Сегодня (а день начинался особенный – самый длинный в году) привычный распорядок нарушило лёгкое постукивание в стену – так хозяин квартиры по давней договорённости приглашал его на тет-а-тет. Осторожно ступая, чтобы никого не будить, статский советник прошёл на другую половину дома. Вернулся он минут через десять с презентом (сегодня был день его ангела) и, подойдя к полке, с удивлением обнаружил, что похищены серебряные часы и портсигар – подарок московских родственников. Не успев ни о чём и подумать, Франио выглянул в окно. В садике было пусто.

На ходу начиная свои представления

Минутою раньше одиннадцатилетний подросток по имени Андриан, спрыгнув с дерева, проскочил за угол, где его поджидал уже пьяный оборванец. Страх ещё колотился в груди, но уже разливалось и чувство приятного освобождения – после этакого трофея можно и не ходить уже на Большую, не вставать у банка и не рассказывать старую байку про «последние деньги», будто бы выданные на хлеб и потерянные по дороге. Случалось, прохожие называли его «маленьким шантажистом» и даже отводили к городовому, но не просить милостыню он не мог: боялся крепких кулаков «дядьки» – Василия Останчикова. Да и сестру свою, восьмилетнюю Варьку, надо было подкармливать. 

Прямо от квартиры Франио Андриан отправился к Кузнечным рядам – там Варька нынешнюю неделю полола грядки за ночлег и за хлеб. Сунув сонной ещё девчонке две слипшиеся подушечки, он побежал на соседнюю улицу – к фокусникам-китайцам. Те поднимались очень рано (всех будили маленькие обезьянки-артистки) и, наскоро перекусив, отправлялись по улицам, прямо на ходу начиная свои представления. Горожане выглядывали из окон, выходили во двор, прихватывая пятаки и гривенники. Иркутская публика очень полюбила китайских жонглёров, но ещё более изумляли её малолетние акробаты, представлявшие «каучукового человека». Были и такие рискованные номера, что женщины закрывали глаза:

– Лишний пятак дадим, только не мучай ребятишек!

Старший из китайцев усмехался довольно, но никого не щадил. 

И всё-таки Андриан ушёл бы с китайцами, если б взяли. Да и Варьку бы взял с собой: «дядька» Останчиков обещал пристроить её нянькой в семью, но и это был старый трюк, только на то и рассчитанный, чтобы босоножку обули, одели и… отпустили. А все обновки немедля уходили к перекупщикам. Если всё сходило с рук, Варьке перепадал леденец.

«Дядька» нашёлся

Четыре года назад Аграфена и Афанасий Жилины переселились из-под Красноярска в Слюдянку. Ехали без разведки, сразу с детьми, но обустроились на удивление быстро. И всё б хорошо, да только через полгода разразилась японская эта гроза, и Афанасий пропал без вести где-то под Порт-Артуром. После товарищи вспоминали: погиб, но те, которые это сами видели, после тоже поумирали в госпиталях; вот так и вышло, что Аграфена – вдова не вдова, солдатка не солдатка. 

Летом 1906-го решилась она ехать в Иркутск хлопотать и ребятишек, Андриана и Варю, взяла с собой, «чтоб господа пожалели». Но то ли не в те двери пошла, то ли по какой уж другой причине, а только ничего не добилась, растерялась вконец да прямо у знакомых умерла в одночасье. И ещё не успели отвести ребятишек в полицейскую часть, как у них отыскался «дядька» – известный в округе «бывший человек» Васька Останчиков.

Зиму на нынешний, 1907 год Жилины перебились в иркутском предместье Порт-Артур. Маленькую хибарку дважды заливало водой, и Варя с Андрианом чуть не вмёрзли в лёд, но почему-то было не страшно, а весело. Портартурские ребятишки все держались друг за дружку – может быть, оттого, что все они были предоставлены сами себе. Взрослый мир жил своей, отчаянной жизнью, во всём предместье, кажется, не было дома или лавчонки, где бы тайно ни торговали водкой и пивом. И везде толкались «бывшие люди», то и дело затевавшие драки и разбирательства. В конце мая пьяный Васька Останчиков средь бела дня «экспроприировал» корову у Маркевича и после короткой перепалки выхватил из-за голенища нож.

Увидев бледного падающего Маркевича, Андриан закричал так страшно, что даже Васька убежал, не добив «супостата». Правда, «племянника» он за это не наказал и вечером, как обычно, пришёл на ночлег в садик у городского театра. Ребятишки уже нарвали травы, но Останчикову этого показалось мало, и он выдрал ещё несколько кустиков «в изголовье». И хотя на них было брошено «экспроприированное» одеяло, уснуть Андриан не смог: ему всё представлялось, что вот-вот явится городовой. На рассвете ребятишки тихонечко поднялись, отступили к Большой, а оттуда, бегом уже, бросились к ангарскому берегу. Знакомый лодочник за полцены перевёз их на остров Любашка.                                                                        

«Эх, Сашки, канашки мои!»

При другом раскладе Андриан ни за что бы не подался туда: из рассказов Останчикова он знал и о пьяных компаниях, задиравших всех без разбора, и об отдельных «личностях», не гнушавшихся сбросить в воду чужие пожитки да и самих хозяев «хорошо окунуть». Даже «настоящие люди» из почтово-телеграфных чинов здесь, на острове, распускались, поили кого-нибудь до бесчувственного состояния и, сами нетрезвые, шли плавать наперегонки в протоку Иркута. Возвращались не все…

В лето нынешнего, 1907 года Любашку приглядел ещё и цыганский табор. Бойкие гадалки продавали в огромных количествах «талисманы» – завязанные в уголочки платков комочки хлеба, смешанные с сахаром и землёй. Через 9 дней обещан был «полный рассвет вашей жизни» – и (вот ведь что странно) обыватели ухватывались за такую «надежду» как за соломинку. 

Два дня Жилины пробыли свободными островитянами, а на третий Останчиков их всё же нашёл! Выглядел он довольным – оттого что в кустах среди чьих-то пожитков обнаружил жёлтый американский топор. 

На другой день толпа безработных под командою Васьки Останчикова собралась на Старой Сенной и ни одного торговца не выпустила, не очистив карманы. Двое оказавших сопротивление были жестоко избиты, и прибывший вскоре полицейский наряд еле вытащил из-под лавки обезумевшего от страха базарного старосту. 

Трофеи Останчиков делил на Иерусалимском кладбище, здесь же и распивали потом, расположившись у подножия памятника. Затем двинули к главной аллее, отбивая трепака и яростно выкрикивая: «Эх, Сашки, канашки мои!» 

Дальше некуда

Андриан и Варя уснули в траве, прикрывшись обломком сломанного в этот вечер креста. Утром подоспел помощник пристава первой части и всю компанию разогнал. Но Васька встал у Торгового банка на Большой и стал грубо требовать милостыню. Тот же помощник пристава арестовал его и через несколько дней в камере мирового судьи 1-го участка Останчикова осудили за нищенство – на 2 недели тюремного заключения. 

Варя и Андриан выстроили шалашик в восточной части Иерусалимского кладбища. Прошлой осенью здесь было много берёз, но теперь торчали лишь пни, и комиссия городской управы прибыла сюда нынче с проверкой. Два важных господина рассуждали о том, что некоторые из могил «волей этого случая» оказались на солнцепёке и, если вырубки не прекратятся, 

Иерусалимское превратится в очаг заразы. Обходя вырубки, комиссия наткнулась и на шалашик – и Варя с Андрианом, не сговариваясь, разбежались в разные стороны! 

Целый день Андриан крутился возле лодочников, арендовавших берег напротив Большой улицы и устроивших пристань. Желающих покататься обнаружилось много, и лодки бойко сдавались напрокат. Андриан тоже пробовал быть полезным, и его покормили ухой и дали три леденца. Один он бросил за щеку, а два обернул тряпочкой и пошёл искать Варьку, сам не зная куда. 

Солнце село, и на Большой, где ещё час назад гуляла нарядная публика, только дворники поднимали пыль да какой-то нищий у Торгового банка разговаривал сам с собой. Андриан хотел было отвернуться, но большая коробка рядом с пьяным зашевелилась, лохмотья приподнялись и бессильно опустились опять. 

– Пей! Гостинца дам… У меня тута рядышком много гостинцев…

Андриан вгляделся и узнал в пьяной девочке Варю. Проходившая мимо дама также остановилась, а короткое время спустя показался городовой. 

На другое утро, когда Варя спала ещё в первой полицейской части, Андриан забрался в останчиковский тайник, отыскал серебряные часы с гравировкой, портсигар и отнёс их к дому на углу Шелашниковской и Преображенской. С минуту поколебавшись, он бросил камешек в окошко на втором этаже. Последовала продолжительная пауза – её Андриану хватило, чтобы подняться по дереву, и статский советник Франио увидел прямо перед собой две пуговки глаз в обрамлении цветущей сирени. И тут же на подоконник опустилось что-то блестящее. 

– Барин, Христа ради спасите!

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников библиотеки Иркутского государственного университета.