В школу без родителей

Настя не выговаривает добрую четверть согласных: выпадают молочные зубы. Отчаянно шепелявя, она показывает свои подарки:

– Вот, подарили пенал, вот карандаши, этот рюкзак тоже подарили. Есть ещё форма красивая, но она висит в классе, выглаженная. 

В Центр помощи детям, оставшимся без попечения родителей, Настя попала 12 декабря 2010 года. Ситуация типовая до тошноты: «мама пила», папы нет – в соответствующей строке свидетельства о рождении стоит прочерк. Девочку уже собирались изымать из семьи как находящуюся в социально опасной ситуации: её мама с бабушкой утешались немереными дозами алкоголя. И немного не успели оградить ребёнка от окончательного разочарования в семейных ценностях – во время очередного застолья пьяная бабушка стала учить пьяную маму жизни. А мама в качестве последнего аргумента использовала нож. Так девочка ещё до решения суда о лишении матери родительских прав осталась и без папы, и без бабушки, и без сидящей в тюрьме мамы. Решение о ЛРП суд вынес три месяца назад, и пока Настя собирает свой рюкзак в школу, готовятся документы «на выбытие в детский дом».

В центре сейчас проживают 110 человек, из них 65 – разного школьного возраста, от семи до пятнадцати лет. Обычно они ходят в школу №37, но она сейчас на ремонте, поэтому детей разбросали по близлежащим общеобразовательным учреждениям Иркутска-II. В школу их собирает департамент соцзащиты.

– Дети обеспечены всем в полном объёме. Причём мы старались купить им форму покрасивее, чтобы у всех разная была: блузочки, жилетки, рубашки. Министерство обеспечило нас, что называется, «мягким инвентарём», – говорит и показывает директор центра Валентина Анищенко. – Вы немножко опоздали: у нас в начале недели был свой большой праздник, на котором первоклашкам и подарили учебные принадлежности и одежду. Чтобы они легче привыкали в школе, они все пойдут в один класс. Кстати, сразу к «своей» учительнице, на время ремонта мы переехали в другое здание, но преподают педагоги из прежней школы. Дети к нам привыкают, да и мы к ним тоже – воспитатели центра ходят в школу на родительские собрания, как обычные мамы, переживают неудачи, оправдываются за шалости. И, конечно, начальную школу мы и провожаем до порога школы каждый день, и встречаем у порога. 

Детей в школе хвалят. Кстати, в этом году трое выпускников центра поступили в ГПТУ №14, и только двое ушли в детский дом для глубоко умственно отсталых. Три два в пользу центра. Но это вина не центра, а родителей. «Матери все у нас молодые, пьющие, много детей забирают из семей наркоманов, – вздыхают воспитатели. – У нас у 14-летней девочки месяц назад умерла мама от передозировки». Таких родителей называют здесь «дети девяностых». Например, многие детишки попали сюда после того, как их родителей осудили за распространение наркотиков. У двух детей в центре в карантинном отделении при поступлении обнаружили ВИЧ.      

– Учиться Настенька будет хорошо, у неё сохранный разум, – говорит Валентина Анищенко. – Но с другой стороны, именно по этой причине она очень тяжело проходила у нас адаптацию: девочка уже хорошо понимает, что навсегда осталась одна.

Первого сентября в первый класс из центра отправились в ближайшую школу №49 одиннадцать первоклашек – семь мальчиков, четыре девочки. Только у одного из пацанят решается вопрос о возвращении в семью. У десяти биологические родители есть лишь формально:  они живы, но в центре не появляются никогда и судьбой ребёнка никак не интересуются. В таких случаях через полгода бесплодных попыток пробудить в родственниках хоть что-то человеческое сотрудники социально-педагогической службы центра подают судебный иск о лишении их родительских прав. Эти дошколята самими мамами и папами лишены прав на родителей…

В школу из таёжной землянки

Одиннадцать первоклашек-беспризорников пошли в первый класс в обычную общеобразовательную школу. Они ещё не знают, что в конце учебного года они будут держать один дополнительный экзамен. По итогам года в мае собирается медико-психолого-педагогическая комиссия, которая проводит тщательную экспертизу достижений первоклассников за год. И если есть показания – ребёнок отстаёт в учёбе и развитии, – то его направляют в коррекционную школу. Таких детей около трети от общего числа первоклассников центра (в среднем ежегодно из приюта в первый класс идут от восьми до четырнадцати детей). Отстают они по разным причинам, но всегда по вине родителей.

Тане девять лет. В строю первоклашек в актовом зале, когда директор Анищенко даёт последние напутствия и пожелания перед школьной линейкой, Таня выше всех на полторы головы. Она никогда не ходила ни в детский сад, ни в школу. Она вообще из таёжной землянки. В приют попала в апреле 2010 года: её привела мама, молодая, приличного вида женщина 27 лет, не пьющая, не курящая, без видимых пороков на лице. Сказала, что попала в  тяжёлую жизненную ситуацию и, пока не выберется из неё, хотела бы отдать девочку в приют.  Что ж, ситуация для центра довольно привычная: с каждым годом становится больше таких родителей, которые сами приводят детей. Об этих детях в приюте говорят «они здесь по заявлению», то есть не изъяты из семьи или брошены родителями на улице, а находятся по заявлению родителей о временном проживании.   

