Настало время рассказать читателям о новостях, которые мы получили после июльской публикации. Во-первых, Леонид сам связался с корреспондентом газеты и рассказал, что с ним произошло. До этого мы могли опираться лишь на документы из уголовного дела. Во-вторых, мы вступили в активную переписку с органами полиции, получили два ответа на свои запросы и намерены дальше продолжать обмен информацией. В-третьих, нам удалось найти теперь уже бывшего опекуна Леонида Зульфию Богачкову. И наконец, свою помощь Леониду предложил уполномоченный по правам ребёнка в Иркутской области Семён Круть.

Начнём с главного. Примерно через неделю после выхода материала на мой сотовый телефон пришло сообщение от неизвестного абонента с просьбой перезвонить. Незнакомец оказался Леонидом Роминым, которого я так долго разыскивала. Он произвёл впечатление достаточно адекватного человека. Грамотная, связная речь, готовность отвечать на вопросы подкупали. Разумеется, я помнила о том, что говорю с недееспособным человеком. То есть по закону он не отвечает за свои слова и поступки. Но Леонид является одним из немногих людей, которые могут рассказать о событиях шестилетней давности. Вопрос, доверять ли словам Ромина, оставляю на суд читателей. Далее привожу рассказ нашего героя с минимальными правками.           

«У меня умерла бабушка, и я остался совсем один. Чтобы все документы были в порядке, было нужно, чтобы у меня был опекун. Я попросил взять меня под опеку одну пожилую женщину, которая работала в больнице. Но она не смогла собрать все документы. Тогда я обратился к другому человеку, Виктору Галицкому. Он работал в милиции, в Кировском РОВД, я ему доверял. Он сначала отказался, а потом всё-таки дал согласие, но при условии, что я разменяю свою квартиру на две однокомнатные и одну квартиру перепишу на него. Я не согласился. Потом я пошёл в отдел опеки Октябрьского района и написал заявление, чтобы мне назначили опекуна. Через некоторое время меня пригласили в администрацию. Там в кабинете Карнюшина я познакомился с Зульфией Богачковой. Карнюшин (Владимир Карнюшин, в то время заместитель главы администрации Октябрьского округа, председатель опекунского совета, сейчас ушёл на повышение – трудится заместителем руководителя аппарата администрации Иркутска. –  Ред.) сказал мне, что она будет моим опекуном, и попросил выйти из кабинета. О чём они говорили без меня, я не знаю. Потом получилось так, что Богачкова заявилась ко мне в квартиру, с ней было несколько мужиков. Она забрала у меня ключи от квартиры, по её приказу эти люди закинули меня в грузовой фургон и повезли куда-то. 

Через некоторое время мы приехали в Черемхово в какую-то квартиру. Мне ничего не объясняли. Лишь приставили парня, он контролировал, чтобы я не сбежал. Квартира была в аварийном состоянии: потолок обвисал, сантехника была старая, краны текли, туалет постоянно забивался, в ванной вода не уходила в сток. На стенах старенькие обои, мебели никакой не было. Правда, потом Богачкова привезла старый телевизор, стол и потрёпанный диван. Ремонта она никакого не делала. 

В первый раз у меня получилось скрыться от этого парня, когда мы вместе вышли на улицу. Я попросил его ненадолго отпустить меня в магазин, он мне поверил. А я тем временем двинулся к электричкам. Они нашли меня в Иркутске на улице Советской. Я стоял у дороги, подъехала машина, в ней были Богачкова и её приятель Николай Архипцев.  Видимо, они ездили по улицам и искали. Меня снова вернули в Черемхово, купили еды, чтобы не убежал. Но я снова уехал в Иркутск при первом удобном случае. В следующий раз они нашли меня около ЦПКиО. Я стоял на остановке. Они забрали меня и решили отвезти не в Черемхово, а в деревню Московщина. Там меня заставили обрабатывать картошку. Я не хотел там быть, стал показывать, что психую, собирать вещи. Николай Архипцев побил меня, чтобы я не показывал свой характер. Потом Богачкова увезла меня в Черемхово. Там я остался один. К этому времени мою квартиру продали, я им стал не нужен, охранять меня не требовалось. Продуктов не было, я ушёл оттуда. Получается, в Черемхове я прожил чуть больше месяца. 

