«Я думала: ну куда я еду?»

Участие в отборочном туре конкурса молодых вокалистов «BELVEDERE» оказалось не единственной целью поездки Ирины Гавриловичи в Иркутск. Помимо работы на фестивале оперной музыки «Дыхание Байкала», за время, проведённое здесь, она также успела дать серию обучающих мастер-классов для местных исполнителей. «Просто у меня есть такая неисчерпаемая энергия», – скромно призналась она во время короткого перерыва, на который было назначено интервью.

За несколько минут до этого, расположившись в кресле, она увлечённо рассказывала одной из молодых исполнительниц про тонкости звучания немецкого языка. То есть сначала по-просила её спеть, потом прочитать отрывок из либретто на немецком, по ходу дела аккуратно поправляя неправильно произнесённые слова. Затем встала рядом с роялем и сама спела несколько музыкальных фраз, чтобы продемонстрировать, как они правильно должны звучать. После чего сделала необычный приём: приложив указательный палец параллельно к губам, она начала показывать, через какое пространство между ними должен идти звук. И объяснила: «Это будет твой приём». Потом снова попросила произнести несколько слов, одобрительно кивнула и продолжила работать.

Люди, знакомые с методикой Ирины Гавриловичи, утверждают, что она задаёт своеобразную формулу исполнения, которая, если правильно усвоена, позволяет певцу и в дальнейшем использовать её самостоятельно. Интересно, что работает этот метод даже в формате таких коротких мастер-классов, которые прошли в Иркутске. Илмар Лапиньш (главный дирижёр и художественный руководитель Губернаторского симфонического оркестра областной филармонии. – «Конкурент») образно назвал его «срочным ремонтом голоса». Сама же Ирина Гавриловичи утверждает, что секрет в том, что весь процесс абсолютно естественный и натуральный. «Я не пытаюсь рассказывать какие-то сказки. Я очень точно работаю: тут делай так, мускулы так, дыши так. Мой отец был математик, и он меня научил такому логичному не только мышлению, но и действию. И это действительно даёт быстрые результаты. Надо просто точно знать, что делать», – объясняет она.

– Ирина Александровна, когда вам поступило предложение приехать в Иркутск, как вы его восприняли? 

– Честно говоря, сначала у меня был такой немножко боязненный шок. Я думала: ну куда я еду? Но у меня есть привычка браться за всё. Поэтому я решила: посмотрим, что будет, всё-таки там живут люди, это не пустыня. Одним словом, у меня был очень позитивный настрой. Притом я знаю Илмара Лапиньша, и это было для меня гарантией, что тут происходит только хорошее.

– Раз вы впервые заехали так далеко, удалось ли вам почерпнуть какой-то новый опыт в работе с русскими исполнителями?

–  В России я ещё не была. Но я работаю с русскими, которые приезжают в Вену. Кроме того, я была в бывших Советских республиках, например в Латвии, где я четыре года преподавала в опере – с 1997 по 2001 год. И должна сказать, это хорошее поколение певцов, которые в то время работали там на сцене.

– Если говорить о наших исполнителях, из Иркутска и других городов, которые прошли отборочный этап конкурса, у них есть шанс занять своё место на мировой оперной сцене?

– Да, шанс есть у многих. Конечно, талант – это вещь, которая не дана в одинаковой мере всем. Есть люди, которые схватывают всё сразу, а есть те, кого новое знание ставит в тупик. И так может продолжаться до тех пор, пока человек не поймёт, насколько это тонкий момент – соединения голоса как инструмента и музыки. Именно поэтому мы, певческие педагоги, всегда должны выстраивать голос, имея в виду, какое произведение  исполняется, какая будет музыка. К примеру, сейчас я строю голос Жени (иркутский тенор Евгений Иганс, прошедший отборочный тур в Риге. – «Конкурент») для партии герцога из «Риголетто» Верди. То есть точно определяю, исходя из конкретного произведения, какой тон мне нужен. И только потом певец начинает свою собственную стилистическую интерпретацию музыки.