Мама Тани ушла и пропала. В январе 2011 года история получила неожиданное продолжение, когда нашлась Танина младшая сестрёнка. В милицию поступило сообщение о пьяной драке и случайном убийстве в одном из таёжных зимовий Шелеховского района. Когда милиция приехала и стала разбираться в обстоятельствах, их внимание привлекла маленькая девочка, которая бесприютно бродила среди пьяных мужиков в клубах табачного дыма. Оказалось, это и есть Танина сестрёнка, мама была здесь же со своим сожителем. Девочку увезли в дом малютки, а беспутную мамашу с пристрастием опросили. 

Она рассказала: образование у неё незаконченное начальное, работы и постоянного места жительства нет, раньше жила в Иркутске. Но когда удалось избавиться от старшей дочери, подалась «в леса» и теперь постоянно проживает в землянке, где-то в глуши тайги Шелеховского района. Кормится подножным кормом, торгует на тракте дарами природы – летом собирает грибы и ягоды, зимой при лучине вяжет веники-метёлки. Когда её спросили о судьбе старшей дочери, она простодушно заявила: «А что такого, ей в приюте будет лучше, чем со мной!» В марте младшей сестре Тани исполнилось три года и по правилу о воссоединении семей её из дома малютки перевели в Центр помощи детям, поближе к сестре. В школу её будут собирать государство и Таня, скорее всего, в одном из многочисленных детских домов Иркутской области…   

– Дети не пропадут: им выделяется жильё или, если оно уже есть, каждые полгода выезжает комиссия и проверяет его сохранность, чтобы не продали никому, не заняли незаконно. На их личном счету до 18 лет копится пенсия по утрате кормильца, – объясняет начальник социально-правовой службы ЦПД Ольга Клюева. – Вообще-то, по-хорошему они должны получать от родителей алименты, так как по закону лишение родительских прав не избавляет родителей от обязанности содержать ребёнка. Но вот статистика, – Ольга Петровна заглядывает в сводку и подводит неутешительный баланс – сегодня в центре 110 несовершеннолетних. Родители тридцати одного – ЛРП. Алименты получают трое. В семью возвращаются только 10% наших воспитанников.    

Дети разных народов

Букет доверили нести Кристине, плотной, серьёзной и неулыбчивой девочке. Букет один на всех, для своей учительницы. Из актового зала одиннадцать первоклашек выходят строем, взявшись за руки, и на улице растворяются среди таких же нарядных галдящих школяров со всего Иркутска-II. Обычные дети. Директор Валентина Анищенко замечает:

– У нас разные дети бывали: башкиры, татаров было несколько, украинцы. А вот бурятов у нас не бывает. Я помню, сразу после открытия центра в 2001 году попали к нам какими-то судьбами брат с сестрой, оба буряты – так их сразу забрали в семью, даже не знаю, родственники, жители их села или просто какие-то случайные люди. Но буряты, что делает им честь, никогда своих детей не бросают, нет этого в их укладе. Я помню, было даже наоборот: к нам обратилась бурятская семья, хотели взять бурятского ребёнка, усыновить. Просили нас: любого, даже больного. Мы стали искать – и не смогли найти ни в одном нашем приюте!  

Из отрадного она также вспомнила, что в их практике было пять случаев, когда детей забирали отцы. Ситуация повторялась из раза в раз: взрослые расходятся, отец уезжает, мать спивается, ребёнок оказывается в приюте. По правилам обычно после поступления в приют сотрудники социальной службы ищут любых, даже отдалённых родственников этого ребёнка. Иногда находят давно пропавшего папу. Папы в таких случаях вообще ничего не знают о судьбе ребёнка и своей бывшей жены. И довольно часто забирают своих утерянных некогда детей в новую семью.   

Мы выходим со строем ребят на улицу, и вдруг к Кристине, чуть заметной из-за букета, подходят три женщины – совсем молодая девушка, её мать и ещё какая-то родственница. Девушка осторожно берёт Кристину за руку и дальше они идут вместе.

– Мать, лишённая родительских прав? – пытается угадать «Иркутский репортёр». И ошибается. Воспитатель рассказывает: у девочки погибла мама, отец судьбой дочери не интересовался, и она попала в приют. А через некоторое время к ней стали постоянно ходить какие-то посторонние люди. Когда стали выяснять, оказалось, что это соседи по лестничной клетке, которые очень дружили с её мамой и саму девочку знают с раннего детства. Они решили не бросать её, постоянно приходят к ней в гости, участвуют в праздниках, приносят вещи и угощения. И Кристина надеется, что скоро её заберут домой.