Уполномоченный по правам ребёнка Семён Круть сильно удивился, получив такую бумагу

Меня увезли туда в мае 2005 года, и уехал я в июле.  

Богачкова была моим опекуном, поэтому получала мою пенсию. Но денег я от неё не видел. Она только два раза привозила в Черемхово продукты, остальное время я побирался, выпрашивал у людей по пять–десять рублей. Да рыбу мне пацан соседский привозил. Я пробовал позвонить Богачковой и Архипцеву и попросить денег, но они грубо со мной разговаривали, пенсию отдавать отказывались.

В Черемхове я жить не собирался. И квартира мне там не нужна, я ведь в Иркутске родился и вырос, все знакомые у меня в Иркутске. Я поехал в Иркутск к бабушке. Конечно, это не моя родная бабушка. Это очень хорошая женщина, которая помогала мне с детства. Зовут её Тарасова Нина Николаевна. Она мне денег давала, кормила, в баню водила. Я у неё периодически жил. И пока квартира была, и когда уже потерял её. Сколько раз предлагал ей: баба, переезжай ко мне жить, у тебя будет отдельная комната. Я потеряю квартиру, назначат мне опекуна какого-нибудь. Она отказывалась».

Леонид Ромин не так глуп, как некоторым  этого хотелось бы. Как только он остался один в своей иркутской квартире, сразу стал искать себе опекуна. Беда в том, что в этот момент рядом с парнем не оказалось порядочного человека. А непорядочных искать не надо. Они сами приходят.  

«Первым делом я пошёл в милицию, написал заявление, что мне не отдают пенсию, –продолжает Леонид. – Потом поехал в Октябрьскую администрацию к Васильеву (Владимир Васильев в то время был и.о. председателя комитета по управлению Октябрьским округом администрации Иркутска. Сейчас является заместителем председателя этого же комитета. – Ред.), который подписывал разрешение на продажу моей квартиры. Я заявил ему: «На каком основании вы дали разрешение?» А он мне: «Вот, я не знаю, я всем такие бумаги подписываю». В общем, ничего толком не объяснил. Я ему сказал: «Ладно, извините, я буду действовать через милицию». И ушёл. Пошёл в прокуратуру. В итоге ничего не получил. 

Когда увидел Витю Галицкого, которого просил взять меня под опеку, рассказал ему, что у меня горе случилось, квартиру продали. (Ой, трудно всё, конечно, вспоминать.) А Витя мне сказал: «Ты сам не захотел, если бы разделили твою квартиру – тебе однокомнатную и мне однокомнатную, – было бы всё хорошо». Он был прописан у меня в квартире и рассказал, что Богачкова заставила его выписаться, перед тем как продать моё жильё. 

Какое-то время я жил у бабушки, потом снимал комнату неподалёку от своей бывшей квартиры в Иркутске, в промежутки лежал в больницах. Теперь живу в интернате (Пуляевский психоневрологический интернат, Тайшетский район. – Ред.). 75% пенсии идёт учреждению, ещё 25% остаются мне, но на руки я их получить не могу, на них можно отовариться в магазине.

Директора интерната Пирогова Николая Александровича я не раз просил как моего опекуна дать доверенность адвокату, также просил подписать исковое заявление в суд. Он отказывается. Как я понял, он боится, что, если сделает это, сожгут его дом, что ему будет плохо. Он не хочет заниматься моими проблемами. Например, на днях подошёл к нему, попросил подписать заявление в прокуратуру. Он мне: «Иди вон, ничего подписывать не буду». 

Кстати, уполномоченный по правам ребёнка уже  обратился в полицию с заявлением о том, что директор психоневрологического диспансера, как законный представитель Ромина, ненадлежащим образом выполняет свои обязанности.    

«Зульфия Богачкова приезжала к нам, в Пуляево, один раз. Купила бутылку хорошего вина Николаю Александровичу Пирогову и одну, похуже, мне. Говорила, что она мне поможет, заберёт из интерната. Я думаю, она приезжала, чтобы уговорить Пирогова, чтобы он на неё ничего не писал. Она была в интернате 29 августа 2007 года. Вскоре после этого с Богачковой я общался в прокуратуре в Иркутске. Перед следователями, я слышал, она прикинулась паинькой, что она такая хорошая… Потом она звонила и просила меня написать, что претензий к ней я не имею. 

