«Кочевые империи центра Азии в свете теории исторического процесса» – так звучал доклад главного научного сотрудника Института истории, археологии и этнографии ДВО РАН Николая Крадина. Кто бы мог подумать, что анализ появления и исчезновения империй кочевников может вывести учёного на современную Россию. Историкам с середины 19 века не давал покоя вопрос: по каким причинам волны кочевников периодически сменяли друг друга? Автор знаменитой книги «Неспокойная граница. Кочевые империи и Китай» Томас Барфилд в конце 80-х предложил изящную концепцию циклической динамики кочевых империй. «Барфилд чётко показал, что, когда возникает какая-то китайская цивилизация, как ответ появляется кочевая империя», – напомнил Николай Крадин. Знаменитый учёный  Рэндалл Коллинз озвучил модель «окраинного преимущества». Его концепция гласит, что новые центры всегда возникают рядом с более развитыми сложившимися. Великим цивилизациям трудно воевать на несколько фронтов, и они в итоге приходят в кризис, а вчерашняя варварская периферия становится новым центром. 

Однако с 60–70-х годов прошлого века в среде историков, а также в работах археологов всё чаще стала использоваться модель «хищник–жертва». Модель эта в начале 20 века появилась в другой науке – биологии и была названа моделью Лотки-Вольтерра. Она описывала при помощи математических уравнений динамику численности хищника и жертвы. И вот в 80-е годы 20 столетия эта идея была применена к истории китайской династии американ-ским социологом, политологом Джеком Голдстоуном. «Грубо говоря, хищник – это элита, правительство, травоядные – это народ, – рассказал Николай Крадин. – Количество элиты с течением времени увеличивается, работает первый закон Паркинсона: чиновник всегда стремится множить подчинённых, нагрузка на население растёт, оно приходит в кризис, соответственно, династия погибает». Грубо говоря, когда лис становится много, кролики гибнут, а за ними и сами лисы.

Как считает Николай Крадин, этот фактор – соотношение элиты и простого населения – является важнейшим критерием циклической динамики древнего и средневекового Китая. Однако ещё Питирим Сорокин в своих работах 1920-х годов говорил, что количество элит и число людей с высшим образованием в любом обществе не должно быть очень большим, потому что возрастает нагрузка на всю социальную систему. Пётр Турчин, американ-ский эколог и математик, в соавторстве с екатеринбургским математиком Сергеем Нефёдовым развили идею Голдстоуна и написали книгу, посвящённую циклам в древней и средневековой истории. Исследователи показали, что такая циклическая динамика была характерна не только для Китая, но и фактически для всех древних и средневековых традиционных обществ.

– Посмотрим на китайскую династию Ляо, – рассказал Николай Крадин. – Если в первые годы её существования количество чиновников, сдававших экзамен на цзиньши, высшую степень в китайской бюрократической иерархии, было один-четыре в год, то в последние годы цзиньши присваивали 80–100 китайцам. Это говорит о том, что шло тотальное перепроизводство бюрократии, количество чиновников становилось больше, больше и больше. Но что интересно, модели «хищник–жертва» оказались подвержены не только земледельческие цивилизации, но и те империи кочевников и полукочевников, которые завоёвывали Китай. 

На китайскую демографическую модель в степных сообществах накладывался закон выдающегося арабского мыслителя 14 века Ибн Хальдуна. В своих работах он упоминает об очень важном факторе. Для элиты кочевников характерна полигамия – каждый хан имел много жён. «Абстрактно представим себе такую модель: у хана пять жён, и каждая приносит ему по одному сыну. Если у каждого сына есть пять жён, то это 25 внуков и 125 правнуков. С точки зрения нагрузки на ресурсы, в третьем, максимум четвёртом поколении общество должно прийти к состоянию гражданской войны», – уверен Николай Крадин. А вот реальные данные: у Чингисхана было около 500 жён и наложниц, его отпрыск Джучи имел 114 сыновей. «Можете себе представить, что у хана 100 сыновей и их всех, соответственно, нужно куда-то пристроить», – замечает учёный. По мнению Николая Крадина, классически эта схема вписывается в 3-4 поколения. «Мы должны иметь в виду, что вот эта жизнь в 100–120 лет, которая была характерна для кочевых империй, была обусловлена фактором, который мы называем законом Ибн Хальдуна», – считает исследователь. 

От средневекового Китая учёный предложил «перебросить мостик» к современности. «К сожалению, то, что мы сегодня наблюдаем в нашей стране, тоже вписывается в эту самую модель, – считает Николай Крадин. – Если взять количество генералов, которое было в Советской Армии в годы Великой Отечественной войны, оно абсолютно несоизмеримо с числом генералов в составе современной Российской армии – их сейчас более тысячи. Российская академия наук в довоенное время включала около 300 человек всех академиков и членов-корреспондентов. Сейчас около 1,2 тысячи ставок. Количество чиновников у нас в четыре раза больше, чем в Советском Союзе, притом что территория страны уменьшилась практически в два раза». По мнению учёного, единственное, что спасает сейчас страну от развития ситуации по сценарию упадка, – нефтяная игла. «Если её не будет, можно с ужасом представить, к каким социальным последствиям это способно привести», – заметил Николай Крадин.