– Два года назад функции оперативно-диспетчерского управления были переданы «Иркутскэнерго» региональной структуре Системного оператора ЕЭС. Что изменилось в тот момент? Можно ли говорить, что переход полностью завершён? 

– Существует договорённость, по ней переходный период, в который никаких  кардинальных изменений во взаимоотношениях с крупными субъектами электроэнергетики  не будет, продлится три года. Эта договорённость с нашей стороны соблюдается,  однако срок истекает 1 сентября. Пока ничто существенно меняться не будет. 

– То есть, несмотря на «смену вывески», содержание работы не изменилось?

– Для диспетчеров работа несколько изменилась. Когда мы находились в составе «Иркутскэнерго» и Иркутской электросетевой компании, там были главный инженер, его замы, к которым можно было обратиться, посоветоваться. Сейчас нет возможности переложить ответственность на кого-то, хотя появилось своё руководство – главный диспетчер, два зама. Самый сложный вопрос для меня – это кадры. Раньше работали в смене два диспетчера, а с ноября – три. Подготовить диспетчера – довольно долгий и трудоёмкий процесс. 

– Почему потребность в диспетчерах выросла?

– Иркутская энергосистема – третья по величине в России. В связи с тем что мы перешли к Системному оператору, мы забираем в своё управление те линии, которые управлялись на севере «Северными сетями» ИЭСК, это 224 линии. Затем мы принимаем в управление все линии связи станций системы мощностью 50 МВ и выше, это ещё около сотни объектов. Объём задач значительно увеличивается, хотя в не свойственные нам функции мы стараемся не вмешиваться. Раньше была вертикальная система, в «Иркутскэнерго» согласовывали все планы, инструкции. Сейчас мы от этого уходим, как госструктура не имеем права вмешиваться в решения собственника, не относящиеся к оборудованию, находящемуся в диспетчерском управлении или ведении Иркутского РДУ.

– Какие процессы должны завершиться к сентябрю?

– Работаем как и прежде, меняются некоторые инструкции, названия, но это не главное. «Иркутскэнерго» в перспективе надо создать свою диспетчерскую службу,  ИЭСК – центр управления сетями. Но это организационные вопросы, которые принципиального значения не имеют. Конечно, мы должны быть полностью самостоятельными и независимыми, поскольку организуем работу субъектов электроэнергии в рыночных условиях, а все участники рынка имеют свой интерес.

– Сложно ли устанавливать баланс этих интересов?

– Бывают какие-то спорные моменты. Например, в вопросе объёмов включённых резервов на генерирующем оборудовании на случай возможных аварийных ситуаций. Для генерирующей компании это означает, что оборудование работает не на полную нагрузку, хуже удельные затраты, экономически это невыгодно.  Приходится обосновывать наши  требования. Сам процесс не изменился. Как бы нас ни разделяли, физически процесс генерации и передачи электроэнергии остался прежним и оперативное управление, как и прежде, обеспечивает надёжность и непрерывность этого процесса. 

– Случается защищать интересы иркутской генерации во взаимодействии с соседними регионами, субъектами энергорынка?

– Таких случаев на моей памяти нет. Иногда приходится  согласовывать предложения «Иркутскэнерго» по резервам электрической мощности  с Объединённым диспетчерским управлением. Другие регионы могут, условно говоря, оказывать влияние на ИЭСК с точки зрения потерь, когда, допустим, мощность из Красноярска передаётся в Бурятию. Всё-таки Братская ГЭС – регулирующая станция в Сибири, за счёт неё такие перетоки возможны. Но все издержки сетевикам компенсирует федеральная или региональная комиссия по тарифам. 

– В каких случаях приходится вмешиваться? 