Статья, которая вышла в вашей газете, сильно напугала и разозлила Богачкову с Архипцевым. Они звонят, оскорбляют последними словами, угрожают мне, директору интерната, адвокату. Говорят, что они смогут выпутаться из истории, а нам будет плохо».   

Чтобы дополнить рассказ Леонида, мы со-звонились с Ниной Николаевной Тарасовой, той самой бабушкой, у которой он часто останавливался. «Я живу в предместье Марата, рядом со специальной школой, в которой учился Лёня. Он мне то воды принесёт, то дров наколет. А его то покормлю, то денег дам, – вспоминает Нина Николаевна. – У него была двухкомнатная квартира на улице Байкальской, бабушка оставила. Потом в соцзащите ему дали опекуна, он эту женщину не знал и не хотел, чтобы она брала опеку над ним. Я ему говорю: «Зачем ты с ними связался!» Потом приходит, рассказывает, что купили ему в Черемхове какую-то квартирёнку, плохая, мебель старая. Приезжал ко мне, там он жить не хотел – не нравилось. Я думаю, всё получилось из-за этой Богачковой. Зачем она его квартиру продала? Лёня рассказывал, они говорили: если наймёшь адвоката против нас, убьём. Я эту женщину видела, она к Лёне приходила, когда он у меня был. Меня спрашивает: «Вам не надо приватизировать дом?» А ей говорю: «Идите отсюда. Знаю, как вы приватизируете. Одному уже приватизировали». Лёня был не единственный, кому они «помогли», они специально находили, где старенькие, одинокие живут. А Лёню мне очень жалко. Он умный, хороший парень. И соседи все его знают. Вы уж ему помогите чем-нибудь», – вздыхает старушка. 

К сожалению, нам не удалось узнать, какие чувства испытывает к своему бывшему подопечному Зульфия Богачкова. Так случилось, что эта дама была опекуном Леонида чуть больше года, именно в этот промежуток времени была продана его квартира, после чего парня отправили в интернат на полное гособеспечение. Наша игра в кошки-мышки с семьёй Богачковых-Архипцевых продолжалась больше месяца. Сначала на звонки отвечал Николай, он уверял, что не меньше моего заинтересован во встрече и может мне многое рассказать. Были даже назначены время и место разговора. Но в последний момент мужчина сослался на занятость и больше на связь не выходил. Несколько раз на звонки откликалась Зульфия. Она то бросала трубку, то пыталась выведать, кем я прихожусь Архипцеву, то пускалась в брань. Несколько дней назад удалось более или менее спокойно поговорить с ней. Но отвечать на мои вопросы она отказалась и вновь бросила трубку. 

Теперь об общении с правоохранительными органами. Наша редакция была очень огорчена первым ответом полицейских. Он представлялся нам полнейшей отпиской. Но, немного вникнув в тонкости бюрократии, мы узнали, что, попросив начальника ГУ МВД по Иркутской области генерала Обухова взять под личный контроль расследование уголовного дела, мы задали своему запросу определённую траекторию. Заявление поступило в оперативно-розыскную часть, руководитель которой через месяц с лёгким сердцем нам ответил: производство по уголовному делу прекращено ещё в феврале прошлого года за отсут-ствием состава преступления. Конечно, не этого мы добивались, привлекая внимание общественности и силовиков к договору купли-продажи недвижимости, заключённому шесть лет назад. Хотелось, чтобы полицейские внимательнее отнеслись к обстоятельствам этой странной сделки. 

В то же время этот первый ответ нельзя назвать бесполезным, из него мы по крайней мере узнали, что дело закрыто, и теперь могли вновь обратиться в Управление МВД по Иркутской области с просьбой возобновить производство. Вскоре такой запрос отправился в приёмную главного полицейского области. В положенный срок на имя главного редактора Издательской группы «Восточно-Сибирская правда» Александра Гимельштейна пришёл второй ответ. Коротко содержание этого документа на четырёх листах можно передать следующими фразами. Факты, изложенные в журналистском запросе, не подтверждаются материалами уголовного дела. Действия Зульфии Богачковой не содержат признаков состава преступления. Уголовное дело в отношении неё прекращено, законность решения проверила прокуратура. 

