Главный геолог Восточной Сибири
Великим учёным может быть только великий оптимист
В далёком 1962 году, в солнечный день 18 марта, из опорной скважины № 1 в селе Марково вырвался на поверхность земли первый фонтан кембрийской нефти. С тех пор началась новая эпоха в нефтедобывающей отрасли. Начались новые открытия: были найдены главные месторождения – Ярактинское, Аянское, Дулисьминское, Даниловское, Верхнечонское. Со всеми этими и многими другими грандиозными открытиями связано имя известного исследователя в области геологии нефти и газа Марка Мандельбаума. Его заслуги оценены очень высоко: он отмечен знаком «Первооткрыватель месторождения», ему присвоены звания «Заслуженный геолог России» и «Почётный разведчик недр СССР». Более почётных званий для геолога не существует. Накануне Дня геолога и в год празднования 50-летия первого нефтяного фонтана корреспондент «Сибирского энергетика» побывал в гостях у главного геолога Восточной Сибири.
– Марк Миронович, расскажите, пожалуйста, где вы родились и кем были ваши родители?
– Я родился в 1929 году в Кишенёве в семье рабочих: моя мама была простая домохозяйка, а отец работал наборщиком в типографии, был ярым коммунистом. И когда у меня спрашивают, когда я начал свою трудовую деятельность, я отвечаю, что свой первый опыт работы получил ещё в годы войны, когда помогал отцу набирать фронтовые листовки. У меня был единственный брат, который погиб на войне.
– Почему вы выбрали именно профессию геолога?
– В то время у меня не было никаких особых привязанностей, в университет я пошёл, потому что искал приложение своих знаний: очень любил точные науки – географию, физику, химию, любил проводить расчёты. Мне хотелось поскорее устроиться на работу и самому начать зарабатывать на жизнь. С тех пор я ни разу не пожалел о выборе своей профессии.
– А как вы оказались в Иркутской области?
– В 1952 году сразу после окончания Кишенёвского государственного университета я поехал в Сибирь по распределению инженером-геологом, ведь в те времена у нас не было выбора, куда направят, там и работали. Так я попал в Восточный геофизический трест, ныне «Иркутскгеофизика». Через три года, в 1955-м, меня назначили главным геологом, с тех пор я возглавлял организацию на протяжении 50 лет.
– Марк Миронович, как вам удавалось при неоднократных структурных преобразованиях и многочисленных реорганизациях геолого-геофизической службы стоять у штурвала всех геофизических исследований?
– Действительно, трансформация названий организации происходила в течение 56 лет, из которых 50 лет я был главным геологом. Многие говорили и писали в газетах о том, что это уникальный случай, когда в системе бывшего Министерства геологии, а сейчас Министерства природных ресурсов России, нет ни одного человека, который проработал бы в должности главного геолога столько лет в стенах одной организации. Вначале это была контора с названием «Востсибнефтегеофизика», она входила в состав Иркутского территориального геологического управления. Тогда работы по поискам нефти и газа велись в основном на юге Иркутской области и прилегающих территориях. С организацией на базе конторы Восточного геофизического треста, а таких трестов в системе Мингео было тогда всего три (кроме Восточно-Западного в Ленинграде и Центрального в Москве), горизонты его деятельности существенно расширились, а «стены» достигли на востоке Тихого океана, на севере – Северного Ледовитого. В отдельные годы мы работали в Антарктиде. В 1979 году трест был преобразован в Иркутское производственное геологическое объединение по геофизическим работам – ПГО «Иркутскгеофизика» Министерства геологии России. Под таким названием организация функционирует и сейчас. Я затрудняюсь ответить, наверное, любовь к своей профессии, своему делу позволила мне оставаться во всех этих структурах единственным главным геологом.
– Перечень территорий, где в течение этих лет проводились работы под вашим руководством, занял бы не одну газетную полосу. Но тем не менее какие бы работы вы выделили?
– Безусловно, работы по изучению нефтегазоносности Сибирской платформы, и прежде всего в пределах Иркутской области, ведь именно здесь открыты и подготовлены к разработке такие гиганты, как Верхнечонское нефтяное месторождение и Ковыктинское газовое месторождение. Я уже сказал, что деятельность «Иркутскгеофизики» не ограничивалась Приангарьем. Десять лет мы успешно работали на Камчатке, трудились в Якутском заполярье, помогая своим северным коллегам готовить «якутский газовый триллион», а когда потребовалось срочно провести геолого-геофизические изучение трассы строительства БАМа, такие работы были проведены.
