Детское ощущение, что мир вокруг очень густо населён, давно уж сменилось у Жбанова грустной убеждённостью, что нестираемых в памяти лиц, в сущности, немного. Впрочем, он склонен был объяснять это особенностью профессии, ведь череда приходящих на приём воспринималась в первую голову через их болезни. Порою, даже и разговаривая с коллегой гласным, он непроизвольно по цвету лица, походке устанавливал общую картину заболевания – и начиналась неплановая консультация. Куда свободнее мужской доктор Жбанов общался с дамами, не видевшими в нём эскулапа. 

Как бы в долгу

В этом немногочисленном сообществе особенно выделялась жена военврача Третьякова – Аделаида Эдуардовна. Девять лет назад, едва только приехав в Иркутск, она принялась хлопотать о Детской площадке и средствами одной только общественности выстроила замечательное здание неподалёку от городского театра. С введением в городе военного положения её, как и многих энергичных людей, выслали из Иркутска в 24 часа, но, едва лишь вернувшись, Аделаида Эдуардовна вошла в Общество просвещения и вместе с супругой поверенного Фатеева ещё шире развернула работу. Нынешним летом Третьякова устроила школьникам шестинедельную экскурсию на Байкал с проживанием на даче Александра Михайловича Сибирякова, любезно предоставленной детям хозяином. Этот сибиряковский акцент присутствовал во всех рассказах Аделаиды Эдуардовны, и в конце концов у Константина Марковича появилось неприятное чувство, будто он когда-то одолжился у Общества просвещения, а рассчитаться забыл. 

Это чувство ещё более усилилось после вчерашней встречи с Марией Арсеньевной Фатеевой, хлопотавшей об открытии в Иркутске общеобразовательных курсов, и Жбанов положил в этом деле непременно оказаться полезным.

– Лекторов для курсов собираются выписать из Петербурга и Москвы, а вот без микроскопа слушателям не обойтись… – очень кстати посоветовала жена. 

Действительно, кроме микроскопа, преподнесённого супругой в день ангела, у доктора был и купленный им самим и дающий увеличение в 650 раз! При мысли об этом Жбанов ощутил приятное облегчение и с удовольствием поднялся к себе в кабинет, где на отдельной полке стоял красивый дубовый футляр. Константин Маркович решил сегодня же передать микроскоп правлению общества. 

До начала вечернего заседания оставалось ещё более сорока минут, и он решил прогуляться пешком. Но, едва лишь ступив во двор, резко остановился.

Должно быть, архангелы затрубят 

Северная часть небосклона была окрашена в тёмно-малиновый цвет, и лучами-столбами вспыхивало… северное сияние. Немного оправившись, Константин Маркович вышел на Большую и увидел скопление публики, глазевшей на «невиданное явление». 

– Не иначе как быть войне!

– Нее, войну мы видали, и без этаких предупреждений, – а тут, почитай, конец света обозначается!

– Вот-вот-вот, как архангелы в трубы – так и конец… Давно обещано.

Отчего-то эта мысль умилила собравшихся, в особенности стариков, и все стали прислушиваться, а чиновник губернского управления, попытавшийся было дать научное объяснение, был зашикан и скоро удалился. Жбанов тоже вернулся домой, чтобы наблюдать сияние из окна, но уже до самого окончания – и действительно, спать отправился только в пятом часу утра, когда небо сделалось уже совершенно спокойно.

Ему много звонили в эту ночь, и все образованные знакомые сходились на том, что ничего апокалиптического не произошло – северные сияния случаются в Иркутске каждые 50–60 лет, о чём свидетельствуют городские летописи. Что до войны, то её газеты предрекают ещё с осени 1905 года, и с этою мыслью как с неизбежною перспективой все давно уже свыклись.

– А вот из ближайших неприятностей гарантирую осложнения со здоровьем – как после всякой сильной магнитной бури, – резюмировал доктор Жбанов. 

И оказался прав: приборы иркутской обсерватории зафиксировали в ночь с 11 на 12 сентября 1909 года необыкновенно сильную магнитную бурю. На десять часов прервалось железнодорожное телеграфное сообщение на всём протяжении от станции Иннокентьевской до станции Томск.

