У бывалых пациентов клиник есть примета: не стоит ложиться в больницу во время и сразу после праздников – не повезёт. Иркутянин Анатолий Глевский пренебрёг этим правилом. Утром 25 февраля 2008 года он на своей машине приехал в частную клинику Saingoli, которая находится в городе Иркутске, в микрорайоне Молодёжный. Платную хирургическую клинику мужчине посоветовал врач из муниципальной больницы. Хирурги обещали, что Анатолию очень технологично и быстро исправят перегородку носа, а уже после обеда он сможет вернуться домой. Однако выполнить своего обещания медики не смогли. Сама операция прошла успешно, но, выводя пациента из-под наркоза, врачи допустили несколько ошибок, которые привели к серьёзным осложнениям. Больше двух суток сотрудники клиники держали близких Анатолия в неведении – говорили, что с ним всё хорошо. На самом деле всё это время мужчина находился в коме. Только после настоятельных требований и неоднократных попыток узнать, что в действительности произошло с Анатолием, работники клиники вызвали «скорую», на которой полуживого пациента увезли в областную больницу. 

С конца февраля 2008 года у семьи Глевских начался особый жизненный отсчёт. В первые недели даже думать о выздоровлении не смели. Врачи давали только половину шансов на то, что Анатолий выживет. И даже если выживет, прежним не станет: из-за кислородного голодания во время комы часть клеток головного мозга погибла. Но родители продолжали надеяться. Через некоторое время их сын пришёл в себя. Но, как и предполагали врачи, Толя стал беспомощным, не способным обслуживать себя само-

стоятельно. Молодой, активный человек в один день потерял всё. Партнёр по бизнесу ни разу после трагедии не попытался встретиться со своим компаньоном, а о распределении долей и собственности мог рассказать родителям только Анатолий, точнее, он уже ничего не мог рассказать. Молодая жена Аня через несколько месяцев после операции прекратила общаться с мужем и запретила встречи бабушки и дедушки с сыном Никитой, а ещё через некоторое время развелась с Анатолием официально. При этом Аня продолжает жить в квартире, которую буквально за два месяца до злополучной истории купил и обустроил бывший муж. Для друзей Анатолий уже не был человеком, которого они хорошо знали и с которым вместе проводили время. Поэтому бывшие товарищи старались не сталкиваться с Глевскими на улице и больше не приходили домой.

Новая жизнь началась и у родителей Анатолия, Светланы Анатольевны и Геннадия Николаевича. Они не хотели мириться со страшными диагнозами врачей и признавать, что их сын больше не сможет вернуться к нормальной жизни. Начинать пришлось с малого. Заново учили Толю самым простым вещам: сидеть, стоять, ходить, говорить. Не оставляли сына без дела ни на минуту. С выписки из больницы и до последнего времени весь день семьи расписан до мелочей. С утра и до вечера бесконечные тренировки: чтение, письмо, математика, пение, физические упражнения. 

Врачи признали, что официальная медицина при болезни Анатолия бессильна. Поэтому Глевские с энтузиазмом осваивают альтернативные методы: покупают дорогие биологические добавки, заказывают чудодейственные лекарства из-за границы, ездят по различным целителям и специалистам по нетрадиционной медицине, проходят тренинги по дыханию. В общем, хватаются за любую соломинку, лишь бы хоть как-то расшевелить Анатолия. Разумеется, на всё это требуются деньги, и не малые. Пока все расходы оплачивает старший сын Глевских, Денис. Светлана Анатольевна и Геннадий Николаевич – пенсионеры. 

Появилось решение суда, и у близких забрезжила давнишняя надежда – на ту часть денег, которая останется от выплат адвокатам, свозить Толю в столичную клинику. Родители уже связывались с больницей, и там готовы принять такого пациента. Беда в том, что только одно обследование стоит в этом учреждении около 100 тысяч рублей. От результатов предварительных анализов рассчитывается сумма, которую придётся потратить на лечение. По предварительной прикидке, на одну поездку в эту клинику потребуется тысяч 250. При этом, чтобы встать на очередь, нужно заранее за-платить деньги за проживание. «Мы уже отправили им 44 тысячи рублей, наша очередь была на октябрь, но к этому времени денег собрать не сумели. Сейчас передвинули запись на декабрь. Может, что-то удастся», – надеется Светлана Анатольевна.

Руководитель, он же учредитель, он же главный врач, он же анестезиолог (по результатам экспертизы его действия привели к необратимым последствиям для Анатолия), он же бухгалтер клиники Геннадий Мышков не считает себя виновным в происшедшем. На эти 1,65 миллиона рублей у него свои планы. 

Он не согласился выплатить деньги в добровольном порядке. А когда за дело взялись судебные приставы, оказалось, что взять с его клиники нечего. Никакого имущества нет, помещение арендованное, оборудование, вплоть до шариковых ручек, тоже, счета пусты, кассовый учёт не ведётся. В общем, гол как сокол. Пока Глевские не получили от него ни одной копейки.

