Чаще, чем с лесом, на железной дороге встречались, пожалуй, только цистерны с надписью «нефть». С той самой нефтью, использование которой предлагает существенно сократить Киотский протокол.

Цель моей командировки – участие в тренинге для журналистов по проекту «Лес и изменение климата: стратегии адаптации для регионов России», который завершился на прошлой неделе на турбазе «Млечный путь» в Горном Алтае. Но тренинг – это официальный повод. Журналистских «тренировок» мне и в родной редакции за глаза. Другое дело – встреча и возможность свободных, не ограниченных минутами разговоров с инициаторами научно-практического проекта «Лес и изменение климата», с учёными-экспертами, с участниками официальных российских делегаций на международных переговорах по вопросам глобальной перестройки климата, с профессионалами, не только обладающими специальными знаниями, но и формирующими эти знания.

Инициатором и коллективным автором обсуждаемого проекта вы-ступил Центр экологических инноваций – автономная некоммерческая организация, созданная несколько лет назад в Москве группой учёных. А основной его целью, как указано в пояснительной записке, является «совершенствование политики по адаптации лесного хозяйства к изменению климата в России, содействие привлечению инвестиций в лесной сектор пилотных регионов, реализации демонстрационных лесных проектов».

– Этот проект, к нашей огромной радости, финансово поддержан Агентством США по международному развитию – USAID, – удивил меня вступительным словом Георгий Сафонов, директор Центра экологических инноваций, член экспертного совета по Киотскому протоколу при ТПП РФ, участник официальной делегации России на переговорах по Рамочной конвенции об изменении климата (РКИК) ООН и Киотскому протоколу. Удивил не щедростью американцев, а необъяснимым равнодушием России к своим лесам, над которыми нависает пока ещё не очень внятная, но, скорее всего, серьёзная климатическая опасность. 

– Мы очень рады, что в нашу работу включились региональные организации. На Алтае координатором выступил Фонд «Алтай 21 век», – продолжает Георгий Сафонов. – Проект реализуется ещё в трёх регионах Сибири: на Байкале в Иркутской области, на Камчатке и на Сахалине. В настоящее время мы готовим аналитические материалы – это научная часть проекта. Вторая важная часть – наработка практического демонстрационного опыта, который может быть использован в других регионах. Мы очень хотим, чтобы по итогам нашего проекта где-то остался новый молодой лес, активно поглощающий промышленные выбросы углерода. Чтобы были найдены наконец эффективные методы управления российским лесом. Чтобы появились другие важные практические проекты, обеспечивающие благополучие наших лесов. 

– Лес и изменение климата – это абсолютно новая тема, – утверждает Михаил Шишин, президент Фонда «Алтай 21 век», профессор Алтайского государственного технического университета. – Это гиперпилотный проект, потому что в России на эту тему ещё никто особенно и не думал. Мы только нащупываем пути к пониманию проблемы. В процессе работы некоторые вещи нам стали понятнее, но всплыли новые, которые мы даже не предполагали. Нам очень важно разобраться с этой проблемой. Без понимания и без общественной поддержки взять ситуацию под контроль невозможно, а она очень драматична.

Приглашённый на журналистский тренинг в качестве эксперта Владимир Бердин тоже был в составе российской делегации на переговорах по РКИК ООН и Киотскому протоколу. Он рассказал, что на конференции в Рио-де-Жанейро, кроме Рамочной конвенции по изменению климата, было решено разработать и принять ещё две: об опустынивании и конвенцию по лесам. Но приняты и ныне действуют только первые две. А переговоры о конвенции по лесам зашли в тупик. С тех пор вопрос об этом больше не поднимается. 

Владимир Бердин не стал называть причин провала международных переговоров о лесах. Наверное, потому, что он учёный и привык говорить только о том, что знает наверняка, что доказано расчётами и экспериментами. Но я рискну высказать собственные предположения. Климат и пустыни не являются объектами крупного бизнеса, в то время как лес деловыми людьми воспринимается прежде всего как бесконечно растущий в цене природный ресурс, способный принести колоссальную прибыль. 

В первую очередь они видят в лесе древесину, и лишь во вторую – экосистемы, сглаживающие, смягчающие природные катаклизмы, сдерживающие темпы глобального изменения климата благодаря способности поглощать миллиарды тонн парниковых газов. Любое ограничение, даже намёк на возможность появления дополнительных ограничений в коммерческом использовании лесов они воспринимают как покушение на собственный кошелёк. 

Вот и Георгий Сафонов косвенно подтверждает и существенно расширяет моё предположение, рассказывая о важном совещании в Мексике на конференции ООН по изменению климата, связанном именно с проблемой бореальных (таёжных) лесов. 