Нельзя сказать, что ответ полицейских принёс удовлетворение. Но мы могли вновь изложить свои доводы, на этот раз не сами, а с помощью юриста составить запрос, предоставить следователям новые факты, касающиеся уголовного дела. Как говорится, с новым ответом можно было работать, он не был фатальным. Чего не скажешь о документе, который поступил из полиции в аппарат уполномоченного по правам ребёнка. Сотрудники органа любезно предоставили редакции его копию. 

Ответ следователей обескураживает. Некоторые его части не поддаются логическому осмыслению, их можно только цитировать целиком. В бумаге, утверждённой заместителем начальника отдела полиции №7 УМВД РФ по городу Иркутску подполковником полиции В.А. Герасимовым, сообщается, что, как следует из показаний Ромина, Зульфия Богачкова вместе с супругом ворвалась к нему в квартиру, отобрала ключи, посадила в автомобиль и отвезла в Черемхово… в 2006 году. То есть через год после событий, о которых идёт речь. Точность дат – определённо не самая сильная сторона этого документа. Так, если верить записанному со слов Муниры Стаценко, новой владелицы квартиры Леонида Ромина, договор купли-продажи на недвижимость был заключён 27 февраля 2005 года. Хотя Зульфия Богачкова только в апреле этого же года стала опекуном Ромина.

Стоит отметить, что сотрудники отдела полиции опросили Леонида Ромина и Муниру Стаценко. Но довести проверку до конца им не удалось. В документе полицейские честно сообщают уполномоченному по правам ребёнка, что установить, была ли Богачкова опекуном Ромина, они так и не смогли. Говорят, направили запрос на имя заместителя министра соцразвития, опеки и попечительства, да ответ ещё не получили. Не удалось также следователям поговорить с Зульфиёй Богачковой. На этом моменте они особенно заостряют внимание: «В ходе проверки по материалу установить и опросить гр. Богачкову не представилось возможным. В связи с изложенным опросить Богачкову в настоящий момент не представляется возможным». (Это что же получается: журналисту газеты, который пользовался доступным всем инструментарием, представилось возможным «установить и опросить гр. Богачкову», а следователям с их арсеналом средств – не представилось!)

На основании столь глубоких умозаключений оперативники сделали вывод, что в действиях Богачковой отсутствуют признаки состава преступления. Далее следует абзац, значение которого невозможно объяснить, даже десять раз перечитав его: «Исходя из выше изложенного в действиях гр. Круть С.В. отсутствуют признаки состава преступления предусмотренного ч. 2 ст. 306 УК РФ, так как сообщение при доносе является ложным, т. е. не соответствующая действительности, что в данной ситуации не доказано, что сообщение о преступлении гр. Крутя С.В. является ложным» (орфография и пунктуация сохранены). В завершение сотрудники славного отдела полиции № 7 отказывают Семёну Крутю в возбуждении уголовного дела в отношении того же Семёна Крутя, объясняя это тем, что в его действиях отсутствуют признаки состава преступления. После просмотра документов, подобных этому, закрадываются сомнения: а не поменялись ли мы с Роминым местами? Может, это ему, «умному, хорошему парню», лучше гулять на свободе, а за нами, кто пишет и читает такие бумаги, должны присматривать санитары?

Однако за лирическими отступлениями мы отвлеклись от главной темы. Открыто обвинив тех, кто лишил его квартиры, Леонид Ромин вызвал на себя агрессию с нескольких сторон. С одной стороны, ему постоянно угрожают Богачкова и Архипцев. С другой – беспокойный потерпевший невыгоден властям. Если предположить, что Ромин добьётся своего, то городским чиновникам как минимум нужно будет предоставить ему квартиру, аналогичную проданной. Такой исход дела мало кому выгоден. Недавно Леонид позвонил в редакцию и сообщил, что его могут отправить в закрытое отделение психиатрической больницы. Якобы Ромина обвиняют в преступлении, которое он не совершал. С аналогичным сообщением он обратился к уполномоченному по правам ребёнка. «Всем стало бы проще, если бы меня куда-нибудь убрали. Если меня отправят на принудительное лечение, знайте, всё из-за моей квартиры» – этими словами закончился один из последних разговоров с Роминым. 

С минувшей пятницы телефон Леонида стал недоступен.