На рабочем столе начальника Усольского территориального лесничества Агентства лесного хозяйства Иркутской области Вячеслава Миловидова не пачка даже, а кипа из 39 аккуратно прошитых «нехороших» документов, листов по пять в каждом. 

– Это претензионные письма нашим гражданам, которые в соответствии с региональным законом № 120-оз от 10 декабря 2007 года «О порядке и нормативах заготовки гражданами древесины для собственных нужд» использовали своё право приобретения древесины на корню, но не стали исполнять обязательства по очистке лесосек после вырубки деревьев, – объясняет Миловидов. 

С разрешения хозяина кабинета читаю одно из писем, вынутое наугад. 

«В соответствии с актом от (дата): проверки соблюдения условий договора купли-продажи лесных насаждений №… от (дата) в квартале №… выделе №… Мишелёвской дачи Усольского участкового лесничества, заключённого с (имярек), допущено нарушение пункта 11 названного выше договора купли-продажи лесных насаждений, выраженное в несвоевременной и неудовлетворительной очистке лесосеки от порубочных остатков, ответственность за которое предусмотрена пунктом 20 договора… 

Площадь нарушения составляет 0,6 га. Исчисленный размер неустойки за допущенное нарушение составляет 6109 рублей 63 копейки. Территориальное управление Агентства лесного хозяйства Иркутской области по Усольскому лесничеству предлагает Вам добровольно в срок до 11 июля 2011 года внести начисленную сумму неустойки на счёт… В случае невнесения неустойки к указанному сроку территориальное управление обратится в суд для её принудительного взыскания».

– При этом оплата неустойки не освобождает гражданина от обязанности очистить свою лесосеку от порубочных остатков, – поясняет Вячеслав Миловидов. 

То есть если в установленные сроки, даже после добровольной или принудительной оплаты неустойки и административного штрафа, гражданин, заготавливавший лес для собственных нужд, не приведёт свою лесосеку в порядок, неустойка и штрафы будут начисляться вновь и вновь. Поэтому гражданам выгоднее было бы не доводить дело до суда. Но многие, похоже, этого пока не понимают. 

Миловидов показывает на отдельную, пока ещё не толстую пачку претензионных писем, к которым прикреплены судебные повестки. 

– Эти документы уже находятся на рассмотрении в суде, – говорит он. – А у адресатов этих, – жест в сторону кипы, – пока ещё есть возможность избежать судебных разбирательств. 

Интрига заключается в том, что большинство граждан, которым адресованы претензионные письма территориального лесничества, даже представления не имеют, где находятся их лесосеки. Те самые, за неочистку которых им начислена неустойка и генеральную уборку которых им теперь необходимо провести, чтобы избежать начисления новых неустоек и штрафов. Дело в том, что эти конкретные граждане древесину для собственных нужд не заготавливали. Используя социально направленный закон Иркутской области, они «рубили» не  деревья вовсе, а «лёгкие деньги».

– В наших сёлах, в Мишелёвке, Хайте, Сосновке и других, не так уж много людей, у которых есть лесовозы, – объясняет технологию использования социального закона для личной наживы егерь Усольского общества охотников и рыболовов Юрий Афонин. – Вот они, имеющие технику для лесозаготовок, договариваются с Ивановым, Петровым, Сидоровым: «Ты иди, мужик, выпиши-ка себе лес по 120-му закону на баню или на стайку». Дают ему немного денег. А если мужик выпивает, ему много и не надо. Набирается у владельца нужной техники пачка лесобилетов, и начинает он рубить направо и налево. 

С Юрием Михайловичем мы встретились напротив посёлка Хайта, на обочине дороги, ведущей из Усолья-Сибирского в Мишелёвку. Говорим, сидя в машине, но голос рассказчика то и дело заглушает рёв двигателей лесовозов, проезжающих мимо с завидной регулярностью, будто по расписанию. В сторону Мишелёвки – пустые. Обратно – тяжело гружённые. Многие с дополнительным прицепом. Некоторые – без номеров. 

– Вот они, идут и идут, – отвлёкся Афонин, глядя на лесовоз. – День и ночь. Перед самым вашим приездом прошёл известный здесь номер. Их три машины с этим номером. Они легковушку к Усолью отправляют, чтобы их предупреждали по мобильнику, если ГАИ появится, и ездят без страха.

