Автор портрета – выдающийся русский художник Борис Михайлович Кустодиев (1878 – 1927). Первым его наставником в родной Астрахани был выпускник Петербургской академии художеств П. Власов. Позднее, уже в Петербурге, он занимался у самого И.Е. Репина. Довольно скоро Кустодиев становится членом самых крупных художественных объединений – «Мира искусства» и Союза русских художников. Его имя ассоциируется чаще всего с яркими картинами русской провинциальной жизни – ярмарками, балаганами, народными праздниками. Любители искусства, посетившие в нашем музее осенью 2008 года выставку из Третьяковской галереи, наверняка помнят его светлую и радостную картину «Масленица».

С не меньшим увлечением работал Кустодиев над портретами, предпочитая изображать родных или близких ему людей. Однако не гнушался он писать и «сильных мира сего», особенно если находил в заказчике родственную душу. Таков, судя по всему, герой ир-кутского портрета, оказавшегося в музейном собрании в 1928 году, когда из столицы, из Государственного музейного фонда, нам было передано на вечное хранение большое число выдающихся произведений русских мастеров XVIII – начала XX веков.

Думаем, читателям будет интересен тот факт, что только полвека спустя (1980-е гг.) нам удалось определить, кто же изображён на портрете. Помогла фамилия, стоявшая в акте поступлений – «Мекк», – широко известная в музыкальных кругах второй половины XIX века: Мекк Надежда Филаретовна – вдова железнодорожного магната, друг и меценат великого русского композитора Петра Ильича Чайковского. Оказалось, что на портрете изображён Николай Карлович фон Мекк (1863 – 1929) – один из 11 детей Надежды Филаретовны, успешно продолживший дело своего отца – развитие в России сети железных дорог. Он бессменный председатель правления Московско-Казанской железной дороги и благотворитель отечественных музыкантов, художников. Он был женат на племяннице Чайковского Анне Львовне Давыдовой. Свадьба состоялась в 1884 году, Чайковский присутствовал на ней и впоследствии любил бывать у Мекков в гостях в Москве и в имении Копылово. Имя Николая фон Мекка часто упоминается в старых изданиях по изобразительному искусству. Он переписывался с Михаилом Врубелем, большинство произведений которого хранилось в коллекции фон Мекков. Как-то на просьбу художника разрешить ещё поработать со своими картинами, Мекк отвечает ему в письме: «Раз Вы решили, что необходимо исправить Вашего «Демона» и «Сирень», то, конечно, не нам против этого спорить…». Николай Карлович одним из первых оценил работы гениального художника, и только гораздо позднее их приобрела «Третьяковка».

В процессе работы над портретом музейщики познакомились с замечательными людьми. В 1983 году в гости к иркутским декабристоведам приехала Ксения Львовна Давыдова, внучка известного декабриста, одна из авторов монографии о своём родственнике П. Чайковском. В нашем герое Ксения Львовна, как мы и предполагали, узнала другого своего родственника по линии Анны Львовны Давыдовой. Благодаря ей музей установил постоянную переписку с внучкой Николая Карловича москвичкой Татьяной Алексеевной Себенцовой.

Для Татьяны Алексеевны наш портрет оказался полной неожиданностью: она даже не подозревала о его существовании. Единственный известный ей портрет деда кисти Бориса Кустодиева она обнаружила при ремонте квартиры в 1960 году. Николай Карлович изображён сидящим в плетёном кресле на фоне яркой весенней зелени (этот портрет, датируемый 1912 годом, она лично передала Ивановскому художественному музею). На иркутском портрете 1913 года она сразу узнала знаменитую пепельницу в виде дракончика, находившуюся «в собственном доме Николая Карловича на Кропоткинской».

…Николаю Карловичу 50 лет. Он изображён близко к зрителю сидящим за столом в старинном кресле, украшенном скульптурой. Перед ним разложены чертежи. Руки свободно раскинуты, правая уходит за край холста. Слева, в глубине, на маленьком изящном столике выделяется диковинная пепельница-дракон. Задняя стена сплошь увешана картинами, которые не вмещаются в рамки портрета. На высокой стойке видна нижняя часть прекрасной старинной вазы. Такая кадровость (срезанность) композиции вызывает ощущение живого присутствия героя…

От Татьяны Алексеевны мы узнали замечательную и трагическую судьбу её деда: «…Будучи человеком увлечённым и энергичным, он досконально изучил железнодорожное дело – от стрелочника, кочегара и машиниста до строителя мостов, тоннелей…». Ей вторит москвичка Людмила Третьякова: «Николай – один из немногих состоявшихся детей Надежды Филаретовны фон Мекк… Он разрабатывал массу проектов, осуществлению которых мешало сначала царское правительство, затем большевики. Но кое-что успел: сделал великолепную социальную инфраструктуру для железнодорожников – школы, библиотеки, больницы, фермы, даже театры. В посёлке Кратово (40 км от Москвы) задумал большой садовый оазис с жилищем для рабочих. Первым стал электрифицировать пригородные железные дороги».

Трагически закончилась жизнь Николая Карловича после октября 1917 года. По словам Татьяны Алексеевны, «дедушка остался жить и работать в России. Он не считал возможным уехать за границу, бросить любимое дело и честно трудился в самые трудные годы саботажа, разрухи и вредительства на восстановлении железнодорожного транспорта… В 20-е годы он был старшим консультантом НКПС (МПС). В 1928-м его арестовали, а в мае 1929-го он был приговорён к высшей мере». Мы попросили Татьяну Алексеевну добиваться реабилитации деда, и вот  28 марта 1988 года пришло письмо от Ксении Давыдовой, в котором сообщалось, что Татьяна Алексеевна «решила подавать на реабилитацию, на чём Вы так настаивали. Так что, я надеюсь, она осуществит то, к чему призывает её долг перед памятью деда, прекрасного во всех отношениях человека. Спасибо Вам за Николая Карловича…».

Но вернёмся к иркутскому портрету. Столичные жители первыми увидели его на выставке «Мира искусства» в юбилейном для героя 1913 году и по достоинству оценили «высокое живописное мастерство, тонкую передачу облика конкретного человека в его родной среде, что позволяет отнести портрет к числу несомненных творческих удач господина Кустодиева».