«Я был накануне концерта  БГ на митинге у Дворца спорта, походил там, встретил двух кентов, физиков-теоретиков, и мы пошли бухать», – рассказывает иркутянин Владимир Караваев. (По данным тех лет, вечером 20 августа на митинге у Дворца спорта собралось около 15 тысяч человек. – Ред.). – О митинге я ничего особого не помню. Политика нас как-то не сильно интересовала. Нас интересовало, что на следующий день ожидался БГ в политехе».   

Борис Гребенщиков в тот момент, расставшись с «Аквариумом», устроил гастроли с «БГ-Бэндом». И попал в замес в Сибири. «Вам сейчас не понять, что мы чувствовали, – говорит тогдашний секретарь иркутского рок-клуба Владимир Грицина. – Когда генсеки кучей начали сваливаться – Брежнев, Черненко, Андропов, – мы свободу почувствовали. А тут  на экранах те же дядьки серые с какой-то диктатурой, им одним понятной. Настроение было смутное: кто постарше, уже готовился на кухню возвращаться водку пить, а кто помоложе – по своим привычным щелям прятаться. Дима Ревякин, «Калинов мост», ещё в 1989-м спел: «Я возвращаюсь налегке с запасом стрел назад в подвалы». У Гребня настроения были похожие.

«Что мы делали 19-21 августа сего года? – вспоминал БГ в ноябре 1991-го, разговаривая с «Комсомолкой». – Девятнадцатого летели из Новосибирска в Усть-Илимск. Думали о том, как нам теперь жить дальше. Предполагали снова уйти в подполье, искать какие-то другие формы работы в создавшихся условиях. Собирались вести партизанскую борьбу доступными нам средствами». БГ тогда в интервью неудачно так выразился: «Ведь и АКМ, и песня суть плоды человека». За АКМ Гребенщикову взяться не пришлось. 21 августа он искал танки в Иркутске. 

«Гребень опаздывал на концерт часа на три по каким-то причинам, для меня не очень понятным», – рассказывает Владимир Караваев. Для Владимира Грицины было всё понятно. «В стране объявлено чрезвычайное положение, а это значит, что все массовые мероприятия отменяются. А тут, как назло, концерт БГ, – говорит он. – Организаторы подъезжают к политеху, а там милиция. Говорят: приказ МВД – никого в зал не пускать. А на площади перед политехом уже толпы! Вся неформальная тусовка Иркутска. Город в то время был жалким, забитым, серым. Рокеры раздражали всех и вся – от властей до пацанчиков с окраин, их тогда отличали не по спортивным костюмам, а по мохеровым шарфам на шее. Представьте, около тысячи нефоров, интеллигентов и прочих. Все стоят и ждут. Кстати, наши менты вели себя адекватно. Спокойно стояли, никого не трогали, но натурально не знали, а чего с этой всей толпой делать».  

– А мы знали, чем заняться, – широко улыбается Владимир Караваев. – Мы всё это время пили. Да то же самое делал почти весь народ, что пришёл на концерт. Спиртное брали «на трассе», ну попросту у таксистов покупали.  Потому что в магазине всё было только по талонам, да ещё найди, где этот талон отоварить. Выходишь на трассу, делаешь характерный жест и покупаешь ноль пять просветления. Народ был молодой, на спиртное всем хватало, на закуску – не всегда. Пока ждали БГ, произошёл такой случай. Братан какой-то подходит: 

– Ребята, у вас есть?

– Да есть, конечно, нальём!

– Да мне не водки. Чего-нибудь закусить, конфетку девчонке. 

– Ты чё, сдурел, какие конфетки?! Только водка и курить! 