У Мышкова было достаточно времени, чтобы подготовиться к встрече с приставами, и это время он потратил с пользой для себя. Судебное разбирательство по гражданскому делу длилось год, потерпевшие недоумевали, почему адвокаты клиники настаивают на ещё одной медицинской экспертизе, уже четвёртой по счёту. Теперь всё стало ясно. Выигранное время ушло на перекраивание уставных документов и вывод имущества. Так, сейчас Геннадий Мышков является единственным учредителем клиники, хотя, ещё когда заведение вступало в процесс, учредителей было трое. Два других отошли в тень, обязав при этом Мышкова выплачивать им ежемесячно около 90 тысяч рублей. Юридическое название фирмы «Шафали» странным образом превратилось в Saingoli. Это лишь те изменения, которые находятся на поверхности. Есть опасность, что благодаря деликатности судебных приставов (пока они не спешат «прощупывать внутренности» должника), куда ушли миллионы, так и останется тайной Мышкова.

На поверхности вопрос: а были они, эти миллионы? Как следует из материалов дела, согласно официальной налоговой декларации, в 2010 году клиника Saingoli оказала услуг на 7,5 миллиона рублей. Из этой суммы около 900 тысяч рублей составила прибыль предприятия. В свою очередь, из этой суммы только около 350 тысяч рублей получил лично Мышков в виде дивидендов. Всё это – официальные данные, полученные в контролирующих органах. 

В то же самое время клиника заявляет, что не в состоянии платить по исполнительному листу, и подаёт кассационную жалобу о рассрочке. В документе говорится, что заведение работает без прибыли и может в месяц отчислять потерпевшим не больше 15 тысяч рублей. 21 сентября Свердловский суд города Иркутска рассмотрел кассацию и отказал клинике в её удовлетворении. На 5 октября запланировано рассмотрение очередной жалобы на решение районного суда, в этот раз должник обратился в областной суд.

Счета клиники были арестованы месяц назад, но, по словам приставов, «через них проходят какие-то копейки». «Наложен арест на кассу, то есть на наличные средства. Хотя кассы как таковой у них нет. Там используется двойная бухгалтерия, двойной документооборот – для внутреннего учёта и для нас, – без обиняков рассказывает судебный пристав-исполнитель Анастасия Ивашкевич. – Когда я приду проверять, скорей всего, я увижу, что по «белой» – тишина. А до «чёрной», извините, меня не допустят».

Анастасия Юрьевна рассказала о своём визите в клинику. Она видела, что заведение работает, пациентов там по-прежнему принимают. Но вмешиваться в работу клиники, запрашивать карточки и договоры судебные приставы не вправе. Это документы, которые содержат личные данные пациентов. Мы тоже решили связаться с хирургической клиникой по телефону и убедились в том, что пациентам там по-прежнему рады. Милая девушка готова была записать меня на приём в любой из удобных мне дней. Но в управлении судебных приставов мне дали понять, что «сидеть в кустах» и выслеживать пациентов там никто не собирается.  

Кроме того, приставы поведали о многих препятствиях на их пути, из-за которых не получается взыскать деньги. Во-первых, для судебных приставов Мышков – это лишь директор, наёмный управленец. Своим личным имуществом он рассчитываться по судебному решению не обязан. К нему можно применить лишь меры административного реагирования. Да и то привлечь его можно будет только по статье за невыполнение судебного решения. Во-вторых, судебные приставы не обязаны заниматься расследованием того, куда пропало имущество должника. Если взыскатели подозревают, что собственность была укрыта умышленно, им советуют обращаться в полицию. А у приставов и так работы хватает, разъяснили нам. 

Но даже при своей загруженности они всё равно сформировали материалы для возбуждения уголовного дела и отправили их в межрайонный отдел розыска управления судебных приставов. Правда, перед интервью меня предупредили, что никаких дат называть не будут. Кое-какие интересные даты нам всё-таки назвал Геннадий Глевский, который проводит собственное расследование. «Я очень надеюсь, что отдел розыска активно включится в дело. Проблема в том, что материалы второй месяц не могут дойти из центра города до Ново-Ленино. 23 августа дело было отписано в отправку и потерялось в пути. Второй пакет был собран 10 сентября и пока тоже не добрался до адресата», – искренне удивляется Геннадий Николаевич, что такие серьёзные люди столь  долго не могут просто переправить документы из одного отдела в другой. 

Странные вещи происходят и с уголовным делом. Оно было приостановлено ещё в декабре 2010 года «в связи с невозможностью установления виновного лица». Людям, далёким от юридической науки, коими являются корреспондент этой газеты и потерпевшие, достаточно сложно понять, как такое может быть. Ведь существуют заключения экспертиз, которые устанавливают прямую причинную связь между действиями анестезиолога и наступившими последствиями. Мышков твердит, что всё время находился рядом с пациентом и кроме него никого из персонала в клинике не было. При этом следствие утверждает, что не может установить виновное лицо.

Говоря об истории семьи Глевских, не хочется называть фамилии, усложнять жизнь и работу государственным людям, которые по долгу службы обязаны защищать интересы людей, натерпевшихся от произвола частной конторки. Есть желание посмотреть на ситуацию со стороны, некоторым образом обобщить её. Хотя одно то, что Глевские добились решения о взыскании крупной суммы с медицинской клиники, уникально. Но всё-таки. Приходит человек в государственный орган, говорит: вот решение суда, вот должник, прошу защитить мои интересы. А чиновник ему в ответ: мы не имеем права, это не наша компетенция, у нас и без вас много работы (нужное подчеркнуть), если хотите, можете обращаться в полицию, в прокуратуру, в суд (нужное подчеркнуть). И далее по кругу. Вот такое полное взаимопонимание социально защищённого гражданина и правового государства.