Седов – пролётом

Короткое объявление в газете: «17 июля 1911 года на ипподроме состоялся полёт авиатора Седова». Полётов, говорит газета «Сибирь», было три: в первом аппарат продержался в воздухе 3 минуты, во втором – 10, а третий был прерван – «Фарман» рухнул у забора, но обошлось без жертв.

Вероятно, аэроплан скоро починили, потому что «20, 22, 28 и 29 июля 1911 года в 6 часов вечера на ипподроме Общества поощрения коннозаводства состоялся полёт авиатора Я.И. Седова на аппарате «Фарман».

(Как известно, большевики стали считать днём рождения аэропорта Иркутск 24 июня 1925 года, когда у нас приземлился агитперелёт Москва – Пекин. Может быть, теперь резонно пересмотреть эту дату и сместить её на 14 лет назад?) 

Седов – сокол из одесского «гнезда», летал там наравне с Ефимовым, Уточкиным,  борцом Заикиным (свернувшим свои полёты после падения с писателем Куприным, который тут же взял с друга слово не летать более) и Харитоном Славороссовым, будущим организатором «Добролёта». 

Наши герои увлекались футболом, гирями, боксом, цирковой борьбой. Потом настал черед парусных и велосипедных гонок. А когда были опробованы мотоциклет и автомобиль, газеты прокричали: в мир ворвалась авиация! И русским трюкачам уже слышалось стрекотанье моторов, их ноздри раздувались от запаха бензина, а в кровь толчочками вбрасывался адреналин: небо сулило иные ощущения, риск, славу и деньги.

К моменту появления первого авиатора в нашем городе в самой России их было уже десятка два. Все они прошли обучение во Франции, там получили пилотские свидетельства («бреве») и там же на свои деньги купили 

аэропланы. На них участвовали в соревнованиях («митинги»), выигрывая денежные призы или ломая себе кости. Со своими аппаратами летуны (слово «лётчик» вошло в обиход позже) ездили по городам и летали там за деньги.

В октябре 1912 года на Балканах разразится гроза: Черногория, Сербия, Греция и Болгария объявят войну Турции. Братья-славяне обратятся за помощью к России, но та по политическим соображениям не сможет послать регулярные войска. Тогда за дело (частным порядком – не возбранялось) возьмутся русские авиаторы. 

Капиталист Щетинин, сам заядлый авиатор (кстати, на его заводе тогда трудился первый отечественный авиаконструктор иркутянин Яков Гаккель), изготовит пять «Фарманов» и сформирует отряд: Евсюков, Колчин, Седов, Костин, Агафонов. Погрузив в эшелон аппараты, запчасти и полевые мастер-ские, первое в истории авиации боевое подразделение отправится на войну. Там придёт и первый боевой опыт – лётчики будут бросать бомбы и листовки, стрелять, фотографировать. Все они (Костин посмертно) удостоятся болгарского ордена «За военные заслуги с мечами и короной»…

Третья жертва

Всё это будет через год. А пока – печальная весть: «15 августа 1911 года в городе Елец при совершении полётов на аппарате «Блерио» погиб военный лётчик М.М. Золотухин, родившийся в 1871 году в Иркутске и окончивший курс Иркутского юнкерского училища».

Нужно запомнить это имя: речь идёт о первом иркутянине, ставшем военным профессиональным авиатором. К несчастью, он же стал третьей по счёту жертвой, принесённой на алтарь отечественной авиации. 

Кто погиб первым? 22 сентября 1910 года на первом Всероссийском празднике воздухоплавания разбился капитан Лев Макарович Мациевич, которого называли «надеждой военной авиации России». Отважный летун стал поистине национальным героем: его хоронил весь Петербург, а потрясённый Александр Блок посвятил Мациевичу стихи, в которых уже предвидел военное будущее авиации:

…Зачем ты в небе был, отважный,
В свой первый и последний раз?
Чтоб львице светской и продажной 
Поднять к тебе фиалки глаз?
Или восторг самозабвенья
Губительный изведал ты, 
Безумно возалкал паденья
И сам остановил винты?
Иль отравил твой мозг несчастный
Грядущих войн ужасный вид:
Ночной летун во мгле ненастной 
Земле несущий динамит?

