Пьеса «Продавцы резины» считается одним из лучших произведений израильского драматурга Ханоха Левина, ещё при жизни названного классиком и «израильским Хармсом». Героям пьесы – аптекарше Белле Берло (её сыграла Васильева) и двум её ухажёрам Иоханану Циргенбаю (роль Ефима Шифрина) и Шмуэлю Спролю – уже за 40. У Иоханана есть накопления в банке, у Шмуэля – 10 тысяч презервативов, доставшихся ему по наследству, а у Бэллы – её бизнес. Все трое озабочены тем, как устроить своё счастье, выгодно распорядившись имуществом, а потому всю жизнь тратят на бессмысленный торг. 

Текст пьесы достаточно фриволен: со сцены театра звучали такие слова, как «трахаться» и «мешок кондомов», которые могли смутить некоторых зрителей. Режиссёр пьесы Виктор Шамиров признался, что из-за этого «нам пришлось отчаянно искать людей, которые согласились бы этот текст играть». Тем не менее Татьяне Васильевой пьеса понравилась сразу, «а меня никто не спрашивал», пошутил Ефим Шифрин. Впрочем, видно было, что оба артиста довольны спектаклем. 

Иркутский зритель, которому повезло попасть на постановку, принял её тоже очень тепло, аплодисменты не смолкали несколько минут. А потому Татьяна Васильева и Ефим Шифрин были после спектакля в хорошем расположении духа и охотно участвовали в беседе. 

Как надо жить 

– Одна из основных тем спектакля – это утраченные возможности. Ваш герой, Ефим, всю жизнь провёл в расчётах, надеясь не продешевить, но даже в конце жизни не смог осознать её истинных ценностей, так и оставшись ни с чем. А вы сами однажды заявляли, что, если бы у вас был мифический ластик, вы бы много событий стёрли из своей жизни. Это правда, что, оглядываясь назад, вы о многом жалеете?

Е.Ш.:  Ну а что? Я, кстати, не очень понимаю тех людей, которые итожат свою жизнь этой расхожей фразой: «Если б мне выпало прожить сначала, я бы прожил так же». Я очень завидую этим людям. И, к сожалению, не принадлежу к их числу. 

Конечно, много бы постирал. Мой герой начал бы вычислять это в процентах – я не умею. Но есть какие-то вещи, которых я стыжусь и хотел бы, чтобы они произошли по-другому. 

Да что там…  Я бы задержал на этом свете очень многих людей, ушедших раньше, чем мне хотелось. Маму бы оставил, папу бы оставил. Кучу друзей. Что значит «Если бы выпало, я бы так же прожил»? Ничего не так же. Сейчас-то я уже знаю, как надо. А раньше не знал. 

– А как надо? 

Е.Ш.: Надо быть самим собой. Сейчас у меня почти получается. Хотя персонажи, которых я играю, ещё мешают мне этого достичь окончательно. На самом деле чем ты естественнее выглядишь, чем ты больше похож на себя в жизни, тем легче живётся. А все трагедии, проблемы и конфликты начинаются из-за того, что мы кого-то изображаем. Хотим быть хуже или лучше, чем есть, но только не такими, как на самом деле. 

Не надо, не надо этого! Как религиозный человек, я понимаю, что существуют предопределённости, которые тебе суждено прожить. А ты чего-то начинаешь менять в божьем замысле. Будь собой – это я точно понял. Но пока придёшь к этому, оглядываешься – а тебе уже немало лет. 

– Татьяна Григорьевна, в одном из интервью вы говорили, что этой гармонии с собой мешает образ жизни, который ведут актёры, потому что он является «противоестественным для человека», заставляет его постоянно бежать вперёд, не очень задумываясь о меняющемся пейзаже. Получается, актёрская игра, дело всей вашей жизни – это вечная борьба с собой?

Т.В.: Ну, мне кажется, борьба с собой, неудовлетворённость – это нормальное состояние для любого. Вы найдите здорового человека, который будет полностью доволен собой, тем, как он живёт, к чему он пришёл, – конечно, таких нет. Сколько бы ты ни работал, тебе всё время кажется, что ещё не сыграл самого главного, хотя когда спрашивают, какую роль ты бы хотел сыграть, невозможно на это ответить, потому что сыграл их очень много. Да, я хотела бы сыграть хорошую роль – вот всё, что я могу сказать. 

А ещё я хотела бы сбросить какое-то количество лет. Они мне совсем не мешают, но они мешают другим в восприятии меня. Потому что все тут же лезут в Интернет, узнают мой возраст и начинают хвататься за голову. Цифры и ты – это две вещи, не имеющие друг к другу отношения. Вы ещё слишком молоды, чтобы это понять, но придёт время и вы осознаете это, а пока можете поверить мне на слово. Ты вдруг обнаруживаешь, что этот возраст не твой абсолютно! Смотришь на цифру и не понимаешь, что у тебя с ней общего. Но за тебя уже всё решили. 

