– Вопрос о моей работе в суде решился за один час. Мне позвонили из отдела юстиции, его возглавлял однокурсник: «Как насчёт того, чтобы в суде поработать?» Я никогда об этом не думала, попросила: «Дай подумать хоть часок». В тот же вечер меня повезли в коллектив Лоскутовского РТП, который выдвинул мою кандидатуру на выборы народных судей. Затем начались поездки по району, где меня представляли избирателям. Тогда народных судей выбирали тайным голосованием – с урнами, бюллетенями.

– Мне такие выборы доводилось в своё время освещать. Это была, мне кажется, достаточно формальная процедура.

– Но вопросы избиратели на встречах задавали совершенно неформально. Когда стоишь на сцене в деревенском клубе, а перед тобой люди со своими проблемами, это не может не волновать… У избирателей основная претензия ко мне была: «Шибко молоденькая». Хотя не такая уж я была и молодая в ту пору, успела семь лет отработать в милиции следователем.

– Милиция – это был ваш выбор? 

– В систему МВД я попала по распределению после университета и ни разу не пожалела об этом. Хотя, когда училась, у меня было гражданско-правовое направление. И диплом писала на кафедре гражданского права. 

– В те годы статус судьи был достаточно низким, как и зарплата. Почему же вы согласились пойти в суд с любимой, как вы говорите, работы в милиции? 

– Что меня подтолкнуло уйти в суд? Я всё ещё хотела работать с гражданскими делами. В суде тогда не было специализации, каждому приходилось рассматривать и гражданские, и уголовные дела. И потому меня не смутили ни потеря в зарплате, ни отсутствие льгот. А в милиции, когда я уходила в суд, мне крутили пальцем у виска и говорили: «Ненормальная. С должности начальника следственного отдела и зарплаты 345 рублей она уходит в суд на 170 рэ!» Тогда до закона о статусе судей было далеко, никаких социальных гарантий судьи не имели. А в милиции – и бесплатный проезд, и большой отпуск, и санаторно-курортное лечение.

В районном суде я отработала пять лет. Потом неожиданно позвонил председатель областного суда и предложил перейти на работу к ним. Я тогда даже растерялась: для меня судьи областного суда были такими небожителями, мне казалось недоступным там работать. Председатель сказал: «Ну, подумай минуточку». И положил трубку. Я только стала собираться с мыслями, как зазвонил телефон: «Минута прошла». Вот так быстро всё случилось. А мои бывшие коллеги из милиции потом приходили в суд и говорили: «Тебе, конечно, хорошо. У тебя соцпакет, у тебя такая защищённость. А мы, отработав в органах, вынуждены ещё адвокатствовать, потому что на нашу пенсию не проживёшь». Я им всегда отвечала: «А вспомните, как вы у виска пальцем крутили, когда я в суд уходила». 

– В Иркутский областной суд вы пришли по предложению нынешнего председателя Николая Дубовика. Вы давно с ним знакомы?

– С Николаем Павловичем мы пришли работать в Томский областной суд в один год, он был назначен на три месяца раньше меня. И, конечно, по работе друг друга очень хорошо знаем. 

Когда Николай Павлович меня пригласил, я согласилась сразу. Во-первых, потому, что я его очень хорошо знаю: его способности, умение работать, отношение к людям и исключительную порядочность. Николай Павлович не скрывал, что работы у меня в Иркутске будет много, намного больше, чем в Томске. Но я согласилась, потому что поняла: он не сомневается, что я в этой должности справлюсь. А ведь у меня не было опыта руководящей работы такого уровня. 

В Томском областном суде я проработала около 19 лет. Причём когда я шла туда работать, говорила, что хочу в гражданскую коллегию. Мне председатель отвечал: «Подожди немного, освободится место в гражданской коллегии – и переведём». Так почти два десятка лет и прошло. Потом уже я поняла, что уголовный процесс – это моя судьба. 

Приходилось заниматься и кассацией, и надзором, и рассмотрением дел так называемой областной подсудности. В последние годы, когда уже произошло разделение на коллегии, я возглавляла судебный состав, который рассматривал уголовные дела по первой инстанции. Но это в общем-то формальное руководство. Я работала как старшая среди равных. Сама рассматривала уголовные дела и оказывала помощь коллегам, давала методические рекомендации, советы. 

– Что больше всего запомнилось из вашей судейской практики? 

– Через два месяца после того, как я пришла работать в Томский областной суд, мне дали рассматривать дело на восемь человек. И двоим из них я вынесла смертный приговор. Некоторые руководители считают, что это неправильно: поручать такие дела судьям, не имеющим большого опыта. Мои коллеги – те, кто уже давно работал в облсуде, – приходили к председателю и говорили: «Зачем вы девчонке это дело дали? Там же стрелять надо!» Председатель суда на это ответил: «Вот и посмотрим, на что она годна». 