– Тема многоаспектная, – считает он. – Разбираться с ней нелегко даже большим профессионалам, потому что на неё накручены вопросы политики, экономики, субъективные и часто противоречивые интересы разных стран, и развитых, и развивающихся. Это бесконечные споры экологии и бизнеса. Это личные интересы населения. Чего тут только нет! Если рассматривать проблему с какой-то одной стороны, то это точно путь к неверному решению. Нужно смотреть в комплексе, учитывать интересы всех. 

Есть и другие проблемы, внешне выглядящие совсем просто, без всяких накруток и наворотов, но не решаемые по каким-то загадочным причинам, здравым смыслом не объяснимым. Одна из них – торговля квотами на выброс парниковых газов, ускоряющих темпы изменения климата. Для России, в отличие от многих промышленно развитых западных стран, Киотский протокол оказался очень выгодным экономически. После 1990 года, принятого точкой отсчёта объёма выбрасываемых в атмосферу парниковых газов, российская промышленность рухнула. Существенно сократились и выбросы, образовав свободные квоты, которые в течение действия протокола (до 31 декабря 2012 года) можно продать странам, развивающимся за счёт производства готовой продукции, а не благодаря распродаже сырой нефти и древесины. Да ещё нам пока до конца не вырубленная тайга помогает, поглощая ежегодно десятки миллионов тонн углекислого газа. В итоге к настоящему времени, по скромным подсчётам наших экспертов, Россия накопила свободных квот, пригодных к продаже, не менее чем на шесть миллиардов евро. А мировой рынок торговли квотами уже сложился и активно развивается. По словам Георгия Сафонова, его оборот от почти нуля в 2005 году вырос до 122 миллиардов долларов в 2010-м. И продолжает расти на 60–80 процентов (!) в год.

– Любой инвестор говорит: ух ты, такой рост! Я должен быть в этом рынке, – жестикулирует Сафонов. – Серьёзные инвесторы уже там. Но доля России на этом рынке в 2010 году составила… ноль! Правда, сейчас, одобрив ряд проектов, надеемся получить примерно 100–150 миллионов евро. Первые торги в нынешнем году уже состоялись. Но это будет в лучшем случае одна десятая процента от возможного. 

– Почему же Россия не заинтересована? – спрашивает кто-то из зала.

– Сейчас покажу слайд, чтобы ещё больше перестать понимать почему…

И что-то показал, запутав журналистов настолько, что они даже вопросы задавать перестали.

– В рамках своего лесного проекта, который мы реализуем при поддержке USAID в четырёх российских регионах, мы довольно точно, по специальным методикам с использованием космического мониторинга, подсчитаем запасы углерода, – растолковывает мне ситуацию Андрей Стеценко, президент Центра экологических инноваций, член экспертного совета по Киотскому протоколу при ТПП РФ. – Российские леса поглощают огромное количество парниковых газов. Мы ежегодно представляем такую отчётность, но получить средства на весь объём у нас возможности нет. По Марракешскому соглашению Россия может засчитывать в свой актив с восьмого по двенадцатый год, за время действия Киотского протокола, по 30 тонн ежегодно поглощаемых газов в пересчёте на СО2. В сумме всё это стоит примерно шесть миллиардов евро, которые можно было бы пустить на развитие лесного хозяйства страны. 

Андрей Стеценко убеждён, что для реальной продажи накопленных квот сделать нужно не так уж и много: «Необходимо прежде всего оформить эту цифру внутри страны, сделать её официальной. Доказать, что наши леса действительно поглощают этот углерод. Надо, чтобы цифра эта была легко проверяемой и подтверждаемой». 

Для государства задача не самая сложная. Китай, Индия и некоторые другие страны с ней успешно справляются. Но у Центра экологических инноваций сил пока маловато.

– Нет, мы на многое не замахиваемся – на 82 субъекта нас не хватит, – признаёт эксперт Торгово-промышленной палаты России по Киотскому протоколу. – Но для Алтая, Байкала, Камчатки и Сахалина мы готовы это сделать. Чтобы хоть эти четыре региона могли заявить свои претензии на федеральный уровень и получить достаточные дополнительные средства на лесоустройство, расчистку старых горельников, прокладку противопожарных дорог и защиту тайги от пожаров, эффективное лесовосстановление. На приведение своих лесов в идеальный порядок. Надеемся, что такие проекты станут демонстрационными, а наработанный здесь опыт окажется пригодным для распространения в других лесных регионах страны. 

Возвращение в Иркутск мне показалось скучноватым. Красивые лесные, степные и даже сельскохозяйственные пейзажи то и дело перекрывали составы, гружённые лесом и нефтью, поэтому смотреть в окно не очень хотелось.