Так наставлял меня отец, когда я ещё школьником начал свои охотничьи походы по окрестным лесам отрогов нашего хребта Улан-Бургасы в Восточном Прибайкалье. От матери я тоже слышал нечто подобное: «Мы в молодости к Горбатому камню по бруснику с бабами ходили. Чудно: стоит на перевале, как чудовищной величины зуб-клык; да эти Масляные камни, они недалёко от Горбатого. Там когда-то люди на эти камни зачем-то лазили. Остатки лестницы длинной мы видели, догнивают. Место жутковатое, а посмотреть тянет. Не ходи туда».

Эти рассказы, особенно про Масляные камни, разжигали любопытство, я загорелся хоть издали взглянуть на них и на страшный Горбатый камень. И однажды это удалось, показал мне его отец же. Когда я вошёл в силёнки, отец стал брать меня в лес как помощника в заготовках материала для его колхозной работы: колоть клёпку для поделок бочек, «драть» доски-драницы, заготавливать «березник» для постройки саней, кошёв, телег. В этом отец был великий умелец.

Напротив Шибирочки, через долину речки Курбы, высокая, по местным представлениям, гора. Вершина её не поросла лесом, и с неё далеко видно. Однажды отец говорит: «Давай на неё поднимемся, я покажу Горбатый камень, раз тебя он так заинтересовал». День был ясный, прозрачные дали лежали над вершинами Улан-Бургасы. И еле различимая от дальности светлая, вертикально стоящая полосочка виднелась на синей вершине хребта. Это и был Горбатый камень. Отец ещё раз посоветовал (он никогда ничего мне не приказывал!) туда не ходить. В стороне и дальше угадывалась светлая щёточка Масляных камней. Даже уже учась в старших классах, я походами своими зимой и летом по родным просторам освоил довольно обширные пространства, но к Горбатому, сдерживая слово, данное отцу, не ходил. Но  такие чувства освещают, наверное, многие характеры, отмеченные счастливым духом путешественника-познавателя. Горбатый камень и Масляные камни преследовали меня многие годы. Всякий раз, посещая отчий дом, я всё с большим интересом поглядывал туда, где они стояли на вершине перевала, за осевую линию Улан-Бургасы. Наверное, думал я, оттуда на горизонте можно разглядеть и синюю полоску Священного моря – Байкала. 

В одно из посещений отчего дома мой мудрый отец, давно заметивший этот интерес, неожиданно сказал: «Чо, не даёт покоя тебе этот Горбатый? Дак давай сходим, брусники наберём, там её спокон веку много бывало, бабы ходили. Ночуем у огонька, тебе, говоришь, это привышно». И в один день тихого тёплого августа, за-хватив мой древний дробовичок – медведя пугнуть, если случится, продуктов дня на три и Шару – добрую, умную батину собачку-лаечку, отправились мы в Шибирочку к этим камням. Шара, счастливая беготнёй по лесу, изредка подавая голос: «Это я тут!», оказывалась то далеко впереди, то позади нас, то где-нибудь высоко на склоне – она восстанавливала в памяти эти места, где не так давно они с батей добывали белок. 

«Давай посмотрим, вон там, в вершине распадка, стояла юрточка деда Дементияна, может, сохранилась, там ночуем. И ключик рядом был», – говорит отец. Это оказалось скорее зимовьишком, чем юрточкой: маленький низенький домик с земляным полом и высотою даже менее полутора метров, в три венца толстых сосновых брёвен. Внутрь можно было пролезть лишь на коленях, да и стоять там так же. Дивно, что это строеньице сохранялось в ту пору уже более пятидесяти лет! Огонёк раскладывался на полу; рядом по сторонам – два устланных ныне рассыпавшейся от времени корой дерева лежака для охотников и ягодников. 