Пока народ медленно готовил себя к прекрасному, Борис Борисыч сидел и нервничал в гостинице. А в толпе у политеха шуршали политически активные личности. Вышел человек и зычно закричал что-то типа: «Все на баррикады! На защиту! Спасём Родину!». И мол, не расходитесь, скоро пойдём штурмовать «Серый дом». «А у народа нервы, народ же выпил, – вспоминает Владимир Караваев. – Тут друг мой, Андрюха Алексеенко, интеллигентно, во всё горло выразил мысль, терзавшую многих: 

– Да иди ты…

Призыв был поддержан нашей группой товарищей. Публика, слушавшая в те времена БГ, была разношёрстной. И весёлая молодёжь, и конченые высокие личности. Интеллигентная тётенька рядом, у которой были, вероятно, какие-то эстетические воззрения на мир, возмутилась: «Да как вы смеете?!». На что я женщине мягко и вежливо сказал: 

– Котлеты – отдельно, волосы – отдельно. Вчера надо было мне митинг послушать – я пошёл к Дворцу спорта. Послушал. А сюда я пришёл слушать Гребенщикова. Дайте мне Гребенщикова, три часа ждём, вся водка кончилась! 

Народ заорал: «Ыыы!», хотя многие уже с трудом понимали, «за» они, «против» или «вместо». В это самое время организатор, Сергей Григорьев, уже ехал к Юрию Ножикову просить разрешения на концерт. «Я уж не помню, сам ли Ножиков сказал, или поручил кому-то из подчинённых, но разрешение дали, – говорит Владимир Грицина. – Юрий Абрамович мужик был хороший, рокеры его любили». 

Около девяти-десяти зал открыли. Все 850 мест заняли сразу, ещё люди сидели в проходах, на ступеньках. Гребенщиков запел. И заговорил. Все вспоминают: он жёг не по-детски. На этом ли концерте, или двумя днями позже в Ангарске (тут версии расходятся) БГ от души стебался: 

– Не, ну всё равно стыдно, потому что такие люди, как Юрий Шевчук, Рикошет, Александр Малинин и Иосиф Коб… А Кобзон нет… Прошу прощения. В общем, когда все важные люди поют про политику, мы как в говне прямо. Только о своём, о частном. И поэтому зов сердца демократического потребовал от нас, чтобы мы включились наконец в общий поток и зашагали туда же. Поэтому наш ответ этим… Кому? Ну, вот наш ответ… всем.

И спел «15 голых баб», заметив, что «политический блок песен» был написан задолго «до попытки захвата левых правыми». «Ну, вот этого, короче, того, что было страшного, когда мы все чуть не легли под танки, – сказал Гребенщиков. Помолчал и добавил: – Искали по всему Иркутску танки. Не нашли… Но хотели». 

Владимир Караваев вспоминает: прямо во время одной из песен к БГ подошёл кто-то из-за кулис и шепнул что-то на ухо. Борис Борисович прервался и произнёс в микрофон:

– Вот мне тут ребята сказали, что этих … арестовали в порту. 

И продолжил песню – красиво, хорошо и здорово. Минут через 35 после начала концерта на сцену вышел Юрий Ножиков, поднял вверх кулак и сказал: «Ребята, мы победили!». «Народ весь взвыл от восторга», – вспоминает Грицина.  

Где-то через полгода после этого концерта БГ у Игоря «Химика» Степанова (он торговал в Иркутске рок-н-рольными записями) появилась полуподпольная запись из политеха. Стоила, как помнят очевидцы, немало – 25 рублей, тогда как средняя зарплата в те времена была около 200 рублей. «Химик» давно живёт в Израиле, а кассеты… «Да где же теперь искать-то эти кассеты?» – сказал один из собеседников. «В последний раз я видел эту запись несколько лет назад на «катушках» на радио «Волна Байкала», – говорит Владимир Грицина. БГ тогда пел в Иркутске песни из будущего концертного альбома «Письма капитана Воронина», записанного в Вятке. Часть из этих песен, спетых им с «БГ-Бэндом», – в «Русском альбоме». Ходят легенды, что в качестве материала по крайней мере четырёх песен использовались то ли иркутские, то ли ангарские записи. 

«Концерт тогда длился два с половиной часа, – вспоминает Владимир Грицина. – Всем было хорошо, и Гребню тоже, что он попал в крутой замес. Мы вышли с концерта, была ночь, у всех были сияющие глаза, все смотрели в небо. Мы были наполнены свободой и рок-н-роллом». Никто не знал, как оно будет дальше.