«Надо быть самим собой. Сейчас у меня почти получается»

Поэтому ты постоянно неудовлетворён, хочешь доказать, что ещё всё можешь, – в этом специфика актёрства. Доказательства и соревнования – то, что я ненавижу, но из них складывается наша профессия. Знаете, бывает, я начинаю от себя чуть-чуть кайфовать на сцене, расслабляться, но как только рядом появляется, например, Витя (Виктор Шамиров, третий исполнитель главной роли в «Продавцах резины» и режиссёр-постановщик этого спектакля. – «Конкурент»), я тут же понимаю, что я – полный ноль. Это ощущение даёт стимул развиваться, что-то в себе менять. 

– Удивительно слышать это из ваших уст, потому что у вас образ женщины, которая держит всех в кулаке. 

Е.Ш.: Ой, не знаю, что там за образ, а я большей растеряхи в жизни не встречал! Это странно, что вы приписали Татьяне то, что ей совсем не свойственно. Хотя я понимаю, отчего возникло это заблуждение: вы судите по её героиням. Но она очень на них не похожа. 

Знаете, хороший способ узнать человека – актёрские гастроли. Это лакмусовая бумажка, рентген. В человеке всё сразу выявляется в общих попойках, в разговорах в купе. И это такое счастье, когда ты узнаёшь похожего на себя человека. Такого же непрактичного, нежадного – вот как Таня. Ведь если твой партнёр – человек не твоей «группы крови», на сцене неизбежно это проявится. Если в этом маленьком организме, который заряжен на жизнь спектакля, какие-то клетки больные, то есть какой-то артист, например, сволочь, всё на сцене будет ужасно. 

В нынешних гастролях мы наслаждаемся тем, что нам друг перед другом не надо лукавить. Не могу сказать, что мы страшные приятели, но я себя ловлю на мысли, что Татьяне я могу сказать то, чего  не могу сообщить людям, которые в моей судьбе со стажем.

Когда приходят журналисты 

– Образ артиста складывается ещё и из его интервью. Хотя я заметила, что в прежних беседах с прессой Татьяна Васильева была более резка в высказываниях, позволяла себе делать какие-то провокационные заявления. А в нынешних интервью вы стали мягче, сдержанней. Это следствие развития вашего характера или вы просто решили ограничить публичность? 

Т.В.: Понимаете, когда приходят журналисты… 

Е.Ш.: С этой секунды – чуть осторожнее.

Т.В.: Просто журналисты очень часто провоцируют на высказывания, провокационные для самого себя. И я откровенно начинаю… ну, не издеваться, конечно, а ставить на место таких людей. Но они этого не понимают, и потом все мои насмешливые речи оказываются напечатанными, будто я это говорила всерьёз. Что я вызываю себе каких-то молодых людей за сто долларов, что я хочу выпрыгнуть из окна и что я алкоголичка. 

Например, однажды целая программа на НТВ была посвящена этому. Было так. Мне звонят и говорят: «А можно к вам прийти, поговорить о Матронушке, мы знаем, вы туда ходите?». А я и правда хожу в храм, где находятся мощи Матроны. Я согласилась. 

«Мужчины попали сейчас в ситуацию,
когда на них сваливается гораздо больше стрессов, чем на женщин»

Но первый вопрос, который задала мне девочка-журналистка, звучал так: «У вас ведь проблемы с алкоголем?». Я спрашиваю: «Так, о чём мы сейчас будем говорить?». А она: «Да нет, ни о чём таком, а как вы боретесь с этим? Вы же хотели выброситься из окна». Что она несёт? У этой маленькой ещё девочки с карандашиком, трясущимися руками – у неё изначально такая депрессия заложена во всех вопросах. И я решила вот так постебаться, грубо говоря, Господи, прости. Я отвечаю: «Да, я регулярно стою у окна и думаю, как это сделать поэффектнее. Да, ко мне приходят такие мысли». И она сразу: «О,  приходят?!» – она слушала мою речь, как сказку! 

А потом на экране, в газете сообщают, что мне помочь нельзя, что я спиваюсь. Я смотрю и думаю: раз вы так ко мне относитесь, я ещё и усилю этот свой образ! А что мне говорить? «Это неправда, я не пью, не курю, хожу в спортивный клуб»? Зачем мне кого-то переубеждать? Ну а потом всё это сложилось в мой образ: что я сильная, что чуть что  – могу хлопнуть стакан водки, могу матом ответить. 