Я всё время это дело вспоминаю. Как писали в газетах, убили бабушку с дедушкой. Но им было всего по 56 лет, и с ними жила 7-летняя внучка. На глазах у этой девочки сначала бабушка была изнасилована и убита, затем убили дедушку. Саму девочку тоже изнасиловали и задушили. Подушкой накрыли и бросили, были уверены, что ребёнок мёртв. А девочка выжила. Как объясняли медики, строение связок, мышц у детей другое, более эластичное. Взрослый бы не выдержал, а малышка отошла. 

Когда я допрашивала эту девочку в процессе, ей исполнилось уже восемь лет. Но на вид она была такая малюсенькая, кудрявенькая. Её мама рассказывала, что дочка спит теперь с ножом под подушкой. Малышка, конечно, не понимала, что уже никогда не будет женщиной – ей сделали тяжелейшую операцию. В суде она рассказывала, как очнулась, увидела мёртвых дедушку с бабушкой и побежала на улицу звать людей. Я помню все переживания этого ребёнка, которому преступники сломали психику и разрушили физическое здоровье. 

Кроме этого преступления, обвиняемым вменяли ещё ряд изнасилований в общежитии, несколько убийств, в том числе и убийство сожительницы одного из преступников. Она услышала их разговор, и убийцы испугались, что свидетельница их сдаст. Ещё были кражи. 

Вот это дело мне запомнилось навсегда, наверное. В то время ещё были народные заседатели в судах. Когда я этот приговор выносила, мне стало плохо в совещательной комнате, они меня кофе отпаивали. А когда я стала провозглашать приговор, у меня пропал голос. И мы с народным заседателем по очереди его читали больше четырёх часов.

– Этих убийц расстреляли?

– Верховный суд оставил мой приговор в силе. Но в то время смертные приговоры уже не исполнялись. Страна вступала в Совет Европы, ожидалось введение моратория на смертную казнь. Шёл 1993 год. Все дела с высшей мерой направляли в Комиссию по помилованию. То уголовное дело пролежало в комиссии шесть лет. Один из подсудимых, не дождавшись исполнения приговора, умер в СИЗО, а второму преступнику в 1999 году смертную казнь заменили на пожизненное лишение свободы. К сегодняшнему дню он уже 20 лет отбыл в тюрьме, собирается на условно-до-срочное освобождение. Через 25 лет, как положено по закону. 

В тюрьме, в ожидании решения Комиссии по помилованию, он писал стихи. В томской газете прошла публикация под заголовком «Стихи из камеры смертников». А позднее у него брали интервью. В Томске тогда много было приговорённых к смертной казни, ожидавших помилования. Но он единственный, кто согласился дать журналистам интервью. Осуждённому посвятили целый разворот в газете с его портретом. В том интервью он сказал: «Всё нормально, жду вот решения о помиловании. Претензии у меня только к двум людям: к корреспонденту, который при публикации моих стихов заменил слово и запятую не там поставил (слово, как я поняла, было нецензурное, поэтому его и заменили. – Л.С.), и к судье Симанчевой – что уж сразу зелёнку в лоб. Ну, десять, ну, 12 лет дала бы. Но не зелёнку же сразу в лоб». В уголовной среде выражение «намазать лоб зелёнкой» означало расстрел. Больше мне не приходилось смертную казнь никому назначать, слава богу. Это слишком тяжело.

– Став заместителем председателя Иркутского областного суда по уголовным делам по первой инстанции, с какими проблемами прежде всего столкнулись? 

– Чисто судейская работа меня не пугала, но с назначением на должность появились дополнительные функции, новые для меня обязанности  административного характера. Кроме того, Томскую область я знала как свои пять пальцев. Здесь дела поступают, а я не представляю, где находится этот населённый пункт. Мне пока сложно ориентироваться: надо ли в командировку отправлять судью и секретаря, на машине им ехать или туда только самолётом можно долететь. Вот мне подарили карту Иркутской области, изучаю регион. 

Николай Павлович чётко обозначил передо мной первоочередные задачи: сократить сроки рассмотрения дел и повысить качество приговоров. Я прочитала в газетах: когда его представляли коллективу, заместитель председателя Верховного суда Владимир Николаевич Соловьёв сказал, что Иркутская область находится в твёрдых середняках, а нужно, чтобы она попала в первую десятку. Вот эта задача передо мной и поставлена. Главный критерий при оценке работы суда – стабильность приговоров. В первую очередь мне предстояло разобраться, какие ошибки допускают судьи, почему идут отмены и изменения приговоров в кассационной инстанции – Верховном суде России.

