Нам повезло с учителями
Наш курс был первым набором только что открывшегося в Иркутске отделения журналистики. Педагогический коллектив ещё не сложился, и в этом были свои преимущества. Нам повезло – нас учили практики: собкор «Известий» Шинкарёв, собкор «Всесоюзного радио» Бройдо, собкор «Экономической газеты» Бандо. Незабываемые уроки мастерства преподал завотделом «Восточки» Лифшиц. До сих пор помню одну из его лекций, на которой он говорил, как важно журналисту найти яркие детали, характеризующие то или иное событие. Например, в материале о переходе ВСЖД с паровозной тяги на электрическую он нашёл такую деталь и вынес её в заголовок: «Белые перчатки машиниста Иванова». Мы в то время не раз видели, какими чумазыми выходили из поезда машинисты – одни глаза и зубы блестели на чёрных лицах, ведь работать приходилось у паровозной топки. Чёрные клубы дыма тянулись за каждым составом.
Такое начало материала позволило автору легко перейти к преимуществам электротяги. Секретами макетирования делился с нами ответсекретарь той же газеты Давидсон. С телевизионной работой нас знакомила главный редактор художественного вещания Иркутской студии телевидения Петрова, впоследствии мой первый и самый доброжелательный начальник. Из любимой нами «Молодёжки» пришёл поэт и журналист Иоффе. В этой блистательной плеяде педагогов-практиков яркой звездой сверкал Леонид Леонтьевич Ермолинский. Он только что ушёл из «Молодёжки», той самой, легендарной, которую делали Вампилов и Распутин и все остальные будущие писатели и поэты так называемой «иркутской стенки» – сегодняшней гордости нашей писательской организации. В число этой «стенки» входил и наш учитель.
Но если другие маститые газетчики мелькали у нас на факультете «как мимолетные виденья», то Леонид Леонтьевич пришёл всерьёз и надолго. Он был назначен куратором нашего курса. Нам не было тогда и двадцати, а ему едва перевалило за тридцать. Молодой, высокий, статный, красивый, талантливый. Многие девчонки нашего курса были от него без ума. Поначалу как-то не было такой субординации, как сегодня. Отношения преподавателей к нам были дружескими. Этому способствовали демократичные традиции редакций, из которых пришли наши педагоги, и не такая уж большая разница в возрасте между ними и студентами. Трудно представить сейчас преподавателей, на равных танцующих с молодёжью на студенческой вечеринке. А мы в то время все праздники проводили вместе со своим замечательным куратором. Он нас совсем не стеснял, напротив, собственным примером учил настоящему, а не литробольному веселью. Юмор Ермолинского был особенным. Сам он, когда что-то смешное рассказывал, оставался абсолютно серьёзным, зато мы хохотали до упаду. Шуточные тосты, розыгрыши, неожиданные импровизации, интеллектуальные ристалища, анекдоты, частушки, куплеты, песни… Кстати, куда подевались застольные студенческие песни? Их было не счесть:
Вот идут, задравши нос –
Сразу видно, что из «гос» –
Задаются! – весело горланили мы.
Вот идут задравши хвост –
Сразу видно: из «сельхоз» –
Удобряют!
Нет волос, завивки нет –
Ну, конечно же, из «пед» –
Отстающие!
Где-то слышен храп и свист –
Это значит финансисты –
Спят от скуки!
