«Наш детский садик – как ребёнок»

Аарон Вагнер – старший из сыновей в большой семье Зеева Вагнера, главного раввина Центрального федерального округа, президента научного фонда «Еврейская энциклопедия», заместителя главного редактора «Российской Еврейской Энциклопедии». Первый сын Зеева Вагнера, Аарон родился в Иерусалиме через год после репатриации родителей из СССР. Имя Аарон, говорят, носил первый еврейский первосвященник, а означает оно «светлый, возвышенный». Сегодня в России работают трое из семерых детей Зеева Вагнера. Брат Аарона, Беньямин Вагнер, – главный раввин Красноярска и Красноярского края, сестра Натаниела работает в Перми. Ещё трое трудятся в Израиле, самая младшая сестра Аарона, Юдит, пока учится. «Все мои братья и сёстры в основном трудятся в социальной, образовательной сфере, с детьми, – рассказывает Аарон Вагнер. – Бизнесменов нет». 

– К вопросу о материальном. Ведь раввин – это не совсем священник. Или совсем не священник? 

– Мы исходим из понятия, что священник – это святой. Я не святой, я – раввин. А раввин в нашей традиции – духовный учитель. В современное время, особенно на территории бывшего СССР, где было многое разрушено, раввин является не только духовным учителем, но и администратором. В классическом виде существует организованная община, которая платит раввину, он в ответ осуществляет определённое служение. Когда мы с женой сюда ехали, понимали: не на пустое место едем. Люди в Иркутске сохранили общину, они как могли развивали её. Но всё равно делать пришлось очень многое. Конечно, мне хотелось бы больше времени выделять на духовное воспитание, но раввин должен заниматься и хозяйственными делами. 

– Какие планы у общины сейчас? Вы сумели открыть детский сад; по логике, должна появиться школа. 

– Да, родители приходят, просят открыть специальную школу. Но, к сожалению, не всё так просто. Невозможно открыть детский сад и поставить себе галочку. Нужно содержать его, необходимо воспитывать детей. Наш детский садик – как ребёнок, ему ещё расти и расти. Важно работать с детьми так, чтобы они понесли полученные знания о традициях в семьи. И мы видим, как культура идёт в семьи. Люди собираются в пятницу вечером за праздничным столом, зажигают свечи. Иногда это совсем не еврейские семьи. А родители часто говорят: «Как жаль, что мой старший ребёнок не был в таком детском садике». 

– Но всё-таки будет школа?

– Я не могу сказать, что её не будет. Пока ничего говорить не хочу, поскольку я люблю заявлять о вещах, насчёт которых уже есть ясность. Для открытия школы нужны серьёзные средства, очень много согласований в самых разных инстанциях, учебные планы и прочее. Сейчас мы рассматриваем несколько вариантов. Может быть, есть смысл сделать аналог вечерней школы, чтобы дети приходили в синагогу и получали дополнительное образование. Когда горела синагога, многие люди стояли и плакали. Они были уверены, что здание не восстановят. Но мы с вами сегодня сидим в красивом здании, пусть оно ещё не окончено на 100% снаружи, но уже полностью готово изнутри. Надо надеяться, что так же будет и с другими нашими начинаниями. Огромная благодарность людям, которые помогают общине. Я не называю их спонсорами, это партнёры. В каких процентах партнёры? 50 на 50%, 30 на 70%? Это видно Богу, пусть он ведёт эту бухгалтерию. А насчёт школы – придёт время, и увидим.  

– Какова судьба книги «Евреи в Иркутске»? Помнится, вы хотели прояснить судьбу потомков Натана Олевского, который возглавлял иркутскую общину до 1918 года.

– Мы собираем материалы для книги. Интересных сведений очень-очень много, и есть люди, которые готовы собрать их воедино. Но средств ещё нет, потому приходится расставлять приоритеты. Пока есть насущные вещи, связанные с воспитанием и образованием членов общины. Мне говорили: зачем ты собираешь деньги на детский сад, когда фасад синагоги не закончен? Но ведь детский сад важнее! Безусловно, история – это драгоценность. Потому  мы и пытались искать родных Натана Олевского в Израиле, но пока тщетно. Зато были обнаружены некоторые его книги, вышедшие в Иркутске, нашлись и фотографии. Да и сам факт, что мы его вспоминаем сейчас, это уже большая победа. К сожалению, мы отлично помним отрицательных героев, а хороших людей забываем. Дай Бог, нам удастся выпустить книгу в будущем. 

«Семья – это не коммерческий проект»

У Аарона Вагнера и его жены Дорит четверо детей – Мендл, Хая, Меер, а младший, Иосиф, родился два месяца назад. Ребятишки знают два языка, а кто-то и три: русский, иврит, английский. Старшие уже читают и пишут на русском и иврите. Раньше Дорит разговаривала дома с малышами только на английском. Но потом решили: у кого способности есть к языкам, пусть учит, а другие пусть изучают то, что им интересно. «Нельзя давить на детей, – уверен Аарон Вагнер. – Но если они смотрят фильм или мультик иностранный, мы стараемся ставить запись на английском. Пусть впитывают язык». Сейчас Аарон Вагнер и Дорит подали документы на получение российского гражданства. 

– Четыре ребёнка – это много или мало? 