В зимовьишке никого не бывало уже много лет: охотники, знавшие эти места, состарились; ягодники о нём не знают да и не ходят так далеко; молодёжь сельская, кроме меня, уже не охотилась – одолели другие забавы. «Сходи с котелком, вон там родник должен быть», – говорит отец и показывает рукой на груду камней неподалёку в распадке. Я нашёл: от родника в высоконьких бережках, когда-то бодро шумевшего здесь, остался «поток» в спичку шириной – вода лишь капала на камни, бывшие когда-то его дном. А прошло-то всего лишь лет тридцать-сорок. Быстро скудеет природа, прошедшая же ныне повсюду вырубка леса добивает последние родники в лесах. Нахозяйствуем, однако… Воды котелок я всё же набрал, и Дементияновская юрточка приняла, наверное, последних постояльцев в своей жизни. Горбатый камень отрешённо стоял на самой вершине перевала, за ним с медленным понижением на запад уходили волнистые, облесённые горы. Там, в ещё не тронутых лесоразработками просторах, рождались ключики и роднички, составляющие истоки рек – восточных притоков Байкала. Подхожу с лёгким волнением: видно ли будет отсюда Байкал? Нет, не видно… 

Вот и Горбатый, под его лёгким наклоном приютилась расколотая временем на три части глыба пониже ростом. На ней и на самом Горбатом чётко видны следы ударов циклопическим топором, будто из цельной глыбы Создатель вытёсывал эту скалу. Несколько усохших сосен и вразброс лежащие у подножия Горбатого крупные обломки камня создавали картину седой древности, вселенской отрешённости. Голый обломок дерева, остолоп, на переднем плане, немного наклонённый в одну сторону с Горбатым, подчёркивал единство композиции. Холодный ветер с севера легонько покачивал тонкие веточки дерева, лежащего, как приношение хозяину скалы, у подножия Горбатого. Возникло ощущение присутствия живого духа камня; такие места в прошлом объявлялись священными, здесь жил Хозяин этой местности. 

У подножия камня я заметил мелькнувшее какое-то маленькое существо, может, полёвку. Подождал с десяток минут в неподвижности – и вот из-под камня высунулась крошечная мордочка, которая усиленно принюхивалась. Затем зверёк выскочил, и я успел заметить: по спине буроватая полоска и коротенький хвостик – полёвка красная! Горбатый камень не был одинок в своём бытии на вершине горы, в его подножии нашли приют эти симпатичные животинки. В неглубоких, горизонтально расположенных полостях Горбатого я заметил несколько кучек мелкого желтоватого помёта, я знаю, это свидетельство обитания здесь белки-летяги – странного жителя лесных сумерек.

Уходил я от Горбатого с твёрдым намерением побывать здесь ещё раз и обследовать всё пообстоятельнее, но… прошло, как один день, вот уже тридцать лет, и теперь уже, конечно, очень уж далёк стал путь до Горбатого камня, как и до, увы, других когда-то виденных достопримечательностей природы-матери.

Одинокие скалы или череда их на вершинах ли, склонах ли гор всегда привлекали внимание людей. В горных хребтах их встречается немало. При развитом воображении  в них можно разглядеть многие застывшие картины, целые композиции. Такие живописные одинцы или развалины особенно выразительны на старых разрушающихся вершинах. Богаты ими хребты Баргузинский, Хамар-Дабан, Байкальский, Улан-Бургасы и многие другие. На Макшиголе – серии останцов на выходе реки Лены к селению Малая Тарель в Качугском районе – давно наблюдаю отколовшийся от материнской скалы колоссальный одинец. И как он там держится!? Ведь сильно наклонён, давно должен бы упасть, скатиться на берег Лены. В щелях скалы этой гнездятся стрижи – тоже, как в Горбатом, живое присутствие в лоне застывшего чуда.

И в других краях встречаются подобные произведения Творца. В Баргyзинской долине известен священный камень – Бык. Замечательных очертаний сиенитовая глыба возлежит у подножия безлесного склона. Быку поклоняются верующие-буддисты. На одной из вершин северной части Урала таких одинцов, в ряд стоящих, целых шесть! И они имеют одно название: гора Идолов. Ну а что про Масляные камни на моей малой родине, которые стоят на перевале в истоки речки Ангир? Повезло, побывал я и там. У подножия многовершинного монолита лежали полусгнившие остатки лестницы. Кто, когда и зачем лазал на эти скалы? Причиной, как я и подозревал, был озокерит – горный воск. Целебное средство, оно встречается и в других горах – этакая накипь беловатого цвета, кислого вкуса, залегающая в щелях скал. Такое «масло» есть, например, в долине речки Утулик на Большом Хамар-Дабане. Когда-то мы добывали его выстрелами из малокалиберной винтовки, иначе не достанешь – скалы высокие, крутые.

Таковы штучные поделки Создателя от его хорошего настроения. Они останавливают внимание необычностью вида и вызывают особое состояние духа у того, кто их видит.