– Не могу сказать, что у меня есть какие-то особые пристрастия – город постоянно меняется, каждый год накладывает на него отпечаток времени, – начинает Николай Бриль, пока идёт загрузка внешнего жёсткого диска, на котором хранятся гигабайты этих отпечатков. 

Первый снимок, который он показывает, – чёрно-белый, сканированный. Деревянные ворота, наличники, мальчишки в одежде, которую не носят уже полвека. 

– Это улица Чкалова, наш двор, – рассказывает автор. –  В этом году буду делать выставку, хочу набрать достаточно фотографий именно 50-х годов, когда я начинал снимать, – посмотреть, как всё изменилось. Здесь ведь не только срез городской среды, но и люди, их образ жизни. Тогда снимал много ребятишек – своих знакомых, друзей, и в то же время ходил по городу. Мне нравилось, – говорит Николай Михайлович. – Сейчас я смотрю на свои фотографии уже немного другими глазами. Видите, один в сапогах, другой в шароварах, эти тюбетеечки, картузы, кепчонки – то, что сейчас не носится. Этого сейчас нет. И вот этого, – показывая на деревянный дом, говорит собеседник «СЭ», – тоже уже нет. 

Фотоистория Иркутска по Брилю началась с того момента, когда он взял в руки фотоаппарат и попал в фотокружок во Дворце пионеров. 

– Отец имел неосторожность подарить мне фотоаппарат ФЭД-2, очень серьёзная по тем временам техника. С 15 лет я начал фотографировать. У нас был удивительный педагог – Георгий Семёнович Охлопков. Это человек, который вырастил целое поколение людей фотографирующих, научил через объектив видеть и любить пространство, людей, Иркутск. Мы очень много ходили по городу, снимали. Наверное, эти уроки остались на всю жизнь основой: нужно увидеть то, мимо чего люди проскакивают бегом, замечать изменения. 

– Что по сути изменилось в Иркутске?

Современные ритмы города по-своему красивы

– Изменился сам характер, – открывая уже цветной снимок, где город отражается в витрине магазина, отвечает Бриль. – Он стал совершенно иным. Сейчас город мне представляется мешаниной – конструкций, стилей. Появились вставки многоэтажных домов, которые задавили исторический центр, и те здания, которые сами по себе твёрдо стояли на ногах, стали маленькими и, как состарившиеся люди, горбатенькими и неказистыми. По-моему, это упадок, упадок культуры – когда огромный монстр с прямыми линиями висит над «деревяшкой». Дома старого города становятся призраками, теряют свой облик. Это уходящий город.

–  Его хочется задержать?

– Да! Его жаль. Не знаю, что получится со 130-м кварталом, поскольку это всё же новострой. По-моему, дух времени будет другой, хотя там будут резные наличники. Ведь одно дело, когда мастер режет, другое дело – машина. Лазер сделает всё ровно, по трафарету, а у мастера будет ошибочка, и со временем вот это как раз и становится наиболее ценным. В этом душа.

– Как вы думаете, какие места в городе ещё сохраняют душу?

– Улица Карла Либкнехта, старые дома, район Рабочей – Чкалова, Черемховский переулок, Свердловский район, частный сектор. Причём там тоже очень интенсивно идёт строительство и меняются и стиль, и архитектура. Среди деревянных домов появляются каменные полудворцы. 

Что-то должно уходить, это естественно. Дома как люди – стареют, умирают. Искусственно задерживать, наверное, не следует, но существуют некоторые вещи, которые нужно сохранять. До тех пор, пока есть люди, которые живут в этом доме, пока за ним следят, он будет жить. Появился водо-провод, отопление подвели. Это шанс для деревянного Иркутска. Но у нас в районах с деревянной застройкой вообще ничего не развивается. «Деревяшки» можно безнаказанно жечь, чтобы построить просто коробку. 

Николай Михайлович листает цифровые изображения, останавливается на портрете дома, который почти полностью врос в землю, – «остались одни глаза», замечает автор. 

– Когда я был в Польше, видел там такое интересное состояние: поле, брошенная телега.  Чувствуется, её просто оставили, но это настолько красиво! А у нас… Это наша неаккуратность: ставня закрыта наполовину потому, что у неё нет крючка. Хозяин не позаботился о том, чтобы было красиво. Кто-то должен прийти, выдать краску, поставить крючки.

– Получается, это и отношение людей к самим себе?

«Люблю Иркутск праздничный. Без людей это только пространство»

– Через отношение к городу мы показываем отношение к себе. Ведь мы и к себе нетребовательны. Почему у нас город грязный? И потому, что его плохо убирают, и потому, что мы его делаем таким. Пусть будет хороший рисунок на стене дома, я не противник граффити. Но на стене гадости. Современное уличное искусство должно вписываться в город. Интересная стена у лингвистического университета, потрясающая. Но, опять же, у людей, которые занимаются граффити, тоже должно быть не только самовыражение, но и самоконтроль. 

Здесь попытались что-то сделать, – открывая фото с отреставрированным деревянным домом, продолжает Бриль. – Но окна поставили пластиковые. Вроде всё то же, но что-то здесь не то, неестественное. У моих бабушки с дедушкой был дом в Хомутово. Дед, полный Георгиевский кавалер, сам вырезал наличники, украшал ворота, точил башенки. Всегда были голубые наличники и чисто белые рамы. Так же были вы-крашены ворота. Когда красили, старую краску соскабливали, чтобы ничего не шелушилось. Люди ушли – и умер дом. 

Листая фотографии, за каждой из которых своя история, Николай Михайлович признаётся, что очень любит центр города, особенно бродить по нему в очень хорошую или в очень плохую погоду. 

– Брандмауэрные стены – обалденно красивые. Их фактура – это время. Прожилки – как кровеносные сосуды у человека. В них прописана история. Был дом на углу Карла Либкнехта и 1-й Советской, потрясающе красивый. Его подожгли. Я ходил, не знал, как его снять. Больно. И вдруг из сгоревшего окна, из черноты вылетел голубь. Даже не знаю, как я успел нажать на спуск. Этот снимок созрел – долго караулил, и вот однажды мне повезло. Город – живое существо. 

– Больше снимаете как художник или как репортёр?

Новые кварталы наступают на частный сектор

– А я не знаю, не разделяю. Наверное, снимаю ассоциативно. Запечатлеваются какие-то вещи, которые открываются или через деталь, или через общие планы.

Современный город тоже красив. Построили новый мост: здесь уже другая структура, другой ритм, летящий, стремительный, сильный. Такие вещи радуют душу. По дороге на работу я постоянно проезжаю речной порт, каждый день разные состояния – туман, снег. А краны стоят. 

На сменяющих друг друга кадрах – такой разный Иркутск: застывший в зимнем инее; яркий, контрастный – в свете ночных огней; затопленный талыми весенними водами по пояс; праздничный и многолюдный. На ветках замёрзшего дерева – нахохлившиеся воробьи.

– Минус 40, а они сидят. Тоже жители нашего города. Ужасно люблю снимать зимой. В особенности, когда пройдёт снег: город становится таким красивым, таким чистым. Раньше было время, когда он был завален сажей. Теперь стало чище – ликвидировались многие котельные. 

Совсем другой образ – островки на Ангаре, и это тоже Иркутск. «Город неоднозначен», – говорит Бриль. 

– Был праздник, День города. Идёт мужичок, играет на саксофоне, и вот он, вот он – город. Он живой. Это пространство, наполненное людьми.

Николай Михайлович говорит, что в городе ему интересно всё.

В архиве Николая Бриля прежний Иркутск продолжает жить

– Первые открытки у меня вышли около десяти лет назад, назывались «Из Иркутска с любовью…». Здесь и новый город, и старый. Люблю смотреть, как он меняется, – повторяет фотограф. – Сейчас идёт стройка на Нижней набережной, появятся фонари, которые будут отражаться в воде. Город постоянно в некой трансформации. Появились здания на Байкальской, сама улица – новая, широкая, по которой все летят. Сейчас все автомобили едут с включёнными фарами, и момент, когда начинает смеркаться, – потрясающая картинка. Всегда испытываю радость от того, что это вижу. И хочется это выплеснуть, показать, чтобы люди остановились, увидели и вернулись к себе. Мы же бежим, жизнь, отношения между людьми скручиваются, скомкиваются. Увидел что-то красивое – это накладывает на человека уже определённый творческий слой, как-то воспитывает. Тот, кто сам создаёт, иначе относится к тому, что создано другими. 

Разговор немного уходит от темы, потому что настолько всё взаимосвязано: и город, и как мы живём в нём, и что мы хотим сделать. И новое растёт, и старое осталось ещё. Как без людей? Иркутску будет 350 лет – корни мощные, а веточки всё распускаются и распускаются. Каждому человеку есть здесь своё место. Общая картина – огромнейшее полотно. Хочется, чтобы оно было красивым и радостным. В горе человек пытается выжить, а в радости готов создавать, изобретать, делиться, блоху подковать – всё, что угодно, и это ему доставляет удовольствие. По-моему, это самое главное для человека и для города.