– Какими методами вы пользовались при решении геофизических задач – прогноза месторождений?
– Геофизика – это прежде всего универсальный инструмент, который способен решать множество геологических задач. Но эта универсальность не означает, что одним и тем же набором приёмов и методов можно решать задачу для любых геологических условий. Каждый геологический объект требует своего, индивидуального подхода. Поэтому тут многое зависит от ответственного решения. Я всегда старался опираться не только на свой опыт, но и на знания и опыт других специалистов. Были и споры, и конфликтные ситуации, но мы быстро находили оптимальные решения.
– В те годы во время поиска углеводородного сырья внедрялись так называемые «прямые методы поисков нефти и газа». Кто являлся основоположником этих методов?
– Нефтегазопоисковый процесс – явление многоэтапное. Если бы можно было ответить на вопрос о нефтегазоносности площади, объекта на начальных стадиях работ, то можно было экономить и время и деньги. И такие подходы совместно с московскими и новосибирскими учёными в «Иркутск-геофизике» были разработаны. Нами были разработаны и используются в процессе прослеживания контуров нефтегазовых месторождений новые методы скважинной и наземной электроразведки, а также прогрессивные методы точечных сейсмических зондирований при региональных геофизических работах на территории Байкальской рифтовой зоны и других уникальных объектах Иркутского региона.
– Были ли у вас проколы?
– Без проб и ошибок ничего не получается – это и есть промежуточный результат внедрения нового метода, когда ошибки неизбежны, ведь в любом деле не может быть 100-процентного успеха. Сколько трудов стоило добиться завершения и внедрения метода прямых поисков углеводородов, разработанного непосредственно в «Иркутскгеофизике». Сейчас, слава Богу, метод с высокой эффективностью применяется не только в России, в странах СНГ, но и в дальнем зарубежье для выделения и прослеживания контуров месторождений.
– 50 лет назад был открыт первый нефтяной фонтан в Иркутской области. Расскажите, как это было.
– Как только я узнал о «марковском чуде», назавтра же вылетел на вертолёте в Киренск, был специально организован авиаотряд. К тому времени уже прилетел Иван Карасёв, который в то время возглавлял «Иркутскгеофизику». Когда мы прилетели в деревню Марково, где была пробурена скважина, оттуда уже бил фонтан. Сверху это была зрелищная картина: скважина фонтанировала чистой нефтью, снег вокруг скважины окрасился в грязно-жёлтый цвет, нефть уносило ветром и забрызгало все крыши домов в посёлке нефтеразведчиков. Нефтяное озеро росло на глазах. Потом скважина была ликвидирована. Люди на своих плечах таскали мешки с песком, чтобы заткнуть фонтан, ведь возникла угроза экологической катастрофы.
– После открытия Марковской скважины как изменилась работа геологов?
– Изменилось всё. Прежде всего нам поверили в Москве и стали выделять деньги на проведение геологоразведочных работ. Люди со всей страны ринулись в Сибирь.
– Известно, что в существование кембрийской нефти верили только несколько человек, её не хотели воспринимать всерьёз. Как вам удалось доказать, что нефть надо искать именно на севере Иркутской области?
– Впервые в существование кембрийской нефти поверил студент Василий Сенюков, по предложению академика Губкина добровольно поехал в Якутию, и там на реке Толба было обнаружено первое проявление нефти кембрийского возраста. За ним пришло много людей, в том числе и я. Это сейчас все признают вклад той небольшой группы учёных, которые заставили поверить в существование нефти в Сибирской платформе. Для открытия чёрного золота в Сибири требовались фантастическое упорство Василия Сенюкова, доставшего первые литры кембрийской нефти, убеждённость аспиранта Георгия Кузнецова, который поверил в Марковскую скважину, и, конечно, деятельность «Иркутскгеофизики», которая мужественно отстояла право искать нефть в Прибайкалье.
А в то время многие авторитеты в области нефтяной геологии не признавали перспектив этого чрезвычайно сложного и интересного в геологическом отношении объекта, были против постановки и развития здесь геологоразведочных работ на нефть и газ. Десятилетия продолжались научные споры, но со временем на Сибирской платформе были открыты и подготовлены к промышленной эксплуатации многие месторождения нефти и газа.