– А когда срок лесобилетов заканчивается, – вернулся к прерванной теме егерь, – так называемый предприниматель снова едет в какую-нибудь деревню поблизости. Теперь договаривается с тётей Машей да бабой Глашей. И опять рубит. Наберёт лесобилетов кубов на 200, к примеру, а рубит, пока календарный срок в последнем не кончится. Надо вывезти пять лесовозов, а он их хоть 50 вывезет. Кто его проверит? Нет же лесников, проверяющих нету. Так и будут возить лес, пока он не кончится. На дороге-то все они с документами… Вот по речке Хайтинке я езжу, там уже по третьему разу вырубки идут. Сперва толстые выбирали, потом потоньше, потом ещё потоньше… В итоге остался самый тонкомер. Плотности древостоя не стало, и вот, буря-то весной была – ветром положило остатки. Всё. Голо. Степь! 

Насчёт полного отсутствия проверяющих Юрий Афонин, конечно, малость «перехлестнул». Это правда, что с принятием нового Лесного кодекса их в нашей лесной державе стало в десятки (а некоторые утверждают даже, что в сотни) раз меньше. Но они всё-таки есть. Вот в Усольском участковом лесничестве, где как раз и находится многострадальная Мишелёвская лесная дача, по словам Миловидова, пока ещё «остался один государственный лесной инспектор, и тот беременный». Зато договоров купли-продажи лесных насаждений в районе Мишелёвки для собственных нужд местного населения в прошлом году было заключено… 549! И нынешние темпы подачи заявок на приобретение по льготным ценам леса на корню во исполнение закона № 120-оз прошлогодним не уступают.

На майском сходе жителей Мишелёвки, собранном по инициативе руководства лесной милиции области в связи с жалобами на массовые вырубки окрестных лесов (см. «Пустырь за околицей», «ВСП» от 17 мая 2011 г.), Вячеслав Миловидов, вступивший в должность начальника Усольского территориального лесничества лишь несколько месяцев назад, подтвердил, что Мишелёвская лесная дача действительно «перегружена рубками». Произошло это потому, что сохранившиеся в более-менее приличном состоянии лесосырьевые базы на территории Усольского района переданы в аренду. Эти участки для местного населения теперь – табу. Значительная часть лесов района истощена рубками советских и перестроечных времён. Вот и получилось, что приличный деловой лес, на который могут претендовать жители многих населённых пунктов, остался главным образом в районе Мишелёвки и Тальян. 

В сторону Мишелёвки лесовозы идут пустые, обратно – тяжело гружённые

После разговора с Юрием Афониным под аккомпанемент лесовозных двигателей мне так и хочется сказать: «Не остался, а оставался». Егерь участвовал в том майском сходе, вы-ступал, рассказывал о безобразиях, творящихся в лесу. А сразу по окончании собрания по просьбе прокурора города Усолья-Сибирского Романа Шергина и начальника Усольского территориального лесничества Вячеслава Миловидова показал им вырубки, которые, по его мнению, совсем не походили на официальные лесосеки. Спрашиваю Юрия Михайловича, какое впечатление произвела та поездка на прокурора и нового лесного начальника района. Он невесело улыбнулся.

– У прокурора впечатление, конечно, «яркое», – отвечает. – А Миловидов, увидев, что осталось, откровенно расстроился. Он же эти леса другими знает, потому что раньше, до последних реорганизаций в лесном хозяйстве, уже работал здесь директором лесхоза. Сейчас он просто вернулся. С нами был ещё Томашевский из Усольского лесхоза. Он вообще в растерянности. Но съездили, похоже, не зря. Мне скотники позже рассказывали, что сюда приезжали с проверкой, расспрашивали, когда здесь пилили, кто, что. Наверное, пытаются расследовать.  

С пригорка, на котором мы общаемся, хорошо видны окрестные леса.

– Вон там, – Афонин вытягивает руку к горизонту, где Малая Белая в Большую впадает напротив Бельска, – они сейчас тот мыс выпиливают. Напротив курорта всё выпилено. Хорошо ещё, что им скала мешает. Если бы скалы не было, они бы и до самой речки спустились. И вон пятно видите?

