– Достаточно много времени провожу на работе, здесь я открыта, – предупредила Ольга Юрьевна в начале интервью. – Хотя я не отказываюсь рассказать о себе, мне это не так уж интересно.

– Что самое интересное в вашей работе?

– Сложно разложить на составные части: это и управленческие решения, и ответственность, и решение сложных задач, и победы, и проигрыши. В региональном правительстве  я уже больше десяти лет занимаюсь вопросами минерально-сырьевой базы и прошла фактически все ступени. 

– Деятельность министерства достаточно широка. Всё же можно ли выделить какое-то направление, которое считаете приоритетным?

– Министерство не регулирует только лесные отношения. Но рационально распоряжаться природными ресурсами – это одно из направлений. Огромного внимания требуют вопросы экологии. Мы фактически сегодня балансируем на грани: с одной стороны, нужно способствовать развитию экономики, поскольку это ведёт к улучшению благосостояния населения, а это основная задача; с другой – нельзя забывать о том, что, если мы не будем сохранять природу, блага экономики могут и не понадобиться. Всегда говорю о том, что мы все, жители области, находимся в одинаковых условиях: вне зависимости от национальности, возраста, социального положения, мы дышим одним воздухом, испытываем одинаковое негативное воздействие от загрязнения окружающей среды. 

– Как удаётся находить баланс между интересами недропользователей и защитой природы?

– Рациональность недропользования – не только бережное отношение к месторождению и использованию минерально-сырьевых ресурсов, но и вопросы охраны окружающей среды. При любом конкурсе, аукционе непременным условием для предоставления права пользования недрами будет соблюдение недропользователем всех ограничений, связанных с негативным влиянием на окружающую среду. В России загрязнитель платит, как и везде в мире. Мы в своей работе стараемся заводить эти требования как условие работы компаний. Не всегда получается, откровенно скажу. Может быть, нужно менять законодательство, в глобальном плане ужесточать ответственность, но в то же время и мотивировать компании. Экономические рычаги всегда эффективнее. Когда компании понимают, что охранять природу – не только обязанность, но и выгода, они будут это делать добровольно, а не принудительно, как сейчас. 

Стараемся, чтобы проверка компаний была комплексной. Не просто приехали геологи, которые смотрят, как осваивается месторождение нефти, а чтобы это были и экологи, которые проверяют, как размещаются нефтесодержащие отходы. Конечно, у нас не хватает рук и мы не можем проверить каждое предприятие. Но плодить штат инспекторов неэффективно, нужно поставить компанию в такое положение, чтобы она сама понимала, что экологичность – это выгодно и в материальном плане, и для имиджа.

– По-вашему, какие именно рычаги можно было бы применять уже в ближайшее время?

– Сегодня платежи за пользование природными ресурсами и плата за загрязнение окружающей среды поступают в единую бюджетную систему, а потом уже распределяются. Иркутская область тратит только часть денег, которые получает по этой статье региональный бюджет, не потому, что мы не хотим этого делать, а потому, что есть и иные, в том числе социальные обязательства, которые нужно выполнять. Раньше действовал другой механизм – за счёт платы за негативное воздействие. Я бы предложила вернуться к этой схеме, но сделать её более прозрачной и чёткой: государство принимает программу экологических мероприятий, а деньги тратят сами компании. Какой механизм здесь нужен – решать законодателю. Это удобно: когда у компаний появятся свободные деньги на модернизацию оборудования, они смогут более эффективно работать. Есть ещё такой принцип: чем больше загрязняешь, тем больше платишь; чем больше компания вкладывает в модернизацию, в новое оборудование, технологии, тем больше льгот она получает.

– Это решение должно быть принято на федеральном уровне?

В работе чиновника нет места везению или случайной удаче, считает Ольга Гайкова

– Да. В своё время мы предлагали выбрать Иркутскую область как модельный регион для проведения экономического эксперимента как раз по этой теме. Но не нашли поддержки на федеральном уровне – сегодня и бюджетное, и налоговое законодательство едино для всех. В любом случае эти идеи бродят во всех регионах и на федеральном уровне. О них сказал президент на Госсовете в мае прошлого года. 