Игра в старину 

По мнению Ирины Гавриловичи, в части подготовки новых исполнителей от современных оперных тенденций Сибирь отстаёт примерно на полвека

То, что в Иркутске состоялся отборочный тур международного конкурса молодых исполнителей «BELVEDERE», по мнению Ирины Гавриловичи, говорит о многом. Прежде всего о том, что в мире, по её выражению, продолжается «процесс артистической глобализации». Именно об этом она говорила на открытии конкурса. А потом объяснила: «Сейчас не только вы открываетесь миру, но и мы тоже. И Европа тоже обогатилась новым знанием. Ведь для нас всё, что происходит тут, очень интересно. И этот интерес взаимный». 

Впрочем, из 16 участников отборочного тура наибольший интерес жюри проявило лишь к пяти исполнителям из Иркутска, Улан-Удэ и Красноярска. Впереди у них главное соревнование конкурса, которое состоится в конце июня в Вене.

– Как вы в целом оцениваете уровень исполнителей, которые приняли участие в отборочном туре?

– Те ребята, кого мы отметили и послали на конкурс, имеют возможности среднего уровня. Некоторые другие участники были совсем не подготовлены в том смысле, что они ещё не умеют петь. Но при этом они взяли такие всемирно известные арии из большого оперного репертуара, как, например, ария Мими из «Богемы» Пуччини. Чтобы её исполнять, надо владеть глубоким знанием пения. Так что этот выбор, безусловно, был ошибкой. Так же как и ария Джильды из «Риголетто». Это большие арии, которые показывают умение петь, способность воплощать технику и стиль, знание определённых приёмов. Такого, к сожалению, не было. 

– Но при этом большинство конкурсантов всё-таки предпочли исполнить арии из отечественных опер на русском языке… 

– Да. И это, безусловно, было хорошо, потому что русскую музыку и русскую оперу надо петь русским. Итальянцы поют свою оперу. Так кому же, как не русским, показывать эту прекрасную музыку, эти фантастические тексты Пушкина! Однако даже в этих случаях понимание музыки, текста порой было недостаточным: к примеру, спел баритон партию Онегина, но не вникая в текст. И даже эта прекрасная мелодия Чайковского ему ничего не сказала. Его сердце осталось безучастно. 

В этом и проявляется мастерство педагога: каждым шагом, начиная с обычных песенок, канцон (в итальянской традиции «маленькая лирическая песня») развивать музыкальное мышление. Именно этого у некоторых конкурсантов не было: они не мыслят музыкально, музыка им ещё ничего не говорит.

– То есть это ещё и проблема отсутствия здесь вокальной школы и опытных оперных педагогов?

– Да. Я думаю, вашим педагогам надо немного обменяться идеями и опытом с другими. Потому что тут всё немного устарело. Мода на то, чего мы тут сегодня добиваемся, в опере уже прошла. Это игра в старину.

– Насколько мы отстаём от современных тенденций в оперной музыке?

– Ну, я думаю, самое меньшее на 50 лет. 

– Вы наверняка знаете, что Илмар Лапиньш хотел бы, чтобы в Иркутске появился оперный театр. Насколько это реальная и посильная задача с учётом такого отставания, а также того, что сегодня у нас практически нет никакой школы?

– Школу надо просто внести. Я теперь осторожно передаю новые идеи. К счастью, есть педагоги, которые имеют для этого открытые уши. И они всё воспринимают, задают вопросы. Мне это очень приятно.

– Есть ли какие-то распространённые ошибки в подготовке оперных исполнителей? 

– Не только тут, но и вообще во многих музыкальных училищах случается такой конфуз: педагог начинает от желания иметь тот результат, который он себе представляет. И не имеет терпения или желания отталкиваться от тех возможностей, которые изначально есть у человека. Хотя я уверена, что все педагоги желают своим ученикам только лучшего. Но в результате получается немножко вывернутая система. В своей практике я всегда начинаю от базиса, от того, что надо дать голосу как инструменту, чтобы он выполнял свои функции. То есть сначала нужно понять, как каждый инструмент работает, потом надо его выстроить по этому концепту, а потом адаптировать к разным техническим, стилистическим приёмам, чтобы можно было спеть ту музыку, которая необходима. 

