издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Редакторский хлеб

  • Автор: Борис АБКИН, сотрудник «Восточки»в 1970–2000-х годах

Само собой, оклад у редактора значительно выше, чем у любого из сотрудников газеты. Но все мы знаем: цена редакторского хлеба измеряется не только в денежном эквиваленте. И порой кажется, что лучше бы сидеть впроголодь. Доказательств у меня, некогда сотрудника партийного отдела «Восточно-Сибирской правды», уйма. Но я приведу только одно.

…Многим из нас редактор газеты Валерий Павлович Никольский казался человеком невозмутимым – на взгляд со стороны, он как будто бы вполне спокойно переносил «громы и молнии», нередко летящие в его голову из «Серого дома» (так в то время мы называли обком КПСС). 

Итак, утренняя планёрка, дело ежедневное и привычное. Валерий Павлович – в торце длинного стола, мы – по обе его стороны. Совещание только началось, мы, заведующие отделами, слушаем спокойно-глуховатый голос шефа: он докладывает что-то о предстоящих планах. Вдруг звонок – резкий, как взорвавшаяся граната. Мне, автору вчерашнего отчёта о партийном собрании на релейном заводе (предприятие тогда было на хорошем счету), звонок показался особенно зловещим. Похоже, и Никольскому тоже.

Подходя к телефону, он быстро кинул в мою сторону взгляд: «У тебя с отчётом всё в порядке? Фамилии? Цифры? Общий анализ?»

– Вы же сами его вчера вечером прочитали. Я в материале уверен…

А Никольский уже поднимает трубку.

– С вами будет говорить первый секретарь обкома партии Николай Васильевич Банников, – предупреждает секретарша на том конце провода.

– Немедленно! – прерывает её пронзительный голос. – Немедленно ко мне! Всё бросить, все планёрки!

Этот разговор, если его можно так назвать, слышали все. Еле застегнув дрожащими пальцами пуговицы пальто, Никольский вызывает машину к редакции. «Почему они именно на меня смотрят с таким сочувствием? – начинаю я беспокоиться, глядя в лица коллег. – Может, это не из-за меня вовсе».

– Расходитесь пока по отделам, – голос редактора внешне спокоен, – но никому никуда. Ждать моего приезда.

Некоторое время мы ещё сидим на своих местах.

– Боря, ты уверен?

– Да, уверен я, всё в порядке. Почему этот разнос должен быть связан именно с моим материалом?

– Ну да! – развернув газету, все вцепились взглядами в мой репортаж. – Ты же давал отчёт со вчерашнего собрания. А на нём Банников-то и выступал. Тут к бабке ходить не надо. Прочти ещё раз. Лучше подстраховаться…

– Сам секретарь парткома завода всё вычитал, – отвечаю. – Всё сверил, сказал даже, что ему материал понравился.

…Редактора нет уже час, другой, третий. Все мы ходим как потерянные. Наконец появляется Никольский. Внешне спокоен, но бледен. Курит папиросу за папиросой.

– Ты и ты останьтесь, остальные – работать! – кивает он мне и своему заместителю.

У меня, недавно приглашённого в отдел партийной жизни «Востсибправды» из «Молодёжки», только одна мысль: «Вернусь в родную газету! Плевал я на ваши вызовы и разносы…»

Никольский снял пальто, сел в кресло, снова закурил. Долго молчит.

– Ну что? – вырывается у меня. – Собрание?

– А что ещё?! – усмехается шеф. – Успокойся, все шишки он свалил на меня. Так орал, что стёкла в окнах дрожали.

– Но в чём дело, Валерий Павлович? Ведь секретарь заводского парт-кома от корки до корки всё вычитал, до последней буквы.

– Вот в букве-то всё и дело, – невесело усмехнулся Никольский. – В материале у тебя, слава богу, всё в порядке. Похвалил даже. А потом схватил газету «Правда» и ткнул пальцем в первую страницу: ты видишь, как надо!

– Я знаю, как надо, – успокоившись, уже дерзко заявляю я. – Сначала идёт информационное сообщение о съезде компартии, а потом речь товарища Брежнева. С переносом на вторую и третью страницы.

– А теперь глянь в нашу газету, умник! – горько усмехается Никольский. – Первая полоса открывается портретом Брежнева, его речью, и уж потом – твоя паршивая информация.

– Но ведь у нас рядовое партсобрание на рядовом заводе, – возражаю я. – Что ж сравнивать-то? Не могли же мы открыть газету портретом Банникова!

– Ты думаешь, он меня слушал? – вскипел Никольский. – «Делай, как в «Правде», она для вас пример!» И особенно за концовку мне врезал. Там, где ты пишешь, что «в заключение, обобщив опыт выступающих и одобрив его, выступил первый секретарь обкома тов. Банников». В заключение!