– Я не думаю, что о детях вообще можно говорить «много-мало». Когда детей много, это счастье, да ты их сам начинаешь воспитывать по-другому. Если у ребёнка есть братья и сёстры, он знает, что такое делиться, беспокоиться о других. Ребёнок, растущий один, – совсем другое дело. Как и дети, у которых большая разница в годах. Когда меня спрашивают: «Будут ли ещё?», я всегда отвечаю: «Ещё не вечер!» (смеётся). И когда мы рассуждаем об улучшении демографии, то решение-то простое – меньше говорить, больше делать. Ребёнок – это от Бога, и сколько Всевышний даст, столько даст. Есть пословица: «Каждый ребёнок приходит со своей буханкой хлеба». Семья – это не коммерческий проект. Это самая неэкономическая вещь на свете. У ребёнка три партнёра: мама, папа и Бог. 

– Чем занята ваша жена? 

– Она помощник мой, мой друг, моя опора. Она – всё для меня. Дорит курирует наш детский сад, занимается делами общины. Нет такого: я пошёл на работу, жена осталась дома. Всё, чем я занимаюсь как раввин, – это наше общее дело. И когда у нас случаются семейные праздники, это уже праздники общинные. Вы знаете, какое количество звонков и эсэмэсок бывает, когда рождаются дети! Когда семья раввина открыта, это нормально. Значит, еврейские законы о гостеприимстве, о радушии – это не просто формальность. Часто у нас бывают гости. Как сказать, что это? Работа ли одного раввина или это наша с женою работа? Или это просто наша жизнь? Мы чувствуем себя не партнёрами, это намного больше. Я и жена вместе – 100%. Я без неё не буду полным, и она без меня тоже. И дети это чувствуют и учатся.

У раввина, как у любого религиозного служителя, нет рабочего дня «с восьми до пяти». Раввин – он в любое время суток раввин. Есть много незаметных вещей, которые Аарон Вагнер делает не потому, что «так надо», а потому, что по-другому не может. Например, вечером в пятницу разослать членам общины СМС:  «Не забудьте зажечь свечи за  праздничным ужином». И в беседе с журналистом он вдруг увлекается, потому что прежде всего – учитель. Предлагает: «А что, если нам поговорить о субботе?»

– Неожиданно, – смущаюсь я, понимая, что у меня перехватывают нить разговора.

– А что тут неожиданного? Вы спрашивали про семью. А суббота – это как раз про семью! 

Вы знаете, что в еврейской традиции шабат – это очень важно. Нельзя ни ездить на машине, ни зажигать свет, никакой работы. Может быть, кто-то скажет: это примитивно – не пользоваться компьютером, не включать телефон. Но мне кажется, в этом и есть дальновидность Бога. Мы поколение, где самый главный член семьи – гаджеты. И нет у нас времени, чтобы взглянуть друг другу в глаза и поговорить. А вот в моей семье есть суббота – день, когда все гаджеты отключены. Мы сидим за столом, и некуда торопиться. В «Монополию» играем, в шахматы сражаемся, «Лего» собираем, в кубики играем. Это только кажется, что родил ребёнка, накормил, в школу отвёл – и всё. Советую всем семьям, неважно, какой вы религии, каких убеждений, возьмите один день, не обязательно субботу, и объявите его днём без гаджетов. Для того, чтобы папа сел рядом с ребёнком и открыл книгу, не нужны никакие деньги. Нужна любовь. 

– А вы со своим отцом часто видитесь? Советуетесь?

– Совет – одно из основных понятий в еврейской жизни. Сейчас идёт Песах, а в этот праздник по традиции ребёнок задаёт вопросы отцу, тот обязан отвечать. Характерная черта нашего народа – перед нами всегда стоит знак вопроса. Мы стараемся передать это детям – заинтересованность во всём. Я разговариваю с папой если не каждый день, то через день по телефону. Не обязательно, чтобы о чём-то посоветоваться, – просто услышать его голос. А если говорить о советах, то кроме отца у меня есть и в Иркутске люди, которым я могу позвонить и попросить помощи в трудной ситуации. У меня не такой огромный опыт, потому я хочу слышать мнение людей постарше, помоложе, составить весь спектр мнений. Понятно, что по религиозным вопросам я советуюсь с главным раввинатом. Меня часто называют духовным лидером. На самом деле это огромная ответственность. И перед людьми, но в первую очередь – перед Богом. 

– Не скучаете по Израилю, всё-таки вы там выросли?

– Интернет сейчас даёт много возможностей общения. Это очень помогает. Конечно, есть и сложности здесь, но у меня рядом жена. Дети видят: мы помогаем людям знакомиться с еврейством, показываем, как это – быть религиозным евреем. Это со стороны кажется – всё легко. Статус, машина, квартира. Община беспокоится, чтобы была возможность жить в хороших условиях. Но препятствий в работе очень много. Однако сам факт, что люди звонят в трудных случаях, говорят: «Не переживай, всё будет хорошо!» – сильно радует. И это поднимает статус самой общины. Есть очень важная вещь: нельзя, чтобы община была замкнута на себе и в межнациональных, и в межконфессио-нальных отношениях. Иркутск всегда славился тем, что здесь уживались люди разных национальностей и конфессий. Я думаю, это нужно сохранять и качественно поднимать. Никогда передо мной не стоял вопрос: хочу или не хочу назад? Так много надо сделать, что даже не знаю, как всё объять. Уеду из Иркутска только тогда, когда пойму, что общине я больше ничем помочь не могу. Пока я чувствую, что нужен здесь.