– Много приговоров отменяется Верховным судом?

– Когда у нас состоялся разговор с Николаем Павловичем о моей перспективе работать здесь, я стала отслеживать, как часто Иркутск попадает в обзоры Верховного суда. Последние три года Иркутский областной суд в обзорах практики мелькал довольно часто – отмечались отмены и изменения приговоров. 

По результатам 2010 года стабильность приговоров Иркутского областного суда не дотягивала до 77 процентов, в прошлом году нам удалось поднять её до 82 процентов. Для нас это, конечно же, не предел, поскольку в суде работают очень хорошие специалисты, профессионалы своего дела. Отмена приговора Верховным судом была в прошлом году только одна. Но на показатель стабильности влияют даже незначительные изменения приговоров – скажем, небольшое сокращение срока наказания. Мы анализируем свои ошибки. Также на качество работы судей существенное влияние оказывают и частые изменения законов.

– В последние годы в регионе идёт сокращение преступности. Уголовных дел, в том числе областной подсудности, становится всё меньше. Это, по логике, должно сказываться на повышении качества работы. 

– Дел областной подсудности в 2011 году действительно поступило немного меньше. Я посмотрела статистику с 2007 года. В то время Иркутским областным судом рассматривалось в среднем по 200 дел в год, в прошлом году было 178. Однако говорить о снижении, по-моему, не стоит: в предыдущие годы поступление дел тоже шло волной. 

Кроме того, дела, которые поступают в Иркутский областной суд, по количеству подсудимых, сложности, объёмности – тяжёлые. Меня, например, поразило сращение правоохранительных органов с преступными элементами в регионе. Я говорю о делах, по которым уже вынесены приговоры. В Иркутской области, оказывается, не редкость, когда сотрудники правоохранительных органов состоят в криминальных группировках, руководят бандами, преступными организациями. Только за последнее время, уже при мне, рассмотрено несколько подобных дел. 

– С нагрузкой судей сейчас нет проблем?

– Есть такая проблема. Уже при мне четверо судей ушли в отставку. Осталось 14, из них 11 работают в Иркутске, двое в Братске, один в Ангарске. Не думаю, что объём работы в этом году сильно сократится, он, скорее всего, останется на прежнем уровне, так что нагрузка будет запредельной. В прошлом году на каждого судью пришлось в среднем 11-12 рассмотренных дел. Это очень большой показатель, если исходить из количества подсудимых, объёма предъявленного обвинения. Так что одна из проблем, которые передо мной сейчас стоят, – кадровая. 

– Какая же это проблема! Все юристы мечтают работать в суде. 

– Если у юриста нет опыта судебной работы, хотя он и хороший профессионал, работать в областном суде ему будет непросто. Особенно по первой инстанции, где необходимо самостоятельно принимать решения по квалификации и наказанию, в том числе и в виде пожизненного лишения свободы. В Томске я знала каждого судью лично, его способности, практику, умение вести процесс, написать приговор. Здесь познакомиться со всеми судьями у меня ещё не было возможности. Подняла показатели качества работы за несколько лет, посмотрела, у кого стабильная практика из года в год. Попросила, чтобы при-слали приговоры этих судей, сейчас я их изучаю. Затем собираюсь побывать у них на процессах. 

Кадровый вопрос – основной на 2012 год. Процесс назначения длительный. Весь год коллектив будет работать не в полном составе, с увеличенной нагрузкой. 

– Суд присяжных тоже вы будете курировать?

– Суд присяжных не является самостоятельным структурным подразделением, это одна из форм судопроизводства. Во многих регионах сложилась такая практика, что рассмотрением дел с участием присяжных заседателей, как правило, занимаются несколько судей. Иркутская область в этом плане не исключение, хотя мне кажется, что любой судья первого состава должен обладать навыками рассмотрения дел с участием присяжных. 

– Процессов с присяжными становится меньше?

– Они идут волной. Вынесут присяжные оправдательный вердикт – все хотят суд присяжных. Пройдёт несколько обвинительных приговоров – одумываются, не рискуют. Мне нравится работать с присяжными. Тут есть своя специфика: требуется умение найти с ними психологический контакт. Работа с присяжными – более напряжённая: до самого конца не знаешь результата. В обычном процессе ты как профессионал уже видишь, какое следует принять решение. А какое решение примут присяжные – неизвестно. В Томском суде был такой случай. По одному делу три раза менялся состав присяжных – и каждый раз выносился новый вердикт. Первый вердикт был обвинительный, и судья назначил наказание свыше 20 лет лишения свободы. По кассационной жалобе вердикт отменили из-за процессуальных нарушений. Второй раз с теми же доказательствами суд присяжных в новом составе рассмотрел дело и оправдал обвиняемых вчистую. Приговор опять был отменён, поскольку выяснилось, что один из присяжных скрыл о себе информацию: у него привлекался к уголовной ответственности сын, который прежде работал в следственных органах. В третий раз дело рассматривала я – это было моё последнее дело в Томском суде перед отъездом в Иркутск. И у нас был третий вариант: присяжные что-то признали полностью доказанным, что-то исключили из обвинения, кому-то просили снисхождения. В Верховном суде этот приговор устоял.