Между тем за такую настойчивость в своё время можно было поплатиться не только должностью. Ведь неоднократно раздавались голоса о неправильно выбранной стратегии поиска, о разбазаривании государственных средств на удовлетворение своего геологического любопытства и тому подобном. В 1994 году мне и моим коллегам из Новосибирска, Якутии и Красноярского края была присуждена Государственная премия Российской Федерации в области науки и техники за научное обоснование и открытие месторождений нефти и газа в докембрийских отложениях Сибирской платформы.
– Говоря о высоких наградах, нельзя не сказать о премии Совета Министров СССР в 1988 году. За что она была вам присуждена?
– Когда началось строительство БАМа, Министерством геологии была разработана и реализована программа широкомасштабного геологического изучения зоны его влияния. Но наряду с этим возникла проблема изучения сейсмогеологических условий строительства трассы будущей магистрали. «Иркутскгеофизика» выполнила большой объём геофизических работ в 400-километровой полосе протяжённостью от северной оконечности озера Байкал до бассейна реки Тынды. Результаты этих работ были использованы для уточнения условий строительства БАМа, удешевления его стоимости и обобщены в фундаментальном труде – монографии «Геология и сейсмичность зоны БАМа», за которую её авторам, в том числе и мне, была присуждена премия Совета Министров СССР.
– На протяжении всех этих лет вы не только практиковали и выезжали на полевые работы. Какая часть вашей деятельности приходилась на преподавание?
– В 1961 году мне присудили учёную степень кандидата геолого-минералогических наук, а в 1966 году я защитил докторскую диссертацию. В 1970-м мне присвоили учёное звание профессора по кафедре геологии нефти и газа Иркутского государственного университета. Быть может, секрет в том, что я всегда обладал способностью привлекать, располагать к себе молодёжь, я любил с ней работать. Может, именно это позволяло мне окружать себя наиболее способными, ответственными специалистами. Но, на мой взгляд, моя основная заслуга как педагога не в том, сколько я воспитал геологов-нефтяников, а в том каких. Я всегда горжусь, что мне удалось сформировать команду единомышленников, способных сегодня решать сложнейшие вопросы изучения недр на мировом уровне. Это признают и учитывают представители различных иностранных компаний, с которыми часто приходится общаться по общим проблемам. Достаточно сказать, что только из этой команды 32 человека стали кандидатами, а пятеро – докторами наук.
– Вы являлись на протяжении длительного времени идейным вдохновителем и геологическим лидером в «Иркутскгеофизике». Какими чертами характера должен обладать геолог, учёный и преподаватель?
– На мой взгляд, таких составляющих в характере каждого геолога должно быть как минимум три. Прежде всего это глубокие профессиональные знания. В геологии, как нигде, знания приобретаются даже не годами, а десятилетиями упорного труда, кропотливого анализа. Результаты анализа, подкреплённые новыми данными, иногда приводят к необходимости пересмотреть свои взгляды на отдельные аспекты геологии, которые долгие годы казались незыблемыми. Для принятия таких решений требуется немалое профессиональное мужество. Во-вторых, способность увидеть новое и полезное в том множестве предложений, которые поступают из различных источников. Необходимо приложить много упорства, настойчивости, труда для того, чтобы идея претворилась в жизнь. Нужно умение выделить из массы молодёжи тех специалистов, которые в последующие годы и реализуют эти новые тенденции и подходы.
– Марк Миронович, ваши дети и внуки разделяют вашу увлечённость геологией?
– Я воспитал двух прекрасных дочерей-близнецов Ольгу и Светлану, одна живёт в Новосибирске и работает переводчиком журналов по геологии, а вторая занимается обработкой каратажных работ в «Иркутскгеофизике». Мои дочери сами уже родители и воспитывают своих детей. Есть любимый внук Маркуша, он хоть и не стал геологом, пошёл учиться на социолога в лингвистический университет, перенял все черты моего характера: упёртый, целеустремлённый, уже сейчас добивается поставленных целей.
Несколько лет назад я ушёл на отдых, но и сейчас продолжаю консультировать и оказывать самую действенную помощь многим дипломникам, аспирантам, соискателям, помогаю советами уже практикующим геологам. Во многом меня поддерживает любимая жена, которая за все прожитые со мной годы стала разбираться в вопросах геологии не хуже профессионалов.
– Что бы вы хотели пожелать геологам?
– Моё любимое высказывание: дорогу осилит идущий. Всё, что уже сделано в Восточной Сибири, – это всего лишь малая доля того, что ещё предстоит сделать. Желаю новых открытий и новых побед.