– Что самое сложное в вашей работе? Что больше всего требует внимания?

– Мы испытываем проблемы из-за несовершенства законодательства. Сейчас обсуждаем с нашими коллегами из агентства лесного хозяйства принцип аренды лесных земель для лесозаготовки и для недропользования. Зачастую интересы лесозаготовителей и недропользователей сталкиваются. Мы имеем огромный опыт и понимаем, где слабые места в сегодняшней системе проведения аукционов, но законодатель пока медленно идёт к тому, чтобы наши предложения воплотились в закон. Огромную часть занимают вопросы, связанные с экологией. В Российской Федерации нет ни одной специализированной федеральной целевой программы, которая бы финансировала экологические мероприятия. Даже программа охраны озера Байкал в 2011 году не начала финансироваться, средства поступят с 2012 года, поэтому сегодня мы ищем различные лазейки. А без федерального софинансирования очень сложно закладывать масштабные проекты. 

Один из важнейших моментов – оценка нашей работы. У министерства уже есть авторитет, вес, репутация. Нашу работу оценивают достаточно высоко и природопользователи, и органы госвласти, и общественные, научные организации. Тем не менее всегда есть некое недовольство, хотя мы ощущаем поддержку и понимание. Во вторник было совещание по взаимодействию с общественными организациями. Знаю, какую большую работу они делают, особенно в экологическом воспитании. Они нам справедливо говорят о том, что господдержки не получают. Мы тоже не можем помогать им финансово, потому что вкладываем деньги в конкретные мероприятия, которые предотвращают ущерб окружающей среде, средств не хватает. Надеюсь, с изменением отношения к финансированию мы будем более свободны в своих возможностях.

– У вас длинный рабочий день?

– Отвожу ребёнка в детский сад и только сажусь в машину – мой рабочий день начался. В 9 часов прихожу на работу, а заканчиваю обычно в семь-восемь часов вечера, если нет никаких форс-мажорных обстоятельств. Рабочий день не имеет временных границ, потому что можно прийти домой и работать там. Всегда подвожу итог дню – перед сном, в тишине происходит скорее эмоциональная оценка всех событий, поскольку днём нужно выдержать заданный ритм и всё успеть. Сейчас, конечно, стало работать проще. В первый год хотелось во всё вникнуть самой,  теперь гораздо больше опыта и профессиональных знаний, я научилась доверять коллегам. Поэтому сейчас остаётся больше времени на стратегию.

– Есть какие-то моменты в работе, к которым вы не можете привыкнуть?

– Единственное, что я не люблю, это откровенное спекулирование – на целях, задачах, желание организаций или граждан за наш счёт решить какие-то свои вопросы. Иногда с этим сталкиваемся. Остальное – рабочие моменты. У меня есть принцип: я всегда советуюсь. Стараюсь привлекать в команду лучших специалистов области и могу сказать, что у нас очень сильный коллектив. В 2008 году приняли молодых специалистов, и сегодня многие из них уже самостоятельно ведут свои направления. Если у меня не получается решить вопрос внутри коллектива, всегда могу найти поддержку у своих коллег в правительстве области. Стараюсь, конечно, не злоупотреблять, но не было случая, когда мне кто-то отказал, отвернулся. Всегда можно найти человека, с которым можно посоветоваться, не нужно этого бояться или стесняться. 

– Изменила ли что-нибудь в вашем характере работа на посту министра?

– Во-первых, появилась категоричность, которая не очень нравится моим домашним. Привычка принимать решения самой невольно переносится в семью. Причём принимать решение быстро, не тянуть, не раздумывать, но взвесить все за и против. Научилась быстро переключаться с темы на тему, делать несколько дел одновременно: читать электронную почту, подписывать документы, слушать какие-то сообщения. Рабочий день строю так, что успеваю очень много. Не люблю проволочек. 

Понимаю, что несу ответственность не только за себя. И за ошибку даже одного сотрудника я тоже буду отвечать. При этом ощущаю себя защищённой, потому что за мной стоит коллектив единомышленников, а я, в свою очередь, – за губернатором, первым зампредом правительства и так далее. Чувствую себя частью большого коллектива, и это очень здорово. 