– Да, хорошо вижу.

– Там тоже выпилено. С той возвышенности видно, что вся гора голая. Хотя здесь, как раз напротив, два пионерлагеря – «Юность» и «Таёжный». Ребятишки отдыхают… 

– Вы же по должности егерь. Обращали внимание, как эти вырубки сказались на животном мире?

– Конечно! – ответил Ю. Афонин без оптимизма. – Глухаря совсем уже скоро не останется. Токовища все уничтожены. Кормовая база подорвана:  брусничников и других ягодников не осталось. Раньше мы здесь брусники по 8–10 вёдер набирали на семью. Сейчас два-три ведра набрать – надо в тайгу ехать. Копытным сосна вроде без особой надобности, но – фактор беспокойства. Лось, изюбрь вообще отходят. Коза пока встречается, но – везде же люди, везде пилы гудят… 

Юрий Михайлович глубоко задумался. Даже очередной лесовоз пропустил без реплик. Потом вновь заговорил. Скорее размышляя, чем рассказывая.

– Раньше-то как у нас было: мы с Пономарёвым, моим начальником, составляли карту-схему, указывали на ней глухариные тока. Миловидов как раз был начальником лесхоза. Он эти места исключал из вырубки. Заготавливать лес даже вблизи токов запрещалось категорически. Сейчас, похоже, даже водоохранки нет. По Хайтинке сосны макушками в воду падают. А уж про тока теперь вообще не заикайся. Раньше, чтобы забор загородить, ходишь к леснику неделю, уговариваешь, объясняешь, заявления пишешь, чтобы десять жердинок спилить. А сейчас что делается?! Если вечером в лес через Хайту идёт лесовоз и в кабине сидят трое, все понимают: 100 процентов, что они едут воровать. А остановить их некому. Лесобилеты начинаешь проверять – они у всех почти есть.

Не перебивая егеря, думаю о своём. Юрий Михайлович – человек лесной, но в новом лесном законодательстве запутался, как школьник. Часто говорит о лесобилетах. Но лесорубочные билеты, документы строгой отчётности, отпечатанные на специальной бумаге и пронумерованные, защищённые от подделок, были когда-то давно. Теперь вместо них примитивные договоры купли-продажи. Изготовить что-то похожее, имея компьютер и принтер или простой ксерокс, ни для кого труда не составит. Возмущаясь рубками, недопустимыми с точки зрения здравого смысла, он часто ругает за пассивность лесников. Но после принятия нового Лесного кодекса у нас вообще нет лесников. Такой должности больше не существует. Всё, о чём говорит егерь, было правилом в то время, когда даже на правительственном уровне лес считался богатством страны. Теперь это просто возобновляемый ресурс, который, как раз в силу его возобновляемости, якобы можно и нужно использовать с максимальной интенсивностью. 

Не только егерь, даже многие профессиональные лесохозяйственники не могут до конца разобраться в современном лесном законодательстве России, в бесконечных поправках, вносимых в действующий Лесной кодекс. Есть сегодня, к примеру, такое понятие, как лесная дача. Но я не нашёл в документах официальной должности начальника, директора или какого-то иного руководителя такой дачи. Есть должность заведующего мастерским участком, но что такое сегодня мастер-ский участок – лесохозяйственники толкуют каждый по-своему. Есть в нашей области территориальные управления Агентства лесного хозяйства по Усольскому (Куйтунскому, Слюдянскому и т.д.) лесничеству. Есть их подразделения – участковые лесничества. А вот должность лесничего исчезла. Теперь, если судить по трудовым книжкам, это всякого рода начальники. Злые языки утверждают, что эта должность, которой несколько веков гордились русские лесоводы, исчезла совсем не случайно. Дело в том, что на должность лесничего, по логике, надо назначать профессионала со специальным лесохозяйственным образованием. А вот на должность безликого начальника – хоть директора овощного магазина, хоть вчерашнего директора бани, потому что они имеют опыт «руководящей» работы.  