– Как вы оцениваете качество предварительного расследования?

– С появлением Следственного комитета резкого скачка в сторону улучшения качества расследования я не заметила. Но мне понравилась позиция руководителя регионального управления СК Юрия Владимировича Дина. У меня состоялся с ним разговор по телефону в конце года. Надо было прикинуть нагрузку на судей, и я интересовалась, сколько ещё дел ожидается до конца года. Прокуратура обещала больше 30, а пришло только семь. Он сказал: «Сырые материалы мы не выпустим. Я их завернул в рамках своих полномочий». Я поняла, что он настроен бороться за качество расследования. 

На приглашение проанализировать ошибки следователей мы готовы откликнуться, об этом с Юрием Владимировичем договорились. Конечно, мы не собираемся никого учить, давать указания – это не функция суда. Наша готовность к встрече обусловлена только одним: все недоработки следствия приходится восполнять в ходе судебного разбирательства. Это приводит к затягиванию процесса, а потом мы получаем иски из-за неразумных сроков, волокиты. 

А бывает и так: если бы следователь выполнил необходимую работу, ничего не упустил – и дело бы в суд не поступило, и не было бы оправдательного приговора, незаконного привлечения человека к уголовной ответственности. Либо подсудность бы изменилась. 

– УПК не содержит указания, в какой срок должно быть рассмотрено дело. Считается, что по каждому делу свой разумный срок. Ваша оценка работы судей первой инстанции: укладываются они в разумные сроки?

– Я абсолютно согласна с установкой председателя Иркутского областного суда: какими бы объёмными ни были дела, всё равно они не должны рассматриваться годами. Это позиция и Верховного суда России, и Страсбурга. Нужно уметь активизировать работу, планировать, при изучении дела увидеть проблемы с доставкой свидетелей, подсудимых, явкой адвокатов.  

– У вас есть дела, которые рассматриваются годами?

– Есть. Когда я сюда пришла, таких было четыре. Два из них сроком больше двух лет, два – свыше года. 

– Но некоторые дела просто невозможно рассмотреть быстрее, настолько они объёмны. Например, по банде Новосельцева. 

– Да, в суд поступило 275 томов дела, а сейчас уже около 400 – с протоколами и наработанными в процессе материалами. Думаю, что в этом году решение по делу будет принято. В основном же судьи рассматривают дела действительно в разумные сроки – от полутора до шести месяцев. Очень много дел рассматривается в командировках. В прошлом году таких было почти половина, с выездом на две-три недели. Это дополнительное напряжение для судей, не везде нормальные условия для проживания, есть сложности с выделением зала заседаний. 

– А как часто областной суд выносит оправдательные приговоры?

– Оправдательный приговор – это не критерий объективности суда, а показатель низкого качества следствия. При нормальной работе следствия незаконного привлечения к ответственности не должно быть вообще. В прошлом году областной суд вынес оправдательный приговор в отношении одного подсудимого.

– Как устроились в Иркутске?

– Иркутск похож на Томск – такой же старинный город. Хотя они и разные: Томск поменьше, более камерный, интеллигентный. Иркутск первое время в центре напоминал оживлённый муравейник, но в этом городе мне комфортно. Живу пока одна, снимаю квартиру в доме за Ангарой. Надеюсь, скоро ко мне приедут дети.

– Ваши дети юристы?

– Только младший. Но к судебной работе интереса у него нет. Он рос в суде, представляет, что это за работа. Ему больше нравится гражданское право, как мне когда-то. А старший сын технарь. Пока я тут, у меня в Томске первый внук родился. 

– Свободное время как проводите одна, не скучно?

– Первое время вопрос, чем заняться в свободное время, вообще передо мной не стоял. Думала, здесь, в суде, и жить буду. Домой носила работу. И сейчас работы ещё много. Но я уже позволила себе пешеходные экскурсии по городу. Посетила храмы. Сходила в музеи, театр. Культурную программу, одним словом, начала выполнять. На Байкал несколько раз выбиралась. 

В Томске я занималась преподавательской деятельностью, очень люблю работу со студентами. В перспективе мыслю и здесь этим заняться. Надеюсь, что скоро появится время завершить научную работу, планирую дописать кандидатскую диссертацию по уголовному процессу. Я вообще такой человек, которому никогда не бывает скучно.