– Быть женщиной в таком мужском коллективе – преимущество или слабость?

– Это преимущество, потому  что мужчины в России – рыцари, независимо от должности. Подчёркиваю это всегда не потому, что хочу их похвалить, а потому, что мне действительно очень комфортно работать. Всегда сталкивалась только с хорошим отношением, вниманием, желанием помочь. Справедливости ради хочу сказать, что от коллег-женщин вижу то же самое.

Я научилась дружить, ценить дружбу. Когда люди понимают, что делают общее дело, на этой почве у них возникают взаимопонимание и контакт. Мне вообще повезло: занимаюсь любимым делом в комфортных для себя рабочих условиях, и у меня очень много единомышленников. Это и мой коллектив, и друзья внутри правительства, в депутатском корпусе, общаюсь с коллегами из других министерств и ведомств, не только на уровне министров. Хорошие отношения и с федеральными органами власти. Про Иркутскнедра я даже не говорю, это вообще мой родной коллектив. Не потому, что там работает мой муж, а потому, что там стабильный коллектив, мы друг друга знаем уже много лет, я на их глазах росла. 

– Как случилось, что вы выбрали геологию, которая, как и политика, традиционно считается мужской сферой?

– Я из геологической семьи, мои мама и папа тоже геологи. Мама отработала достаточно много времени в поле, в штольне где добывали слюду. Для меня было естественно заниматься этим же. Хотя родители были против, не желали такой работы для дочери. 

Получив образование, стала ездить в поле. Когда подрос мой первый сын, брала с собой рюкзак, ребёнка; когда он был совсем маленький, с  нами ездил ещё горшок. Конечно, есть романтика профессии, но это очень тяжело в бытовом плане: летали вертолётами, работали в лесу, где летом мошка, а зимой холодно, нет телефона, связи, элементарных удобств. Я не очень долго проработала в поле, началась перестройка, многие партии свернули. Так что я больше чиновник от геологии, но опыт есть. Работала в Бодайбинском районе, занималась россыпным золотом, как эксперт могу выступать именно по этой теме.

– В последнее время обсуждается идея, что северные территории области лучше осваивать вахтовым методом. Что вы думаете об этом?

– Мне сложно объективно говорить про Бодайбо, про Мамско-Чуйский район – это моя малая родина. Толчок развитию этих районов дала идея освоения месторождения Сухой Лог. Но когда проект не получил реализации, люди частично уехали. Знаете, есть уникальная особенность бодайбинцев: молодёжь, уезжая учиться, потом возвращается назад. В Бодайбо сильны традиции, клановость. Это огромный районный центр, и я думаю, что он будет развиваться. Более того, там можно увеличивать золотодобычу в несколько раз. Сегодня она сдерживается в основном отсутствием инфраструктуры. Строить же новые посёлки вокруг месторождений, думаю, нецелесообразно, лучше осваивать их вахтовым методом.

– Какие главные факторы, кроме инфраструктуры, мешают региону реализовать свой ресурсный потенциал?

– У нас нет внутренних финансовых ресурсов. На рынке недропользователей, держателей лицензий местная крупная компания только одна – Иркутская нефтяная. Ограниченность доступа к финансам наших местных игроков сдерживает возможности развиваться, они не замахиваются на большие проекты.

Почему не приходит бизнес со стороны, несложно сказать. Иркутская область – достаточно отдалённая территория. Необходимо вкладываться с самого начала в инфраструктуру для самой компании. Сегодня в принципе в стране не так много свободных денег. Есть небольшие проекты для мелкого и среднего бизнеса, который работает как раз довольно успешно. Но крупный бизнес тоже не стоит на месте. Сегодня у нас подписано соглашение с Внеш-экономбанком о совместном освоении одного из месторождений. Мы представили несколько наших проектов во время презентации Иркутской области в Китае. Китайские партнёры заинтересовались освоением железорудного месторождения. В конце года в Бодайбо планируется запуск новой фабрики на Вернинском месторождении компании «Полюс Золото». Они увеличат добычу золота тонн на пять, не будем загадывать, в каком году. Соответственно, существенно увеличится и поступление платежей в бюджет.

