– Кирилл Георгиевич, возможно ли в Иркутской области земле-трясение, подобное японскому?

– Во-первых, такой катастрофы, как в Японии, у нас быть не может по определению, поскольку  Байкальский рифт – структура, на которой мы живём – хоть и производит землетрясения, но менее энергоёмок, чем структуры в Японии. У нас земная кора растягивается, там Тихоокеанская плита пододвигается под Евразийскую плиту, затраты энергии на перемещение значительно больше за счёт преодоления сил трения между литосферными плитами. Поэтому  если там что-то происходит, то происходит грандиозно. Таких разрушительных событий на Байкале не может быть. Цунами здесь не бывает, исторически не зарегистрированы приходы волн на береговую полосу. 

В начале 2000-х годов, когда опубликовали карту общего сейсмического районирования ОСР-97 для территории России, возникла небольшая паника. Все ранее существовавшие зоны балльности стали на балл выше. На Байкале – 9-10 баллов, в Иркутске – 8, в Ангарске – 7. 

Территория Иркутска и Ангарска не продуцирует землетрясений, здесь они только транзитные, эпицентры находятся, как правило, под Байкалом. Землетрясение интенсивностью 9 баллов в областном центре и ближайших городах маловероятно. От Байкала до Ангарска примерно 120 км, на этом расстоянии колебания успевают загаснуть. Единственное место, которое настораживает, – это район Култука. Но там произошло землетрясение в 2008 году, теперь если и появится что-то опасное, то не завтра и не послезавтра.

– Это максимально возможная интенсивность землетрясения?

– Да, максимально возможная из наблюдений за 240 лет. Эти наблюдения включают в себя сейсмический мониторинг, который начался в 1901 году, но базировался на наблюдениях одной, самой первой, станции в Сибири, в Иркутске. После 1960 года начало увеличиваться количество сейсмических станций, сегодня их 23. Некоторые представления по мониторингу не могут быть сформированы без  исторических представлений. За этот промежуток времени здесь зафиксирована только одна эпоха, когда была серия сильных толчков, – 1957–1959 годы. Это Муйское землетрясение, в Монголии – Гоби-Алтайское, Среднебайкальское – его в Иркутске очень хорошо ощущали. По летописям самое мощное, похоже, было в 1861-1862 году, когда образовался залив Провал. 

Говорить, что нас 300 лет трясло и дальше ничего не будет, могут только недальновидные люди. В Советском Союзе  в 1980-е годы была принята программа, вошедшая в ранг строительного закона:  все здания, которые вводятся в серию, главным образом жилые дома, должны проходить вибросейсмические испытания. В 1988–1989 годах проводились эксперименты под Ангарском, в начале 1990-х – в Иркутске в Первомайском, после чего стали строить десятиэтажные дома. В 2004 году испытывали синие высотки в Академгородке, потом – специально построенный фрагмент на Старокузьмихинской и коттеджные дома на Улан-Баторской. Сейчас про такие испытания забыли, специальное оборудование стоит без дела. Как строятся сегодня дома, неизвестно. Поэтому любое сильное землетрясение, если оно будет, упаси бог, восьмибалльным, может натворить много разных бед. 

– Насколько защищены при землетрясениях опасные производственные объекты?

– Прочитал на этой неделе, что в Приангарье планируют сделать паспорта сейсмобезопасности для сооружений. Но на совещание по этому вопросу собрались люди, которые к сейсмобезопасности практически никакого отношения не имеют. Не были приглашены специалисты, занимающиеся сейсмомониторингом или сейсмостойким строительством. Пишут, что у нас в области 14 опасных производств. Входят ли в этот перечень захоронения, сделанные в солевых копях в Тырети и в Усольском районе? Руководство региона должно знать мнение людей, которые могут дать конкретный ответ на данный вопрос, но вместо этого опирается на мнение МЧС. Все гонятся за прогнозом сейсмичности, который в ближайшие 100 лет, скорее всего, невозможен, любые прогнозы 50 на 50. У нас нет достаточной длины ряда мониторинга, чтобы судить о том, что будет происходить. Должна работать геофизика. А что такое паспортизация? Описать и всё? Пока не проведены испытания, ничего не поймёшь.

Что касается энергетических сооружений, мне известно, по рекомендациям Министерства энергетики считалось, что необходимо на крупных энергетических сооружениях содержать как минимум четыре инженерно-сейсмометрические станции. Это выдерживается на Иркутской ГЭС. Знаю по хоздоговорам, которые заключаются с нашей лабораторией по инженерной сейсмологии, что станцию постоянно контролируют, следят за фильтрацией, состоянием грунтов и так далее. Малоглубинная сейсмика и электроразведка и другие методы позволяют оценить состояние плотины. Это первая насыпная плотина в России, поэтому к ней и внимание такое. 

На Братской ГЭС была одна сейсмометрическая станция, но работает она сегодня или нет, я не знаю. На Братской ГЭС, хотя она и находится в области не очень высокой сейсмичности, развиваются процессы наведённой сейсмичности, которые связаны с эксплуатацией гидроэнергетического сооружения за счёт подъёма и сброса воды в зимний и летний периоды.  

Если говорить об Усть-Илимской ГЭС, район считается слабоактивной зоной – в пять баллов оценивалась интенсивность колебаний при землетрясении. 

Организация, достойная уважения в этом отношении, – Ангарский электролизный химический завод. Опасное производство, центрифуги работают в подвешенном состоянии, они рассчитаны на устойчивую работу при определённом ускорении почвы. Как только ускорение увеличивается сверх этой величины – они сразу выключаются, останавливаются, так что авария там невозможна. 

Другое дело АНХК. Считаю, что там геоэкологическая ситуация, вообще говоря, плохая. Несколько лет назад геофизики из технического университета проводили там исследования, нашли под заводом утечки нефти, даже одно время, по рассказам, скважину сверлили, чтобы откачивать. Вот эта безалаберность свойственна русскому человеку, к сожалению. Есть она и в строительстве. Я часто езжу в Монголию, уже более 50 лет сотрудничаем по вопросам сейсмичности. В государстве действует запрет на все строительные работы зимой, кроме отделочных внутри здания. Монголия – экономически более слабая страна, но позволяет себе такие вещи. У нас подобные работы проводятся круглогодично, бетон при низких температурах не успевает застыть по-человечески. 

– Какие меры, по вашему мнению, необходимо предпринять сегодня?

– Во-первых, пойти по пути расстановки инженерных сейсмометрических станций на всех опасных производствах, невзирая ни на что. В Байкальске комбинат в девятибалльной зоне находится, это грозит экологической катастрофой из-за конструктивных особенностей отстойников и геоморфологических свойств подложки, на которой стоит сам завод. Там оползневый район, что очень опасно: стоки комбината сосредоточены в рыхлых породах, если они сплывут в Байкал, будет катастрофа. С этим надо что-то делать. 

Трубу нефтепровода ВСТО, в том числе благодаря усилиям Иркутского научного центра и нашего института в частности, отодвинули на север, иначе тоже была бы возможность катастрофы.

Необходимо сделать новую карту сейсмического микрорайонирования Иркутска. Дело в том, что карта сейсмического районирования является базовой для оценки балльности для конструкторов в строительстве. Беда в том, что в Иркутске уже 30 лет не переделывали карту сейсмического микрорайонирования, а нагрузка на инженерно-геологическую среду достаточно высокая. Сейчас поступают следующим образом: берут старые данные, добавляют что-то, но это, мягко говоря, халтура. В городе проложено много трасс, инженерных коммуникаций, все они так или иначе подтекают. Нужно провести полноценную съёмку, с геофизиками. Грунты за 30 лет уже поменяли свои свойства. В Иркутске, если обратиться к истории, грунтовые воды выходили на поверхность. На месте сквера имени Кирова было озеро, по которому ездили на лодках. Гидрогеологическая обстановка тоже не очень спокойная. Связано это с собственными ритмами геологической среды и с тем, что при строительстве нарушаются естественные процессы. Например, когда кладут теплокоммуникации, делают бетонные короба. Это правильно для сейсмичности: труба в коробе поболтается и ничего ей не будет, а если в грунт положить, её просто срежет. Но такие короба и фундаменты домов – подземные плотины для грунтовых вод. Так что нужно следить за инженерно-геологической средой. Силы для этого есть.

– Сейсмическое микрорайонирование – дорогостоящее мероприятие?

– Да, примерная цена двухлетней давности – 1 миллион рублей за квадратный километр. Площадь города известна, можно подсчитать. Но без этого дальше нельзя жить.