Само собой разумеется, что мы не только развлекались, но и иногда учились. Лекции Леонида Леонтьевича по истории отечественной журналистики старались не пропускать. Они отличались насыщенностью событиями, фактами, цитатами. «Воды» в них не было. Главной особенностью был журналистский подход к подаче, казалось бы, сугубо учебного материала. Это были лекции-очерки. Ермолинский умело находил яркие, сенсационные, порой комические, порой трагические моменты в творческих биографиях известных русских газетчиков. Мне запомнился, например, рассказ о Михаиле Кольцове. Когда тот вернулся из воюющей Испании, его пригласили с отчётом в Кремль. Выступление журналиста было настолько блистательным, что все приглашённые на эту встречу буквально затаили дыхание, ловя каждое его слово. Неожиданно докладчик перевёл взгляд на Сталина и прочёл в ответном взгляде зависть, ревность, раздражение – себе приговор. Кто посмел хотя бы на мгновение затмить собой его, «солнце народов»! Своими опасениями Кольцов поделился с близкими. Ему, конечно, не поверили, но вскоре он был арестован и после долгих допросов и пыток расстрелян. Откуда Леонид Леонтьевич почерпнул эти факты? Ну уж конечно не из учебников! И как надо было всё это рассказать, чтобы и через сорок лет я помнила. В своих лекциях Ермолинский широко использовал письма, дневники, воспоминания современников, выдержки из газетных публикаций прошлых лет. После его занятий оставалось такое чувство, как будто лично познакомился с Короленко или Гиляровским, побывал с ними и в камерах смертников, и на блошиных рынках. Он умел оживлять исторический материал яркими запоминающимися деталями. Умел повествовать о прошлом, как о настоящем. Казалось, что мы получали свидетельства о былом из первых рук. Когда я сегодня задумываюсь над этим феноменом, то полагаю, что причина была в том, что наш мастер тогда ещё только начал разрабатывать курс. Не было никакой зачитанности, затёртости, заученности. Мы были первыми слушателями его свежеиспечённых, ещё не остуженных временем импровизаций.
А ведь в ту пору у нас не было недостатка в прекрасных лекторах старшего поколения: Трушкин, Селявская, Ковригина, Смирнов (отец). Их рассказы отличались глубиной знаний, полётом мысли, академизмом. Но могу засвидетельствовать, что начинающий педагог Ермолинский на фоне этой могучей кучки был весьма заметен. И ещё одна деталь: наш любимый Учитель никогда не читал лекций по бумажке. У него под рукой были только карточки с необходимыми цитатами. По этому поводу вспоминается такой случай. На экзамене в качестве шпаргалки гуляла по рукам моя тетрадка с записями его лекций и конспектами первоисточников. Леонид Леонтьевич отобрал её у одного из наших хронических лентяев, полистал и начал выяснять, чья она. Наступила долгая зловещая пауза. Наконец я дрожащим голосом призналась, что моя. От волнения сердце стучало как молот: всё, мне конец, завалила!..
Леонид Леонтьевич подошёл ко мне и сказал: «Отвечать на билет не нужно. Я ставлю вам «отлично» как автору таких подробных, качественных конспектов. У вас дар схватывать главное – это очень важно для будущего журналиста. Но у меня к вам просьба: подарите мне вашу тетрадку. Поскольку свои лекции я предварительно не записываю, ваши записи будут для меня хорошим подспорьем». Это был самый счастливый экзамен в моей студенческой жизни. Счастливый не потому, что получила «пятёрку», а потому, что преподаватель не распёк, не унизил, не выставил меня за дверь, как последнего школяра, а совсем даже наоборот. По тем временам, когда дисциплинарные гайки были закручены очень жёстко, его решение было необычным и мудрым. Человек самодостаточный, он никогда не самоутверждался за счёт унижения других людей, в особенности зависимых от него студентов. Демократизм без амикошонства, требовательность без формализма, любовь к молодёжи без нарушения необходимой дистанции, дружеское участие, сдобренное изрядной долей иронии, – таким он нам запомнился.
Ну и последнее, может быть, самое памятное для меня событие. Леонид Леонтьевич был моим крёстным отцом в журналистике. Он подарил мне тему очерка об одном из иркутских учёных. Этот очерк с его же подачи был опубликован в «Молодёжке». Мой материал занимал там целый подвал и шёл под рубрикой «В море научных проблем». Для меня, третьекурсницы, увидеть свою фамилию в столь уважаемой газете было настоящим чудом. Сегодня печатные издания, теле- и радиоканалы растут как грибы. Студенческими работами никого не удивишь. А тогда это было большим событием. Все меня поздравляли. Я была на десятом небе от счастья, искренне благодарила Ермолинского, а он лишь прятал улыбку в своей тогда ещё не седой бороде.
Как и сотни других его учеников, я никогда не забываю, что это он помог мне сделать первые шаги в журналистике. Серьёзный учёный, интересный писатель, мудрый педагог и просто хороший, добрый, талантливый человек – таким он навсегда останется в моей памяти.