Сложности маневрирования 

По пятницам дошедшие до крайности безработные стягивались к аукционному залу Собокарёва – этот день отводился под раздачу милостыни. Но с началом зимы и по копейке (на чёрный хлеб) доставалось не всем. А ещё посылаемые на раздачу служащие отмечали появление новых, вполне приличных нищих. 

Слухи о строительстве второй ветки Транссиба  разнеслись со скоростью поезда и, как это бывает всегда, наполнились массой подробностей об обещанных будто бы заработках и даже подъёмных для приезжающих. Билеты до Иркутска начали раскупаться с невероятною быстротой, и с вокзала страждущие отправлялись прямо к управлению Забайкальской железной дороги. Тут-то и выяснялось, что, соб-ственно, их никто не ждёт:

– Мы  и своих-то не знаем, куда пристроить! Вы разве не читали в газетах, что у нас по всей  линии сокращения? Тех, кто нынче за штатами остаётся, хватит несколько новых веток выстроить, да ещё и останется! Наши безработные это хорошо понимают и шлют телеграммы министру путей сообщения – просят принять их на другие дороги.

На 26-м участке, в артели Глеба Никулина, тоже пришлось отказаться от двух рабочих, но сама-то артель всё-таки сохранилась, и на радостях староста даже «накрыл полянку». Небольшую, так что и домой все вернулись на твёрдых ногах, но утром Глеб Георгиевич с ужасом обнаружил, что потерял казённый револьвер. Два дня поисков не принесли ничего, а на третий Никулин явился с повинной – и был тотчас уволен. 

Бывшие товарищи по артели советовали ему добиваться свидетельства об утрате трудоспособности – а дело-то в том, что прошлой зимой, когда на перегоне случилась авария, он обморозил руки. Но скрыл, опасаясь, что пособия по инвалидности не хватит, чтобы  выучить дочку, ученицу 6 класса гимназии. В теперешнем же его положении и пособие казалось спасительным, но время было упущено, и в юридической консультации сразу предупредили: дело скоро не кончится. А плату за обучение нужно было вносить уже через месяц… 

После скоропостижной смерти жены (два года назад, в сочельник) Глеб Георгиевич сделался рассеян, суетлив и даже  впадал в панику, чего прежде никогда не бывало. И сейчас, вместо того чтобы обращаться за помощью в родительский комитет гимназии, он бесцельно ходил по городу из конца в конец, чтобы только Глаша не видела его страшной растерянности.

С посредниками и без

Добрые люди подсказали ему, что на Графо-Кутайсовской, 16, во дворе принимает посредник, инкогнито, но с хорошей гарантией – и действительно, незнакомец предложил сразу несколько мест. Но все они оказались связаны с большой нагрузкой на руки… В справочном бюро на Баснинской Глеб Георгиевич заполнил две карточки, и одну из них опустили в большой ящик с пометкой «Служащие», а другую накололи на штырь для безработной прислуги. Сходил он и на Благовещенскую, в контору Гурчиной, но хозяйка даже  карточку заводить отказалась: 

– Затоварилась…  А вы вот что: встаньте затемно – да на биржу, в очередь. Всё вернее будет подённый заработок найти.

Здание биржи труда на Хлебном базаре было так неудачно построено, что согреться в нём было решительно невозможно, сюда могли загнать только дождь или сильный ветер. Никулин, не спавший в эту ночь, сел  на пристенную скамью –  и задремал. А постепенно собиравшиеся подёнщики сначала вместе ругали кого-то, потом ссорились меж собой и чуть было не подрались,  когда появились первые наниматели. Один из оставшихся без заказа с досады сел на скамью и больно ткнул Никулина в бок: «Расселся тут – что, негде спать?!»

Глеб Георгиевич поднялся и побрёл домой, на угол Мясной и Собокарёвской. Во втором этаже окна были уже открыты, и пахло жареными лепёшками, но у Глаши занавески ещё оставались задёрнутыми. «Пусть поспит…» – тихо пронеслось у Никулина в голове, и это было последнее, о чём он успел подумать. Потому что разом обмяк, упал на колени, откинулся головой на тротуар – и замер. Навсегда. 

Месяцем позже, 25 августа 1909 года, в газете «Сибирь» появилось объявление: «До окончания гимназии готова репетировать за стол и квартиру. Обращаться: угол Собокарёвской и Мясной, вверху». 

«Тройная бухгалтерия» на Мясной

В том же доме, но внизу (ровнёхонько под квартирой Глаши) жила вдова Ираида Харлампиевна Карабанова с двумя детьми. Прежде, встречая Никулиных во дворе, она тихо вздыхала, думая, как же хорошо, когда в доме есть кормилец-мужчина. А со смертью Глеба Георгиевича каждый день зазывала Глашу на чай. При этом она всякий раз освобождала столик в гостиной от вороха газетных вырезок и однажды, отвечая на молчаливый вопрос, объяснила:

– Каждый день смотрю местную прессу, и первым делом – объявления на последних страницах. Вот, взгляни: магазин Макушина–Посохина ищет на место курьера грамотного, хорошо воспитанного мальчика 14 лет. Моему Алексею сейчас только 12, но я всё же сводила его, показала – и нас поставили в очередь. – Ираида Харлампиевна подложила Глаше на тарелочку пирожок и продолжила тем же тоном школьной учительницы: – Объявления, они хоть и коротенькие, а про многое говорят. Посмотри хоть вот это, от приказчика из магазина Полутова. Он только что закончил бухгалтерские курсы, и, хоть претендует пока на скромную должность помощника бухгалтера, видно: нацелился на большое коммерческое предприятие, чтобы и самому поучаствовать в прибылях. А всё потому, что на курсах открыл настоящую пользу и двойной русской, и тройной итальянской бухгалтерии. Муж мой покойный часто мне говорил, что «через образование каждый сам себя и образует». И что даже «барышня и не барышня уж, коль она без гимназии».