10 июля 1911 года стартовал первый групповой перелёт из Петербурга в Москву, в котором погиб Константин Шиманский (в 1910 году пилотированию он обучался уже не во Франции, а в Гатчине – кстати, вместе с первой российской женщиной-авиатором Лидией Виссарионовной Зверевой).

Теперь – Золотухин. Третий в России и 71-й в Европе. Что с ним случилось – о том в газетах нет никаких подробностей. Между тем авиаторы тогда были в центре пристального внимания общества. Ведь днём позже, 16 августа, Алексей Раевский перелетел из столицы в Царское Село за 46 минут – об этом сразу узнала страна. А провинциальный город Елец далёк от Севастополя и Гатчины – какие тут могут быть тренировочные или демонстрационные полёты? Остаётся думать, что наш земляк в роковой день летал частным порядком…   

Авиатор № 2 в Иркутске появился через год после Седова. И снова иркутяне толпами спешили к ипподрому, где «29 июля 1912 года назначен третий (первые два не состоялись) полёт авиатора А.А. Кузьминского на моноплане Луи Блерио. Ветром его отнесло за Малую Разводную к пороховым погребам».

Сознаю, что выражение «человек-легенда» банально. Но как по-другому сказать о Кузьминском? Дворянин. Родственник Льва Толстого. Чиновник по особым поручениям при министре финансов. Бросил высокий пост из любви к авиации. В светских салонах вздыхали: «Бедные старики Кузьмин-ские, три сына у них, а четвёртый – летун…»

В 1909 году Кузьминский в Париже заказывает себе аэроплан на заводе Блерио, а пока обучается полётам. Сдав экзамены, едет на завод и с ужасом узнаёт, что ему недостаёт 4000 франков, чтобы расплатиться за аэроплан. Ждать помощи неоткуда. В смятении вечером идёт в казино и через час… выигрывает 4300 франков! 

Окрылённый (в буквальном и переносном смысле) молодой человек спешит на родину, чтобы принять участие в первом Всероссийском празднике авиации. Перед полётами гостит в Ясной Поляне, где великий писатель пытает его: каково там, в воздухе, не страшно ли? Авиатор обещает после праздника покатать Льва Николаевича, но… через день разбивается! 

Позже вспоминает: «Выбиты все верхние зубы, повреждена челюсть, совершенно свёрнут нос, разбита коленная чашечка, сложный перелом правой руки. Восемь месяцев я пролежал в клинике». Авиатор Ефимов, узнав об обещании друга, предложил Толстому свои услуги. Но тот, потрясённый известием, наотрез отказался: «Люди не галки, и летать им нечего!»

Склеенный врачами, Кузьминский снова едет к Блерио и покупает новый аппарат. С ним-то и пускается в триумфальное турне по России. После Иркутска – Владивосток, Хабаровск, Благовещенск. Пароходом перебирается в Харбин. Летает в Мукдене, Ханьчжоу, Пекине. Из Китая попадает в португальские колонии. Далее – Вьетнам, Сингапур, Камбоджа, Сиам. На островах Ява и Суматра турне завершается.

Каких только предложений ему не делали!

В Китае только что провозглашена республика, там нужна своя военная авиация – оставайся, командуй и обучай. Короли и губернаторы заманивают русского смельчака на службу, суля титулы и богатства. Но Кузьминский, осыпанный орденами и подарками, возвращается морем во Францию.

Луи Блерио потрясён:

– Неужели, мсье Кузьминский, сто шестьдесят полётов?

– Показательных – да. А после ремонта с облётами – много больше.

– Грандиозно! Позвольте вам, моему ученику, преподнести новый аппарат последней модели…

Со этим аппаратом доброволец Кузьминский вступит в первую мировую войну. Потом будут революция, эмиграция и жизнь в зарубежье. Но в 1922 году Александр Кузьминский вернётся на родину и ещё долго будет работать в Главвоздухофлоте…

P.S. 23 марта 1913 года в Общественном собрании Иркутска капитан Фомин прочёл лекцию об авиации, и через  два дня на создание воздушного флота иркутяне собрали 5274 рубля 55 копеек.

Эта новость в комментарии не нуждается. Отмечу: лекцию читал офицер, а деньги собирали на военный флот – до начала войны остаётся менее полутора лет, и, по всей видимости, к этой войне россияне серьёзно готовятся…