Генерация и потребление должны развиваться синхронно, говорит Леонид Горбунов

– Одна из наиболее актуальных проблем Иркутской области – Мамско-Чуйский и Бодайбинский районы, они имеют одну связь с единой энергосистемой через подстанцию «Таксимо» на территории Бурятии. Когда БАМ практически «закрывался», были построены две линии 220 кВ, их объединили, замкнули на Мамаканскую ГЭС. Раньше старатели работали только летом, проблем не было. Сейчас технологии  позволяют работать зимой, возникает дефицит мощности,  не покрываемый Мамаканской ГЭС, в результате сечение, по которому осуществляется питание Бодайбинского энергорайона, перегружается. И нам приходится вмешиваться по техусловиям: что выдали, кому, есть ли технические возможности. При необходимости мы отдаём команду на ввод  ограничений потребителей в дефицитном энергорайоне. На этой неделе первый зампред правительства Иркутской области Владимир Пашков проводит очередное совещание по этому вопросу. Район перспективный, появилось много новых предприятий, которые хотели бы работать зимой, но по энергетике возможность ограничена. Нас в школе с пятого класса учили, что энергетика должна развиваться быстрее, чем все остальные отрасли. Здесь требуется вмешательство правительства региона, может быть, даже федерального правительства, потому что решение этих проблем требует колоссальных затрат. Это и газ из Якутии, и верхнечонский газ, и другие решения. 

– Летом, когда Системный оператор Единой энергосистемы приглашал журналистов ознакомиться с работой регионального диспетчерского управления, директор по общим вопросам Объединённого диспетчерского управления по Восточной Сибири назвал вас энергетическим прокурором. Как вы относитесь к такой формулировке?

– Это не совсем так. Мы оперативно управляем, но основные решения принимает собственник, он и отвечает за большинство процессов: производство, распределение электроэнергии и так далее. Системный оператор – на 100% государственная структура, работает под контролем Министерства энергетики РФ. С натяжкой можно сказать, что мы выполняем некие надзорные функции, официально они у нас не прописаны. Часто шутят, что мы, что бы ни случилось, сразу сообщаем в ОДУ, затем в ЦДУ в Москве, а затем информация попадает в Министерство энергетики. Говоря по-простому, выдаём информацию обо всех.

– Субъекты энергорынка согласовывают с вами свои действия? 

– Энергорынок – это другое. Нам по законодательству запрещено заниматься коммерческой деятельностью. Мы только организуем работу субъектов энергетики в условиях рынка. Они присылают нам свои графики. Мы их согласовываем и направляем на торги. После торгов нам приходит диспетчерский график, который любой субъект рынка обязан исполнять, за этим мы следим. Если возникает какая-то нештатная ситуация, аварийная, то команда диспетчеров приостанавливает все рыночные механизмы и выполняются только команды, необходимые для выхода из нештатной ситуации. Это оплачивается по максимальному тарифу, поэтому субъекты не возражают, когда диспетчер начинает сам рулить.

– Часто ли происходят такие нештатные ситуации?

– Нет, не часто. 

– Какие инциденты в системе вообще происходят чаще всего?

– Линия отключилась, допустим. Первая обязанность –  запитать отключенных потребителей. Вот этим и занимаемся. Инцидентов с угрозой разморозить тепловые сети этой зимой не было. 

– Можете припомнить случаи, которые заставили поволноваться диспетчеров?

– В прошлом году, через 5 минут после оперативки, позвонили: «Разрыв транзита 500 кВ». Это самое страшное для меня и для диспетчера. Иркутско-Черемховская часть да и вообще восток Сибири дефицитны по электроэнергии, не способны без Братска и Усть-Илимска покрыть полностью потребление электроэнергии. Баланс нарушается – происходят инциденты. Тогда одна линия была в ремонте, другая отключилась. Автоматика сработала нормально – были отключены крупные потребители, в том числе Иркутский алюминиевый завод и электрокотельные. Этого оказалось достаточно, чтобы диспетчер, опросив две подстанции, принял решение опробовать напряжение – включить линию снова. Через 15 минут все потребители были запитаны. 

После трагедии на Саяно-Шушенской ГЭС были сложные режимы в осенне-зимний период 2009-2010 годов. Без «Саянки» баланс Сибири существенно не закрывался, были такие моменты, которые мы проходили на грани. В холода в январе работали практически без резерва. Включали всё оборудование, и вот тогда если бы что-то отключилось, то было бы уже сложное, скандальное дело. Однако прошли ту зиму более-менее благополучно, потребности отключать потребителей не возникло. Во многом Сибири помогали с Урала и через Казахстан, потому что можно было, к счастью, запитать районы, которые работали от Саяно-Шушенской ГЭС. Общими усилиями справились.