Раньше, в до- и постперестроечное время, вертикальная структура управления лесами огромной страны была предельно проста и понятна: федеральное министерство – региональное управление – лесхоз – лесничество – техучасток – обход. Всё. Цепочка замкнулась на леснике – стороже своего персонального лесного обхода. В этой системе запутаться невозможно. 

– А сегодня? – спрашиваю Миловидова. Он берёт в руки компьютерную мышку.

– Пошли с востока, – предлагает начальник территориального лесничества, глядя в монитор. – Открываем. Чукотка: Департамент сельскохозяйственной политики и природопользования Чукотского АО. Там так это называется. На Камчатке лесами ведает Агентство лесного хозяйства и охраны животного мира Камчатского края. Что в нашей многострадальной Якутии? О! Здесь Министерство охраны природы Республики Саха (Якутия). В Чите – Государственная лесная служба Забайкальского края… Ну, это ладно. Больше огорчает, что обычные люди, которые в этом лесу выросли, как будто с ума посходили…

Подполковник Аркадий Рыков, начальник лесной милиции области, рассказал мне, что после того собрания в Мишелёвке в Усолье-Сибирском под руководством прокуратуры была сформирована рабочая группа, или межведомственная комиссия, принявшая на себя обязанность разобраться в ситуации с мишелёвскими лесами и выработать разумную политику их рационального использования. В неё, кроме прокурора и начальника территориального лесничества, вошли представители лесхоза, мэрии, районной милиции и других государственных структур. Теперь все рейды лесной милиции по территории района проводятся с участием прокуратуры. Уже выявлено почти три десятка самовольных рубок, в том числе две крупные. Проверена работа пяти пунктов приёма и отгрузки древесины, из которых только один работал в полном соответствии с законодательством. На четыре составлены протоколы о различных нарушениях… 

– По одной только Мишелёвской даче выявлено 28 случаев незаконных рубок, – конкретизирует Миловидов. – Незаконно заготовлено 3700 кубометров древесины. Нанесённый ущерб – 23 с половиной миллиона рублей. Эти материалы передаются в милицию. Ведутся проверки. Возбуждаются уголовные дела. А по этим (жест в сторону кипы претензионных писем) прокуратура активно проверяет, действительно ли указанным в них  гражданам был необходим лес для собственных нужд или договоры купли-продажи изначально заключались с целью перепродажи. Если будет доказано последнее, возникают, как мне кажется, признаки мошенничества. Ведь по 122-му закону лес отпускается без аукционов, целевым назначением именно на улучшение жилья. Потому и цену на него можно считать условной…

Видимо, устав от разговора о проблемах, Вячеслав Михайлович решил похвастаться. Улыбнулся.

– Вот, в этом году мы посадили 100 гектаров лесных культур, как раз там, на Мишелёвской даче. А с закрытой корневой системой сажаем в Мегете. Ангарский район – это тоже территория нашего лесничества. – И тут же помрачнел. – А 150 гектаров лесных культур в прошлом году сожгли рядом с Мишелёвкой. И каких культур! Им уже было лет по 25 или 30. И все годы, пока я в лесхозе работал, мы ухаживали за ними. Получилась отличная лесосеменная плантация. Уже плодоносила. Можете съездить посмотреть на 7-й километр, за ЛЭП, в сторону Озёрного.

Я не захотел смотреть сгоревшие молодняки. Насмотрелся и сгоревших, и горящих. А Миловидов медленно поднял глаза на кипу писем.

– Вот, нынче посадили, а рядом постоянно поджигают, поджигают, поджигают. Их же, молодые культуры, если поджечь под ветер… Хвоя у самой земли… Сгорят за пять секунд. Никто спасти не успеет. 

– Кто поджигает? 

– Есть подозрения, но сказать пока не могу. Наверное, и из этих тоже кто-то, – он вновь кивнул в сторону писем, подготовленных для передачи в суд. 

– Чтобы не очищать лесосеки и не платить неустойки?

– Это, наверное, основная причина. А если лес хороший, то его надо поджечь, чтобы было потом основание для рубки. Но это не факт. Это только моё предположение. Может быть, неверное… Говорите, для чего вернулся? – вспомнил вдруг он мой вопрос, заданный в начале встречи, но оставленный без ответа. – Вот, пришёл, чтобы лес сажать да пожары тушить.