтобы кукарекнуть в полную силу, договорной инструмент, скорее всего, потеряем. К огромному сожалению, потому что, по большому счёту, лес всё-таки не древесина, а наша среда обитания.