– А соседка наша из третьей квартиры свою Дашу из гимназии забрала;  говорит, отдаст в услужение. 

– А жаль: девочка со способностями. – Ираида Харлампиевна отвернулась к окну, помолчала. –  Будет за пять рублей смотреть за маленькими детьми да ещё и комнаты убирать в «свободное» время. Года  через три заработает себе грыжу и сбежит по объявлению – вот хоть такому, как в нынешней «Восточной заре»: «Нужна интересная барышня в отъезд – кассиршей и заведовать хозяйством к одинокому фотографу». А лет через пять нашу Дашу уже и «интересной» не назовёшь… – Она резко встала, прошлась по комнате и совсем уже другим тоном закончила: – Так что давай, дружочек, подумаем, как составить тебе объявление в газету. Вместе и в редакцию отнесём.

«Понаехали тут!»

…Получив от соседки номер со своим объявлением, Глаша не сразу отыскала его: вся последняя страница была испещрена маленькими прямо-

угольниками. Портниха из Москвы, остановившаяся у родственников, просила «места в семью», а  две вышивальщицы из Одессы мечтали делать метки гладью на белье. Дипломированный парижанин предлагал очень недорогие уроки, а немка-музыкантша выражала готовность быть и лектрисой, и компаньонкой, и здесь, и в отъезд. Выпускник физико-математического факультета и ученица консерватории искали педагогических занятий на зиму. Что до местных, иркутских учителей, то, похоже, они «продвигались тайными тропами»: в нынешнем, 1909 году министр народного просвещения распечатал во всех газетах, что  «занимающие штатные должности в учебных заведениях министерства обязаны ис-

прашивать особого разрешения на ведение уроков в других учебных заведениях». Классные же наставники ни на какие дополнительные уроки вообще рассчитывать не могли.

Характерно, что ущемлённые педагоги сердились не столько на министерство, сколько на «понаехавших». В особенности раздражали их немецкие бонны, очень востребованные в состоятельных иркутских семьях. Так же и местные железнодорожники злились, когда вакансии занимали приезжие из России. В номере с Глашиным объявлением была язвительная заметка о главном бухгалтере Забайкальской железной дороги Эфросе, выписывавшем подчинённых с южных железных дорог. Среди этих «незаменимых» был и обыкновенный курьер, что особенно возмущало автора публикации. 

– Ну, этот-то  десяти другим фору даст, – не согласилась Ираида Харлампиевна, подрабатывавшая при управлении надомной машинисткой.   – Он в два дня завоевал симпатии старожилов. Только, боюсь, не задержится он у нас – слишком уж холодно для южанина.

«Спотыкательная рюмочка»

После  смерти мужа у Ираиды Харлампиевны оставался из близких один младший брат, когда-то подававший большие надежды. Имея  собственный дом и плохонькую, но должность, он каждый месяц одалживался у сестры и при этом всегда жаловался на «беспросветную жизнь». Ираида Харлампиевна охотно ссужала ему небольшие суммы (когда долг прошедшего месяца был закрыт) и все сетования терпеливо выслушивала. Но к сердцу не принимала и отвечала всегда с на-

смешливою весёлостью:

– Разве кто-то другой, а не ты, друг Аркадий, спустил остававшийся от отца капитал? Я согласна, что он был невелик, но в складчину можно было б и дело начать. Господин Гильбенберг весь прошлый август через газеты искал компаньона для бакалейной торговли. А ещё несколько энергичных господ открыли небольшой заводик с производством по новому способу, без особых затрат. 

При этом Ираида Харлампиевна никогда не заговаривала о главной беде Аркадия, потому что считала страшной болезнью, против которой не устоял и её покойный супруг, умнейший и образованнейший Василий Прокопьевич Карабанов. Помнится, они только ещё начинали  семейную жизнь, и женщина, нанимавшаяся в кухарки, объявила как о большом достоинстве: «Водки, барыня, вовсе не пью!»  Ираида Харлампиевна улыбнулась тогда, но после ей часто бывало не до смеха. Василий Прокопьевич и по службе не двинулся, правда, занятой изначально позиции не потерял. А вот приятель его, тоже умнейший и образованнейший, спустился из педагогов сначала в корректоры, затем  в наборщики и недавно напомнил о себе публикацией в газете «Сибирь»: «Любопытный документ представляет «домашнее условие», заключённое группой наборщиков местной губернской типографии: «Мы, нижеподписавшиеся, сим обязуемся не употреблять в течение года, с 1 июля 1909 по 1 июля 1910, никаких спиртных напитков, как то: водки, пива и различного вида вина, не исключая и виноградного. Условие это распространяется и на экстраординарные случаи, как то: свадьбы, именины, крестины, похороны, чествования товарищей. Нарушение обязательств карается штрафом в 25 руб. в пользу строго следующих договору. Если же проштрафятся все, то в выигрыше окажутся благотворительные учреждения».

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.