Думаю, будет расти спрос и по углю, потому что в мире чувствуется дефицит. У нас угли энергетические, но спрос на них есть, можно прогнозировать рост добычи.

– Как вы думаете, найдёт ли своего хозяина Ишидейское месторождение?

– Месторождение крупное по запасам, интерес к нему огромный. Мы предлагали его в Китае, но иностранные компании, как правило, ищут российского партнёра, а потом уже начинают работать. В прошлом году так была продана лицензия на Мало-Тагульское месторождение железных руд. 

– Кризис тоже замедлил процессы?

– Особенно в нефтегазовой отрасли, поскольку в лицензионных соглашениях достаточно жёстко прописаны сроки этапов работы, и нарушение сроков – уже повод лишиться права на пользование недрами. Поэтому компании стараются вкладывать средства сегодня в те проекты, которые уже есть в работе, синица в руках более привлекательна.

– Можно ли прогнозировать, когда ситуация изменится?

– Она уже меняется. В Иркутской области не так много осталось интересных проектов, на которые был бы  ажиотажный спрос. Компании выискивают те участки, которые максимально готовы к разработке. Но я уже вижу, что рынок активизируется, интерес есть. Государство пока свои обязательства по подготовке участков, к счастью, выполняет, идёт федеральное финансирование геолого-разведочных работ.

– Что бы вы назвали своим главным достижением?

– В профессиональном плане побед много, и это именно победы. Ничего не получается случайно или благодаря везению. Работа чиновника – это кропотливый, долгий, последовательный труд. В прошлом году мы завершили программу защиты окружающей среды Иркутской области. Разрабатывалась она как пятилетняя, выполнили практически все мероприятия, и помимо этого ещё много других. В этом году начала работать новая долгосрочная целевая программа с таким же названием. Большая доля финансирования поступает из федерального бюджета; чтобы его получить, тоже нужны были определённые усилия. Наша работа с Министер-ством промышленности и торговли РФ по двум экологическим вопросам: загрязнение мышьяком в Свирске и Усолье-Сибирское по проблеме ртути. Другое дело, что тех денег, которые заложены для нас в федеральном бюджете, не хватает, потому что за эти два года мы смогли лучше оценить масштабы проблем, и нужно будет напрячься, чтобы изыскать в дальнейшем источники финансирования. В этом году начинает работу ведомственная программа по актуализации минерально-сырьевой базы месторождений общераспространённых полезных ископаемых. Мы такую работу не делали никогда. Она нужна, поскольку это прямые полномочия и доход области, это работа для развития малого и среднего бизнеса. 

С Иркутским научным центром СО РАН разрабатываем стратегию развития минерально-сырьевого комплекса на долгосрочную перспективу. В ней, в частности, будет учтено опережающее развитие инфраструктуры. Иркутской области, даже чтобы запланировать участие в федеральной программе «Дальний Восток – Забайкалье», нужно понимать, чего мы хотим. Для чего строить железную дорогу до Непского месторождения калийных солей? Потому что мы будем осваивать крупнейшее в России месторождение, перевозить пассажиров до Катангского района, попутно осваивать лесные ресурсы, строить заводы цементного сырья. В 2011-м, максимум в 2012 году мы эту работу завершим.

Мы создали несколько консультативных органов при правительстве, и они, знаете, работают. 

– А из личных достижений?

– Я занимаюсь любимым делом. Но без поддержки семьи у меня бы ничего не получилось. У меня муж и два сына, и даже собаки у меня муж-ского рода. Они, конечно, ворчат, что мама не на кухне, но и гордятся при этом. Старший сын говорит: «Мама, мне нравится, что ты у меня публичный человек. Я уж сам научусь печь торты». Младший ребёнок пойдёт в этом году в первый класс. И я стараюсь, в свою очередь, не приносить домой негатив, усталость после работы, уделять семье максимум внимания. Выходные и отпуск мы проводим только вместе.

Когда человек в гармонии с самим собой и окружающим его миром, людьми, тогда он счастлив. Если бы я не любила так свою работу, наверное, не была бы счастлива дома. И наоборот, если бы дома были проблемы, не смогла бы так отдаваться работе. Пока у меня получается это гармонично сочетать. И это не только моя заслуга.