– Может быть, я сейчас продолжу традицию этой журналистки, обращаясь с вопросом к Ефиму. Я почитала ваши опубликованные дневники, в «Личном деле Ефима Шифрина» есть слова: «Меня надо утешить. Знаете, какое у меня было трудное детство. Я всё время плакал. Меня бил папа. Мой брат выламывал мне руки. Надо мною все издевались. Заставляли меня доить скотину»… 

Е.Ш.: Да это из той же истории, что про Татьяну! Это ко мне не имеет никакого отношения. Это же речь лирического героя. 

– Нет, я не думала «разводить» вас на откровенности. Я хотела спросить вас как человека, который может посмотреть со стороны на действительность. Как вы думаете, современные мужчины нуждаются в жалости и утешении в большем количестве, чем им достаётся? 

Е.Ш.: Знаете, у Бунина есть замечательна фраза в «Окаянных днях». Я ей защищаюсь. Он там говорит: «Для меня народ – не простая абстракция. Для меня всегда это глаза, носы, уши, рты». И когда вы говорите «современный мужчина», я не понимаю, что вы имеете в виду. Современный мужчина – это Петров, Сидоров, Иванов. Если бы они были похожи друг на друга, мы могли бы что-то общее о них сказать. Кто-то требует жалости, кто-то не требует, кто-то делает вид, что не требует жалости. Как гуртом можно выписать образ современного мужчины?

Т.В.: Вообще мне кажется, какая-то логика в том, что вы говорите, существует. Мужчины попали сейчас в ситуацию, когда на них сваливается гораздо больше стрессов, чем на женщин. Ему нужно жениться, содержать семью, родить ребёнка, а он не всегда может всё это сделать. Но обо всём должен думать, ибо общество давит. 

Е.Ш.: Тут ещё одно дело. Что такое артист, большая часть жизни которого связана с работой? У него остаётся маленький мирок, который состоит из ночных бдений и исповедей компьютеру. И все актёрские декларации лукавы. Так что артисты – это особая категория людей, которую я бы в список «нормальных», тех, по поведению которых можно выводить тенденцию, не включил. 

Вот сегодня Витя Шамиров перед началом спектакля был очень взбудоражен, что-то кричал и шумел. И я понимаю, что он шумит потому, что человек такой – творческий, и в нём потребность есть высечь искру, и он ищет её таким образом. Отсюда все актёрские капризы, все знаменитые эскапады. Прогнала костюмершу, надавала по мордам гримёрше…. Ну, чёрт его знает, что-то простительно, что-то непростительно. Но я настаиваю на том, что наша профессия к психиатрии поближе, чем остальные. 

Дневник артиста 

– А почему у публичного человека появляется желание ещё больше раскрыться перед обществом, печатая свои дневники? В нескольких интервью я читала разные точки зрения Татьяны Васильевой на этот счёт: в одном вы заявляли, что о вас и так много сказано, в другом – что об издании дневников стоило бы подумать. Какое мнение ближе вам теперь? 

Т.В.: Нет, я бы с удовольствием написала. Но я не представляю, как это сделать, чтобы это не выглядело так: «Посмотрите, какая я интересная женщина». И пока не знаю, как к этому подступиться. Мне многие предлагают, деньги дают. Но мне не хочется разочаровывать людей. Ведь далеко не все мемуары, которые я читаю, соответствует ожиданиям. 

Но, кстати, дневники Фимы, хотя там много автобиографического, я расцениваю как историческую вещь, энциклопедическую и считаю очень интересными. Там всплывает много людей, фамилий, которые нужно запомнить, которые должны остаться. Это ценно. А когда в мемуарах начинают говорить о себе любимом: «Вот, я поехал на машине, машина была такая-то, девушка рядом такая-то» – это так безобразно, так пресно. 

Е.Ш.: А мне кажется, что книжка и внутри Татьяны созрела. Вот, например, в первый день репетиций я пересмотрел фильм «Четвёртый» – давний киношный опус, в нём Высоцкий снимался, Терехова, и там была одна из первых ролей Тани. После фильма я к ней – раз вопросик, два вопросик, три вопросик, и я понимаю, что передо мной вырастают кусочки истории, с которой мы расстались. Так что я бы на её месте что-то пописывал. 

Т.В.: Дневники у меня есть, конечно, но когда я начинаю что-то писать, представляя, что это будет опубликовано, мне самой становится так стыдно и противно, что я это закладываю обратно в ящик. 

– А у вас, Ефим, как-то получилось через это внутреннее препятствие перешагнуть. 

Е.Ш.: Но тоже не без колебаний. Потому что есть люди, которые могли бы обидеться на какие-то пассажи в книжке. Но я исхожу из того, что у меня подспудного желания обидеть, расквитаться с кем-то не было. Ну и вообще, не я же за них так поступал. 

А с другой стороны, я думаю, что тоже могу стать персонажем книжки любого другого артиста, в чьей судьбе я участвовал. И если я что-то совершил нехорошего, значит, в этой книге я за это и отвечу.

Интервью организовано при поддержке компании «БВК»