Мода на языки

В середине разговора Ирина Гавриловичи вдруг оживляется и что-то отмечает про себя со словами: «Есть очень важный пункт, надо поговорить об этом на мастер-классе». И тут же объясняет: речь о языках. «Это неприятный аспект, но люди здесь мало занимаются итальянским и немецким. Хотя именно в части языков я бы спрашивала очень строго, потому что это базисы оперной музыки», – призналась она.

– Вы говорите на восьми языках. Это как-то связано с тем, что опера как искусство интернациональна?

– Наверное, я просто имеют такой талант к языкам. Я никогда их специально не учила вот так, чтобы взять и пойти в школу. Французский – это из семьи, румынский и русский – тоже. У меня вообще бессарабские корни. Когда-то было такое государство, часть которого принадлежала современной Украине, а часть – Румынии. Именно там я родилась, хотя и почти не жила. Мои родители говорили и по-румынски, и по-русски. Моя мама была профессором русской литературы. И с отцом они часто говорили по-русски, особенно когда спорили. Так что кириллическую азбуку я выучила даже раньше латинской. Получается, что русский – это мой первый язык. И я могу сказать, что всю основную русскую литературу я тоже прочитала на русском языке. Чехова, Пушкина, Лермонтова, Тургенева – всё это я читала на русском.

– Эти знания часто помогают вам в вашей преподавательской деятельности?

– Да, был один случай: в 50-е годы, когда я была маленьким ребёнком и в Румынии была русская оккупация, с нами в доме жил один советский полковник. С его сыном мы играли. И мы всё время говорили даже по-московски, через вот это долгое «а»: «ЛАдно, лАдно». И эта буква «а» – это такая очень хорошая музыкальная буква, но и очень сложная. В каждом языке она звучит по-своему. И мы каждый раз пытаемся её правильно воспроизводить. Однако в случае с оперой всё иначе. Дело в том, что вокальная музыка  имеет так называемую интернациональную лингвистическую форму. Поэтому певец должен уметь произносить певческий звук «а», который, наоборот, почти везде звучит одинаково. Это должен быть правильный «а», такой, как он звучит в самом лучшем варианте.

– Во время мастер-классов вы сами несколько раз показывали, как нужно исполнять то или иное произведение. А вам приходилось выступать на оперной сцене?

– Я выступала, но не так долго, чтобы можно было сказать, что я оперная певица. Дело в том, что я начала петь очень рано. И меня сразу после училища взяли ассистентом. Хотя помимо этого у нас, конечно, была концертная деятельность.

– Сегодня у вас в Вене есть своя оперная студия. На её базе вы тоже занимаетесь подготовкой оперных исполнителей?

– Да. Я делаю в том числе и свои оперные проекты. И выпускаю таких певцов, которые нужны, потому что ко мне часто обращаются агенты.

– Много среди них молодых исполнителей из России?

– Россия большая, и, конечно, процент исполнителей отсюда может быть и больше. Правда, до сих пор много русских мне не попадалось. У меня случались периоды, когда была то масса голландцев, то масса американцев. Это идёт по моде. При этом я не стою в Интернете, не делаю себе рекламу. Но они всё равно меня как-то находят. Например, в Латвии я сделала большую работу и построила им самую большую оперную звезду – Ирину Гаранчу. Это одна из моих учениц. Хотя, конечно, из группы всегда выдаётся какой-то особенный талант. И сегодня у меня много известных выпускников, которые поют по всем театрам мира.

– Есть вероятность, что здесь, в Сибири, можно найти такой же талант мировой величины?

– Конечно. Таланты есть повсюду. Есть интересные голоса. Есть интересные люди. Надо просто их услышать. И мне очень импонирует, как быстро и точно схватывают некоторые из ваших исполнителей новые приёмы и уже на следующий день поют лучше. Это люди с талантом. И конечно, надо всё это развивать.

– Если кто-то из этих ребят захочет продолжить обучение, к примеру, в Европе, что им нужно будет для этого сделать? 

– Да просто прийти ко мне в студию и прослушаться. И тогда я им говорю, есть возможности для дальнейшего роста или нет.