– Валерий Павлович! – перешёл я на крик. – Но как же можно обобщить опыт выступивших делегатов в начале собрания! Это же дикость – люди ещё ничего не сказали, а он уже обобщил опыт! Он же на самом деле выступил в конце собрания и обобщил добрый опыт завода действительно в заключение.

– Борис, – устало махнул рукой Никольский, – чем больше я возражал, тем больше мне влетало. Что ж, я не понимаю, что ты правильно всё сделал? Да он и твоей фамилии-то не вспомнил. А знаешь, в чём собака зарыта? Плохой из тебя психолог, если сам не догадался. Цех-то был женский, так? Уже пора детей из садика забирать, а собрание всё идёт да идёт. Вот бабы, почуяв, что до конца собрания их не выпустят, так даванули на ворота цеха, что они разлетелись. Разлетелись и дамы, что белые птахи, – им дети-то дороже любого собрания. Ну, первый секретарь и обиделся. А шишки достались нам – ни за что ни про что… 

Валерий Павлович, как известно, сменил на редакторском посту легендарную и «несокрушимую» Елену Ивановну Яковлеву, которая, казалось, не боялась никого и ничего. Бывало, пожалуется ей первый секретарь какого-либо райкома партии на несправедливую критику в газете.

– А что это мы о таком серьёзном деле с вами в дверях обкома говорим? Вот будет заседание бюро – и поднимем этот вопрос…

– Что вы! – пугался секретарь. – Не надо бюро! Это я так, к слову. Вот встретил вас, дай, думаю, скажу. 

Только секретаря и видели… 

У Никольского был другой «подход». Жалуются ему на корреспондента: дескать, не прав, не разобрался, как положено.

– Накажем! – мягко обещал Валерий Павлович. – Разберёмся и накажем по всей строгости.

Глядишь – человек доволен, улыбается. Все знали: никого Валерий Павлович наказывать не будет. Так, побухтит для вида и спустит всё на тормозах. Стиль руководства коллективом у Яковлевой и Никольского был разным. Елена Ивановна если сказала, что накажет, то обязательно это сделает (но чужим на растерзание своих сотрудников не даст!). 

Человек по натуре мягкий, Никольский к материалам относился порой чересчур требовательно. Это была своеобразная принципиальность: там, где критика в газете могла задеть кое-кого из нежелательных лиц, камня на камне от неё не оставалось. Тут хоть плачь – не разжалобишь. И сидят бедные корреспонденты до ночной поры, знают: пока Никольский «железной косой» не пройдётся по полосам, уговаривать его бесполезно. Трудно сейчас сказать, в чём тут дело, возможно, в страхе или нежелании потерять своё место: ведь в те времена, когда газета была органом обкома КПСС, можно было «загудеть» ни за что ни про что. Так что редакторский хлеб не был сладким. Следовало обладать характером Елены Ивановны Яковлевой, которую называли «железной леди», чтобы в такой обстановке держаться на плаву. А дано сие было отнюдь не всем.

Между прочим, Никольский (как далеко не все редакторы) немало и сам писал статей, очерков, даже юмористические рассказы. Один из них, помню, уже будучи пенсионером, принёс мне для субботнего номера. И знаете, смешной рассказик накрапал бывший редактор серьёзной газеты. Я от души смеялся.

За два года перед его смертью мы как-то повстречались на улице Желябова. Несёт папку солидного размера в правление Союза журналистов, что на улице Сухэ-Батора.

– Никак макулатуру стали сдавать? – пошутил я.

Валерий Павлович рассмеялся. Был у нас в редакции некогда водевиль на газетные темы «В поисках золотого руна», мы не раз исполняли его на праздниках. Остроумную пьесу сочинил Валерий Кашевский – руководитель отдела советского строительства газеты и редакционного ансамбля «Петит-Булак». (Петит – это мелкий шрифт, в переводе с французского означает «маленький», а булак – «ручей» по-бурятски.) И рассказывалась в пьесе история героя, который отправился в дальние края с риском для жизни добывать «золотое руно». Кстати, именно этой пьеске принадлежали слова, которыми потом много лет встречали наши материалы в секретариате: 

– Понатащили всякого руна, его не втиснешь ни в одну газету.

– Знаешь, Борис. – Никольский показал на свою папку, – здесь действительно «золотое руно». Это очерки о людях, работавших некогда в газете, их воспоминания, мои воспоминания о них. Думаю, нам давно о своей газете книгу надо написать. Вот, собираю материал – «Восточка» того стоит. Сколько поколений журналистов прошли её школу, а мы многих позабыли, Иваны, родства не помнящие. А ведь газета – это история нашего края, нашей малой родины. Дожить бы, успеть бы закончить эту работу. 

Валерий Павлович не успел. На 78-м году жизни его не стало. Так и сгинула где-то драгоценная папка в анналах Союза журналистов. Хотя… ведь грядёт 95-летие, а потом не за горами и 100-летний юбилей старейшей газеты Сибири. Может, и осуществится мечта Валерия Павловича? Он прав: «Восточка» стоит того… 

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры