На фотографиях конца XIX – начала XX века город тоже деревьями не изобилует. Скорее всего, в то время иркутяне не слишком зацикливались на озеленении улиц, поскольку площадь город занимал относительно небольшую, а сразу за его околицей – леса безбрежные, свежим и чистым воздухом переполненные. Наверняка ещё и сегодня в Иркутске живёт немало людей, которые помнят, что плотина и посёлок строителей ГЭС возводились довольно далеко за городом, и которые в детстве собирали грибы на месте сегодняшнего микрорайона Лисиха. 

В том же, XX веке с ростом промышленности и теплоэнергетики иркутяне озаботились чистотой воздуха. Город, включая самые старые улицы, густо зазеленел тополями. Не уверен, что количество зелёных насаждений удалось довести до разумных санитарных норм, но стремление к этому было вполне очевидным. Новые жилые кварталы растущего города в 70–80-е годы строились на некотором удалении от существующих, чтобы оставить место для обустройства будущих скверов, парков и естественных рощиц. Плановая экономика не жалела денег на прокладку новых инженерных коммуникаций к далёким пустырям, чтобы сделать город удобным для жизни людей. 

К числу образцовых по количеству места, оставленного в своё время под озеленение, я бы отнёс микрорайон Солнечный. Особенно его прибрежную часть от заливов водохранилища до Байкальского тракта. Увы. Сегодня жители микрорайона уже не могут встать на лыжи прямо у своего подъ-езда, как делал когда-то я, чтобы по натоптанной лыжне, буксируя за спиной детские санки, выйти на берег Чертугеевского залива около яхт-клуба и через десять минут оказаться в светлом берёзовом перелеске, заполненном солнцем, молодыми папами, мамами и ребятишками. К настоящему времени микрорайон Солнечный, как и большая часть Иркутска, изуродован «уплотняющей» застройкой. Возмужавшие выпускники 22-й школы, собирая своих детей для поездки в лес, теперь показывают им на протянувшуюся вдоль берега улицу из малоэтажек и рассказывают, что когда-то «давным-давно, когда тебя ещё не было, а мы с мамой учились в школе» здесь вместо домов росли берёзы, посаженные их руками. И к воде в этом месте мог подойти и искупаться кто угодно, а не только элитные горожане из элитного жилья.

– Посмотрите вокруг, – предложил участникам октябрьского экологического митинга в Иркутске директор ботанического сада Иркутского госуниверситета Виктор Кузеванов. – Посмотрите, сколько вокруг этой площади, на которой мы собрались, растёт больших деревьев? Исчезающе мало. 

По расчётам Виктора Кузеванова, учёного-биолога и специалиста-практика, к настоящему времени на каждого жителя Иркутска осталось примерно по четыре квадратных метра зелёных насаждений. При общепринятой норме не менее 20, а в Иркутске, с учётом его климатических особенностей, зимнего маловетрия и частых застойных явлений в атмосфере, зелени должно быть ещё больше.  

– Состояние озеленённых территорий Иркутска признано неудовлетворительным, — призналась журналистам в апреле нынешнего года Ирина Торбеева, работавшая в то время главным дендрологом города. – Объём работ по озеленению не компенсирует вырубки деревьев, кустарников, сокращения зелёных зон. 

– Зелёные зоны в пределах нашего города сжимаются, как шагреневая кожа, – подтверждает Виктор Кузеванов. – А мы знаем, чем заканчивается сокращение шагреневой кожи. Оно заканчивается смертью…

По данным Екатерины Бояркиной, зелёных насаждений в Иркутске в пересчёте на одного жителя сохранилось чуть больше – по шесть или даже по восемь квадратных метров. Но говорит она это не в попытке сгладить остроту проблемы, а только для повышения объективности цифр. Подчёркивая, что даже если и наберётся в городе по шесть или восемь квадратных метров парков, скверов и газонов на каждого иркутянина, это всё равно в три раза меньше, чем требуется для нормальной, комфортной, достойной жизни.

– В черте современного Иркутска сейчас находится 12 лесных массивов, – рассказывает Екатерина Бояркина. – Их общая площадь составляет около шести тысяч гектаров. Очень хороший зелёный фонд для города. Его нельзя потерять. Это и Плишкинский лес, и Батарейная, Вересовка. Это Синюшина гора, Кайская гора в комплексе с курортом «Ангара» и ботаническим садом. Даже такие небольшие лесные массивы, как роща Дорожная на выезде из Иркутска в сторону Пивоварихи, мы все-все по решению Думы подцепили и прикрепили к категории городских лесов.  

– Мы чем дышать-то будем без этих лесов? – соглашается депутат городской Думы Алексей Колмаков, с которым мы встретились в Кайской роще. – Большинство иркутян живут фактически уже в каменных джунглях. Поэтому я считаю защиту этой рощи и других городских лесов своей личной задачей. И Дума вся разделяет эту точку зрения. И губернатор её поддерживает. Мы должны сохранить то, что осталось. Где-то восстановить, озеленить. Вот здесь (жест в сторону изъезженного автомашинами соснового редколесья на окраине рощи) мы планируем высадить, думаю, весной сто и осенью, может быть, ещё 50 сосёнок. 

Современное природоохранное законодательство России, изрядно ослабленное после 2000 года, перестало быть надёжным барьером перед желающими пополнить личные счета за счёт истребления природы. Теперь, как показывает практика, с помощью судов, которые в законах не видят ничего, кроме «буквы», легче получить разрешение на вырубку реликтовых боров, чем обеспечить их законную защиту от уничтожения.  

Термин «городские леса» на деле не так прост, как кажется на первый взгляд и на первый слух. Несложно догадаться, что городскими называются те участки настоящего, «дикого» леса, которые оказались внутри городских кварталов. Логика подсказывает, что городские леса – это, по сути, те же парки, только без аттракционов. Сама собой рождается уверенность, что предназначены они отнюдь не для заготовки древесины, а для отдыха людей, значит, вырубать их нельзя. С целью получения древесины – нельзя. А с целью нового городского строительства? Вопрос. 

Жители города, особенно ближних домов, увидев в сохранившейся роще людей с бензопилами, как правило, кричат: «Не трожь! Это излюбленное место нашего отдыха!» – и идут протестовать против вырубки на площадь. А застройщики, чувствующие растерянность городских властей, а главное – лёгкую личную прибыль, крутят у виска пальцем: «Совсем тупые. Не понимают, что здесь на существующие инженерные сети целый квартал задёшево посадить можно». И пока юристы фирм-застройщиков ищут юридические основания для сноса деревьев, менеджеры этих фирм ищут слабых на карман чиновников, чтобы с их помощью упростить и ускорить процесс передачи в аренду городской земли, заросшей деревьями и кустами. 

Юридическое значение термин «городские леса» приобрёл, если не ошибаюсь, в 1997 году. Я отыскал его в коротенькой десятой статье принятого тогда Лесного кодекса России:  

«10. Леса, не входящие в лесной фонд.  В лесной фонд не входят леса, расположенные на: землях обороны;  землях городских поселений – городские леса». 

Несколько коротких строк этой  статьи сформировали ситуацию, при которой принятый закон породил… беззаконие. До сих пор все леса, в том числе и оказавшиеся на землях поселений, числились в гослесфонде и управляли ими государственные лесхозы. В соответствии с принятым в 1997 году Лесным кодексом эти леса перестали быть федеральной государственной собственностью. Но ведь и в муниципальную собственность они автоматически не превратились. Официальной и скрупулёзной процедуры сдачи-приёмки имущества, насколько мне известно, не проводилось. А потому несколько коротких строк той  статьи сформировали ситуацию, при которой принятый закон породил беззаконие. Де-факто городские леса, брошенные лесхозами и не принятые городами, оказались бесхозными. 

Особенно многочисленные споры и даже скандалы между лесхозами и администрациями городов вызывали в то время леса, растущие на окраинах. Ситуацию осложняло отсутствие генеральных планов и юридически точных границ городов. Без них определить, где заканчивается городской лес и начинается государственный лесной фонд, было практически невозможно. Даже ликвидация лесных пожаров нередко начиналась здесь со споров и ссор разных структур и ведомств. Но огонь есть огонь, поэтому проблема в конце концов решалась. Хоть и не всегда по закону. Часто – волевым решением, через началь-

ственное колено да ударом кулака по столу. Чтобы не спалить город.

– Потом, через годы, началась эпопея по разработке, юридическому оформлению и утверждению генпланов наших городов, – вспоминает главный инженер Прибайкальского филиала ФГУП «Рослесинфорг» Леонид Ващук. – Появилась законная городская черта. А внутри – леса. Теперь бесспорно – городские. Муниципалитеты стали заказывать лесоустройство, чтобы разобраться, чего сколько и какого качества они имеют. Мы провели лесоустройство в нескольких городах нашей области и заодно составили регламент, чтобы муниципальные власти понимали, что и на каком участке можно делать и чего делать нельзя по лесному законодательству.

– Да, лесоустройство нам хорошо, грамотно сделали, – подтверждает Екатерина Бояркина. – Прежде всего мы поставили все 12 лесных массивов города на государственный кадастровый учёт. Эта работа велась в течение двух лет, чтобы леса можно было обозначить в муниципальной собственности. Но и этого оказалось недостаточно для гарантированной защиты городских лесов. 

Начальник лесного отдела управления по охране окружающей среды и экологической безопасности комитета по жилищно-коммунальному хозяйству Иркутска Александр Шевченко рассказал, что формально границы городских лесов в Иркутске были определены в 2004 году. Но до 2008 года, до создания этого отдела, по его определению, тянулось «пустое время», ознаменованное незаконными рубками в особо крупных размерах. «Опытные криминальные бригады лесозаготовителей умудрялись за 4-5 часов вырубить и вывезти по 200–300 сосен». Только к 2009–2010 годам массовые вырубки удалось остановить. «Пустое время» кончилось, хотя мелкие рецидивы случаются. 

– Но теперь это единичные случаи, – говорит Александр Юрьевич. – Бывает, что вырубят тайком одно-два дерева. Обычно – на дрова. А масштабных хищений больше нет. 

И, по мнению Шевченко, не потому, что лес активно патрулируется инспекторами. Как раз инспекторов-то в Иркутске крайне мало. А потому, что теперь здесь почти всегда работают подрядчики или кто-то отдыхает. «Чёрные» лесорубы боятся чужих глаз. Тем более что сегодня даже у ребятишек часто бывают телефоны с фото- и видеокамерами.

– Самое главное – надо организовать работу так, чтобы в лесу круглый год кто-то присутствовал, – убеждён Александр Шевченко. – Чтобы там кто-то работал или отдыхал. Важно сделать лес привлекательным, удобным для отдыха. Недавно появились желающие организовать в роще Дорожной школу верховой езды. Замечательно! От лошадей лесу только польза. И людям тоже. И городу. 

Криминальные рубки – это очевидное преступление и уже поэтому не самая главная опасность для городских лесов. Гораздо большую опасность несут непрекращающиеся притязания на лесные участки фирм-застройщиков, использующих всё новые и новые дыры в действующем законодательстве, позволяющие им вполне легально настаивать на превращении сосновых боров в каменные джунгли. Подтверждение тому – непрекращающиеся скандалы, судебные разбирательства города и застройщиков по поводу Кайской рощи. 

Едва ли не катастрофическая не-хватка зелёных насаждений в городе – для частных застройщиков не повод отказаться от возможной лёгкой прибыли. Чтобы поставить перед ними непреодолимый и неоспоримый в судах заслон для безусловного сохранения городских лесов живыми и здоровыми,  управление по охране окружающей среды и экологической безопасности комитета по жилищно-коммунальному хозяйству Иркутска решило обеспечить лесным массивам города статус особо охраняемых природных территорий местного значения. Для этого требуется соблюсти множество необходимых формальностей. Одно из главных – официальное научное обоснование ценности территории для присвоения ей высшего природоохранного статуса. 

Начатые исследования принесли приятные результаты. Оказывается, вместе с реликтовыми соснами в городской черте сохранилось много редких и исчезающих видов не только растений, но и животных. Так много, что Иркутск на основании собранных материалов уже выпустил свою городскую Красную книгу.

– У нас готов пакет документов для присвоения статуса особо охраняемой природной территории Кайской роще, – рассказывает Екатерина Бояркина. – Подготовлены документы для создания ООПТ «Птичья гавань». Это ново-ленинский озёрно-болотный комплекс. Потом будут Синюшина гора, лесной массив в Плишкино, конечно же, Ершовский залив Иркутского водохранилища, где находится водозабор для двух городов – Иркутска и Шелехова. По этой площадке научные исследования ещё не закончены, но научных обоснований для объявления её особо охраняемой природной территорией местного значения уже собрано предостаточно.  

– Так поехали прямо сейчас в Кайскую рощу, – предлагает Александр Шевченко в ответ на мою просьбу съездить в один из лесных массивов города, чтобы сделать несколько фотоснимков. – Я там должен принять у подрядчиков ограждение.

– Какое ограждение?

Вопрос, как мне показалось, немного смутил начальника отдела городских лесов.

– Понимаете, – объясняет ситуацию Александр Юрьевич, – в реликтовой роще практически нет подроста. Чистый бор. И отдыхающие привыкли ездить на пикники между соснами на машинах. Давят колёсами и сосёнки, которые мы подсаживаем, и редкие растения, о которых никто и не знал до проведения научных исследований. 

Оказалось, что выставленные объявления о запрете на въезд автомобилей в лес на отдыхающих горожан, тех самых, которые выходят на митинги, защищая городские леса, не подействовали. Поэтому городская администрация приняла, по выражению начальника отдела, вынужденное решение оградить ценный лесной массив металлическими столбиками, которые не ограничивают свободу пешеходов, но преграждают путь автомашинам. 

– По сравнению со Швецией у нас пока ещё менталитет немного не тот, – смущаясь за поведение земляков, объяснил Александр Шевченко многочисленные следы автомобилей на снегу между соснами. – Я в Швецию не так давно ездил, видел. Там люди фанатично относятся к сохранению природы. У нас ещё такого нет. Поэтому и тратим деньги на  заборы…