И в этом году зима прошла относительно спокойно, – стучит по дереву Леонид Горбунов. – Оборудование работает стабильно, и особого напряжения не было. Все станции по ОЭС Сибири, в том числе на востоке – Харанорская, Гусиноозёрская, Берёзовская ГРЭС и Красноярская ГЭС, – уже можно сказать, прошли зиму хорошо.

– С 1 января произошёл переход к либерализованному рынку. Отразилось ли это на вашей работе?

– Никак не отразилось. Тем более что с 1 января практически ничего не изменилось. В вашей же газете на прошлой неделе прочитал: президент и премьер-министр сказали, что тарифы не должны вырасти более чем на 15%. Так что это лозунги, пока практически не осуществимые, потому что, когда организовывали рынок, надеялись, что появится конкуренция. Но откуда она возьмётся? Зимой вообще не хватает электроэнергии, работает всё, что можно. Нет условий для рынка. Меня больше всего беспокоит то, что, в принципе, все объекты, построенные в советское время, работают, и неплохо, но они старые, новых вводов практически не было. В Иркутской области была введена подстанция 500/220 кВ «Ключи», от которой запитали пятую серию ИркАЗа. Так она и «висит» отдельно от системы. В прошлом году случилось событие – на ТЭЦ-12 включили турбогенератор на 6 МВт. Больше с 1990-х годов ощутимых объемов не ввели, это печально. Хотя если говорить о перспективах, то в декабре этого года мы начнём заполнять Богучанское водохранилище, и где-то с июня 2012 года станция в четыре блока должна начать работать. Вопрос очень серьёзно на правительственном уровне поставлен, и, думаю, это будет сделано.

– Дефицит электроэнергии, о котором вы говорите, представляет угрозу надёжности системы?

– По мощности дефицита нет. У нас в Сибири 70% электроэнергии вырабатывается на ГЭС, если Богучаны появятся, вообще 80% будет, а ГЭС очень маневренны. Есть риск дефицита по электроэнергии, когда воды нет и просто энергии не хватает на длительный период, допустим, 3-4 месяца зимой. Хотя крупных новых потребителей пока не видно, ожидаются только алюминиевые заводы в Карабуле (станция Карабула, или посёлок Таёжный, Богучанский алюминиевый завод. – «СЭ») и Тайшете. Наша область всегда была избыточной по электроэнергии и на этом живёт. 

– На какое время хватит этого запаса?

– По мощности запас 2 тыс. МВт. По электроэнергии тепловые станции сейчас производят 14–16 млрд. кВт-ч в год, в принципе, они могут вырабатывать и 21–23 млрд. кВт-ч, если круглый год работать. Потребление последние лет пять практически не меняется. Был спад примерно на 5% в 2007–2009 годах, это было связано с экономическими процессами, которые переживали крупные потребители – производители алюминия, немножко тормозили лесная и химическая промышленность. А в остальном по большей части потребление  зависит от температуры наружного воздуха. Холодная зима – больше нагрузка. Сейчас практически все промышленные потребители вернулись к докризисному уровню. Естественный рост потребления у нас примерно 3%. В прошлом году оно выросло на 3,7% по сравнению с предыдущим годом, и в этом году, думаю, будет так же. Существенного увеличения нагрузки нет. Естественный прирост обеспечивают кондиционеры, чайники, электроотопление в новых коттеджах, то есть быт. 

– Сейчас много обсуждается необходимость перехода на летнее время. Как это видится с точки зрения энергосистемы? 

– Всегда удивлялся, когда переход на летнее или зимнее время обосновывали какими-то энергетическими эффектами. Всё это для нас значения не имеет. Экономия за счёт светового дня на освещении несущественна. Тем более что освещение в Иркутской энергосистеме не имеет даже одного процента. Для Иркутской области никакого эффекта  не почувствуется. 

– Есть ли расчёты, сколько нужно ввести новых мощностей в Приангарье для развития?

– Иркутская область работает в составе Объединённой энергосистемы Сибири. Для Сибири мы делаем перспективные балансы на пять лет вперёд, учитываем заявки потребителей. Когда заявили Богучанский и Тайшетский заводы, пятую серию Ирк-АЗа, должны были появиться и сталеплавильные заводы, переработка металлолома в Приангарье, были большие проблемы с перспективным балансом. Как раз 2010–2012 годы должны были стать катастрофическими: существенного развития генерации не планировалось, а нагрузка значительно увеличивалась. Много разных совещаний прошло, много решений было предложено, но ввод не состоялся, 2010-й прошли спокойно, хотя пять лет назад страшно боялись этого периода. Это плохой для энергетики момент, когда не сходятся балансы.

– На предстоящую пятилетку, кроме алюминиевых заводов, есть заявки на строительство промпред-приятий?

– Заявок нет, есть намерения. К ним мы серьёзно не относимся. Мы управляем тем, что есть, а мечты – это не наша сфера. Появился другой момент: мощности Богучанской ГЭС выйдут на рынок, соответственно, они разгрузят тепловые станции «Иркутск-энерго». Поэтому процесс развития генерации и роста потребления должен быть синхронным. В советское время это решалось в плановом порядке, сейчас это вопрос рынка.

– Многие эксперты от энергетики тоже вспоминают советские времена с некоторой ностальгией, говоря об организации работы, требованиях к надёжности. Хотелось бы вернуть что-то из того периода, кроме долгосрочного планирования?

– Молодость, – шутит собеседник «СЭ», но быстро возвращается к серьёзной теме. – Тогда было всё ясно, как сейчас говорят, прозрачно: вот Братская ГЭС, здесь должен быть алюминиевый завод, связи, линии. Сейчас такой системы нет. И надежда на то, что организуем рынок, создадим генерацию, которую можно купить-продать, капитал привлечём, инвестиции польются, – не всегда оправдывается. Если инвестор вкладывает деньги, они должны окупиться максимум за 7–10 лет, так бизнес устроен.  

– Ваша работа предполагает серьёзную ответственность. Сложно ли справляться с такой нагрузкой?

– Ко всему привыкаешь. Я 10 лет проработал диспетчером, потом стал замом начальника по оперативной работе ЦДС «Иркутскэнерго». Пришлось после уже известной сменной системы привыкать ходить на работу каждый день, заново всему учиться, причём ещё и учить персонал, потом писать инструкции, планы. Затем главный диспетчер скоропостижно умер, стал исполнять его обязанности. Сначала плохо спал, всего боялся, а потом освоился, – вновь смеётся Леонид Михайлович. – Если боишься, на работу не надо ходить. Квалификация и опыт есть, тем более что всегда работал в команде. Без команды чрезвычайные ситуации не вытянет никто: в 2004 году, когда упали опоры линий 500 кВ, мы два месяца практически жили на работе. На место приехали и генеральный директор, и главный инженер, и все замы. Сразу открыли финансирование, начали поиск и доставку материалов по Сибири, организовали людей. И сетевики, и генерация работали как одна команда. В течение месяца мы починили линию, область особо даже не почувствовала, потому что удалось быстро развернуть генерацию и восстановить одну «пятисотку», вторую… Месяц делов, а сначала было страшно. 

– Остаётся ли время и силы на семью, увлечения?

– Конечно. Семья – это очень важно. Увлечения – это дача. Там внуки.

– На даче что-то выращиваете?

– Конечно. Я же деревенский, для меня, особенно сейчас, с возрастом, покопаться на даче, вырастить, посадить – это большое удовольствие. 

– А как пришли в энергетику?

– Случайно. Хорошо учился, любил математику и физику, хотел стать физиком-ядерщиком. Поступал несколько раз, московская комиссия к нам приезжала, но меня не взяли. В армии отслужил. Когда пришёл, на физику уже не хотел, поучился на факультете в университете, пытался освоить квантовую механику и теорию относительности, но что-то получалось плохо. Понял: когда не представляешь физику процесса, то ничто, даже математика, не поможет. Подумал, что ближе всего к физике энергетика, поэтому пошёл на энергетический факультет, потом в «Иркутск-энерго» и так далее.  

Зря вы всё же от чая отказались. По-деревенски гостей отпустить без чая – нехорошо.