Но Леви не был бы Леви, если бы долго заморачивался на слове «страшно». Минута – и верх уже берёт его неуёмное любопытство. «Вы подумайте, всего 21 час цунами хватило, чтобы пересечь Тихий океан! – говорит он возбуждённо. – Нечто подобное было в Чили после землетрясения в Эль-Параисо. Волна от Чили до Японии дошла через 24 часа. Представляете, с какой страшной силой она неслась, если её скорость в океане может достигать 800 км в час! Хотя для землетрясения с магнитудой 8,9 волна цунами в 10 метров – это маловато. Вот в чём загадка! Тем более при таком неглубоком очаге – 25–30 километров.

– А должна была быть больше? 

– Цунами – вообще сложная штука, все известные случаи не дают чёткой закономерности между магнитудой событий и высотой волны. Очаг землетрясения при таких ситуациях очень большой. Если взять болнайское событие 1905 года в Монголии, то там при магнитуде 8,7 длина разрывов превышала 400 километров. Вот такая огромная проекция очага на поверхность. Японцы оценивают, что примерный размер их очага – 500 на 200 километров. Глубина – 25–30 километров. Так вот, в очаге землетрясения должен быть какой-то гипоцентр. Но такие большие землетрясения, с магнитудой в 8,9 балла обычно не бывают одноактными. Чаще всего разрыв вспарывается сразу в нескольких местах, но поскольку это происходит в очень короткое время, то одна сейсмограмма накладывается на другую. Возможно, в Японии сработало одновременно несколько не столь мощных по энергии очагов, а просуммировались они с таким эффектом. А возможно, просто глубины воды не хватило. Цунами возникают тогда, когда землетрясения имеют магнитуду больше 7, глубина очага достаточно неглубокая – около 20 километров, а толщина слоя воды не менее полутора километров.

Японию будет трясти довольно долго, но это будут уже афтершоки – затухающие землетрясения, говорит профессор. Пока напряжение окончательно не снимется. Это может продолжаться десятилетиями. Муйское землетрясение 1957 года на БАМе затухало порядка 50 лет. А вот когда придут, да и придут ли вообще, в Иркутскую область отголоски японского землетрясения, науке неизвестно. «Мнения могут быть противоречивыми, – говорит он. – Думаю, что каким-то образом всё же сказаться может. Это огромная катастрофа, сопоставимая с землетрясением на Болнайском разломе в Монголии 1905 года. Там магнитуда была немного поменьше – 8,7, здесь – 8,9». Болнайское землетрясение ощущалось на площади более 5 млн. кв. км, в Иркутске, к примеру, раскачивались кресты на церквях и сами звонили колокола. Однако столь страшных событий сейчас ждать не стоит, считает Кирилл Леви.

– Думаю, что до Иркутска сильная деформационная волна не докатится. Курило-Камчатский пояс с сейсмичностью Байкало-Монгольского региона не имеет прямых связей. Для нас опасная область – северо-восток, где проходит БАМ. Там очень часто происходят сильные землетрясения. А в зоне Японии другой источник деформации – нисходящие потоки в мантии «засасывают» под континент Тихоокеанскую плиту. А мы не связаны с тихоокеанской системой, поэтому у нас всё может идти как угодно. Если литосферу рассматривать как плиты-пластины, то эти плиты как мембрана, вибрируют, и через какое-то время волны вибрации от японского события могут дойти и до нашего региона. Если здесь есть область, находящаяся в перенапряжённом состоянии, то что-то может произойти. Но где, когда и как – это вам никто сейчас не скажет. 

Япония, несмотря на ситуацию с АЭС, выстояла достойно, считает Кирилл Леви. «Несколько десятков лет назад они стали придавать значение не прогнозу землетрясений как главенствующему, а строительству сейсмостойких зданий и сооружений, – говорит он. – Это дорогое удовольствие, но оправданное в тех условиях, в которых они живут. В общем, сейчас это людей просто спасло. У них разрушились мелкие щитовые дома. А вот крупные высокоэтажные здания, находившиеся в Токио, стоят. Дали трещины, но это нормально, они должны трескаться. Они научились строить. Это то, чего нам не хватает. Мы не хотим этим заниматься. 

– Но мы ведь вошли в федеральную программу «Сейсмобезопасность». А это до 2014 года – 4,3 миллиарда рублей. 

– По нашему региону выделены средства только на усиление жилых конструкций, на научные исследования денег нет. Хотя на НИОКР должно было уйти порядка 280 миллионов рублей. Но науку опять поставили в резерв. Да и не надо. Надоело бороться с недальновидными людьми. Они считают, что наука ничего не делает.

– А действительно, зачем здесь наука, когда нужно усиливать здания. Этим строители должны заниматься. 

– Нельзя так относиться: нам наука не нужна, мы сейчас железобетонные кожухи на дома наденем, и они ещё 100 лет простоят. У вас есть дом, но вы не знаете, какие в нём повреждения, какая остаточная прочность у него за 25 лет сохранилась, на каких грунтах он ставился и на каких стоит сегодня. Подумайте только – сейсмическое микрорайонирование не проводилось в Иркутске 30 лет! Это когда бурят скважины, определяют физико-механическое состояние грунтов, степень обводнённости, проводят геофизические исследования. Ведь при землетрясении с учётом обводнения сразу на балл опасность повышается. Кто это сейчас учитывает при постройке? Да никто. Нужна полноценная подробная карта Иркутска с оценкой сейсмического потенциала – насколько будут усиливаться колебания при землетрясении с учётом свойств грунтов, на которых стоят здания. Цена сейсмического районирования – около миллиона рублей за квадратный метр. Это дорого. Но если произойдёт что-то близкое к японским событиям, нам мало не покажется. У вас дом рассчитан на 8 баллов, тряхнуло на те самые 8 баллов, а его фундамент размыла подземная река. Вот вам и ещё плюс один балл. И от дома – одни развалины. 

– Но ведь пока ничего такого не происходило.

– Когда произойдёт, уже поздно будет. Последние геологические работы, проведённые под новый ангарский мост, показали, что здесь проходит разломная зона, довольно мощная и очень протяжённая. А что у нас делается сейчас? Начинают строить здание, берут карты 30-летней давности, извлекают оттуда физические свойства пород, которые были зафиксированы три десятка лет назад, добавляют сведения по современному бурению. И вот она, готова – халтура! За последние 10 лет в городе испытано максимум три-четыре типа построек. Вот, например, высокоэтажные красные кирпичные дома, которые сейчас по всему Иркутску. Никто же не знает, на каком честном слове они строятся. 

– А какие дома ваш институт точно испытывал? 

– Знаете синие дома за поликлиникой в Академгородке? Их вот мы точно испытывали. Так вот, в коробках, между прочим, из монолитного железобетона на нижних этажах обнаружились строительные дефекты. Заставили разобрать, упрочнить и строить дальше. Испытывали мы шведские коттеджные домики на Улан-Баторской, фрагмент секции девятиэтажек в Первомайском. В 2004 году на Старокузьмихинской город сделал фрагмент здания из современных материалов специально для испытаний. Здание дали нам на «заклание», но мы его не разрушили. Во время испытаний на 8 баллов там блоками вываливались стены. 

Кирилл Леви включает компьютер: «Сейчас я вам покажу, как работают вибромашины, которыми мы испытывали дома на прочность. Машина устанавливается на крыше или фундаменте здания. Основной действующий механизм – это дебалансы, такие «треугольники», нагруженные дополнительно массой металла. Когда машина работает, они вращаются с очень большой скоростью. Масса машины – около 8 тонн, развивается мощность, эквивалентная 8 баллам. Это, конечно, не землетрясение, но что-то близкое. Вот, смотрите, на крышу той самой синенькой девятиэтажки выставили десять дебалансов. Человеку там довольно неприятно, особенно при восьми баллах. А теперь следите за щелями, увидите, как всё это происходит».

Работа машин сопровождается диким нарастающим воем, от которого хочется сбежать. Бешено крутятся дебалансы. Когда вой становится особенно сильным, видно, как щель между домами начинает то оскаливаться, то сужаться. Реально страшно. Дом шевелится, как картонный. Очень похоже на съёмки из Японии. За исключением того, что в этом доме нет кричащих и мечущихся людей. Кадр сменяется. Внутренности какой-то комнаты. «Видите, что творится, – Кирилл Леви наклоняется к экрану. – Стенка отслоилась! А вот по бетонной стене трещины пошли. Взгляните на бетонные плиты, они начали ездить в пазухах». Ещё кадр. Стена, как в плохом фильме, раскачивается из стороны в сторону, амплитуда всё больше и больше… И вдруг она всей массой тяжко падает на середину комнаты. «Всё! Конец. Был бы там человек, она бы его задавила сразу насмерть. Внутренние перегородки весят около 1,2 тонны. Никаких шансов выжить», – Кирилл Леви щёлкает кнопкой выключения. Вой прекращается. Я долго не могу заставить себя поверить, что это всё в Иркутске, а не в какой-то далёкой Японии. 

Сейчас вибромашины, изготовленные по чертежам КазНИИСА, ржавеют на складах в Шелехове. Нет денег на их запуск. Аналоги есть только в Санкт-Петербурге и Москве. Задаю последний вопрос:

– Если бы Иркутск тряхнуло, как в Японии, что мы бы имели? 

– В большинстве районов ничего бы уже не стояло. Полная труха.