Маршрутом «чёртовой кареты» 

Переполох, вызванный северным сиянием, несколько притушил историю с «чёртовой каретой», неожиданно объявившейся на Якутском тракте и наделавшей много шуму. Дело же было так: однажды вечером за Якутской заставой на огромной скорости пронёсся огромный автомобиль, рассчитанный человек на восемь, не менее. Лошадь одного из возвращавшихся в Иркутск экипажей испугалась, понесла – и пассажирку с ребёнком на руках выбросило на обочину. Даже не притормозив, «чёртова карета» умчалась дальше, а растерянные свидетели стали строить догадки, кто бы это мог быть. 

По слухам, иркутский коммерсант Родионов недавно приобрёл необычных размеров автомобиль на высоких осях и будто бы совершил уже путешествие в село Лиственничное. А потом и в Оёк, без труда одолев крутую карлукскую гору. Одним словом, «Восточная заря», недолго думая, написала, что на Якутском тракте мог бесчинствовать только богач С.Н. Родионов – потому что никому другому автомобили-кареты просто не по карману.

На другое же утро Сергей Николаевич появился в кабинете редактора Северина и предложил проехаться до одного мирового судьи, во дворе которого красовался огромный автомобиль – точно такой же, как у самого Родионова. Кроме того, задетый предприниматель предъявил трёх свидетелей, показавших, что в три последних дня его «карета» из Иркутска не выезжала. 

Редактор тотчас распорядился подготовить «уточняющую заметку». Дело было, в общем, привычное, но на этот раз остался неприятный осадок – видимо, оттого, что, прощаясь, Родионов сказал:

– А вы слышали: редактор С. не окончил сотой клеветы к сотому же газетному номеру. Его «извиняет» одно обстоятельство: он был болен. Будьте же здоровы, господин Северин! 

Пять пудов «недозволенной» литературы

Когда газетная подёнщина («Восточная заря» не выходила только по понедельникам) утомляла или случались неприятные посетители, редактор, по обыкновению, утешался мыслью, что непозволительно отвлекаться на мелочи. «Ибо «Восточная заря» – орган в первую голову политический. Он и возник как реакция на появление первых представительских учреждений». 

Три года их существования, конечно же, не прошли даром, и, по мнению Северина, это всего более ощущалось в среде военных: даже обязательное разрешение на вступление в брак от начальства теперь редко испрашивалось, и священники закрывали глаза. То есть даже в епархиях постепенно склонялись в сторону перемен. И только драконовские постановления по печати по-прежнему тормозили общее движение.

Самое же обидное, что они совершенно противоречили свободам, объявленным Манифестом 17 октября и верховною властью не отменённым. Старое так сложно переплеталось с новым и новейшим, что книги или газеты, свободно продаваемые в одном месте, в другом могли быть изъяты как нелегальные. К примеру,15 июля иркутская полиция конфисковала в центре города 10 револьверов, одну берданку и пять пудов недозволенной литературы. По оружию никаких вопросов не возникло, а вот по поводу книг владельцы подали справедливый протест, указывая, что «все арестованные пропущены комитетом по делам печати». Подобный конфуз случился и через день, когда на Большой, в складе товарищества минеральных вод «Ямаровка», были конфискованы чемодан, корзина и узел с десятью пудами якобы запрещённых книг и газет. 

И если редакции в таких случаях просто закрывались, чтобы тотчас открыться опять (под другими, несколько изменёнными названиями), то над издателями висела угроза разорения. И господин Лейбович, вот уже три года печатавший «Восточную зарю», нередко выглядел удручённым.

Может, и пронесёт?

Северин же, наделённый от природы фантазией, увлекал себя и других прелестными импровизациями. Вот и сегодня, объявив незапланированный журфикс, он хотел было разнести хроникёра за публикацию непроверенных фактов, но неожиданно для себя сказал:

– В каком же сложном времени мы живём: вчера ещё у Топкинских каменоломен расстреляли трёх военных чинов за убийство четвёртого, а сегодня преподаватель гимназии Дорогостайский проводит на том месте экскурсию – историю земной коры представляет…

Сотрудники редакции переглянулись, и хроникёр в надежде, что «может, нынче и пронесёт», с выражением перечёл кусок из свежей полицейской хроники:

– В доме Винокурова по Большой Саломатовской у иркутской мещанки Анны Васильевны Плотниковой во время сна ПОХИЩЕНЫ ИЗ-ЗА ПАЗУХИ 135 рублей. Каким-то НЕИЗВЕСТНЫМ ей человеком. Подозрение ни на кого не заявлено.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой литературы и библиографии областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского.