Житие гастарбайтера
Об особенностях этнического состава Прибайкалья можно судить по… праздникам. Хотя население в подавляющем большинстве православное, о том, что с начала февраля начался восточный Новый год, знают все – сказывается влияние соседства с коренным бурятским народом, который приблизительно пополам делится на шаманистов и буддистов. А вот о том, что в начале этой недели начался Маулид ан-Наби (день рождения пророка Мухаммеда), знают только мусульмане, которых, кстати, в Иркутске, скромно говоря, очень много, но живут они более обособленно. Хотя праздник, как объяснил имам Фарид, у иркутских мусульман проходит камерно и семейно, это дало «Иркутскому репортёру» повод выяснить, как живут представители низов среднеазиатской диаспоры в нашем городе. И мы напросились походить по участку, расположенному в районе мечети, с участковым.
Карнавала нет…
О празднике ничего не напоминает. Ни празднично одетых в национальные наряды мусульман, ни традиционных барашков в загонах во дворе мечети, ни многолюдных намазов, как бывает осенью на Курбан-байрам. Имам Фарид объясняет: рождество пророка, конечно, общемусульманский праздник, но широко его празднуют больше в арабских странах – Египте, Эмиратах… В Иркутске он будет носить семейный характер: люди ходят друг к другу в гости, готовят угощение, читают поэмы из Корана.
– Он действительно отмечается с 15 февраля, но идёт весь месяц, и каких-то крупных мероприятий в мечети в этот день мы не проводили. Может быть, чуть позже, – деликатно объясняет Фарид, почему в мечети не по-праздничному пусто.
И мы с участковым уполномоченным Алексеем Павлюченко отправляемся в мусульманский квартал. Это его земля с границами по улицам Горной, Подгорной, Седова и прилегающим к ним участкам Советской и Карла Либкнехта. Здесь те самые места компактного проживания иркутских мусульман. В ОМ-7 Октябрьского района Иркутска это место называется сухо – «административный участок №3».
Алексей, молодой немногословный парень, но уже капитан милиции, десять лет работающий участковым, рассказывает, что на этот участок его перевели всего три года назад – примерно в это время и приступил, сразу после Нового года. До этого он работал в аэропорту, ИВВАИУ и Копае.
– Сильно отличается эта земля от предыдущей? – любопытствует «ИР».
– Да ужас! Проходной двор! – скупо улыбается Алексей. – Здесь – наш участок, «октябрятский» («октябрятами» между собой сотрудники иркутского УВД называют милицию Октябрьского района. – Прим. авт.), «шанхайка» – моя, а через дорогу, к рынку, – земля Кировского района, «центральная». Люди разные каждый день приезжают сюда: кто работать, кто «отработаться»…
– Как это?
– Ну, то есть карманники, грабители, мошенники… Я же говорю – люди разные. Вот считается, что здесь живёт очень много среднеазиатов, китайцев, а на деле большая часть сюда работать на день приезжает. Только немногие снимают здесь квартиры – это основная часть мигрантов, они постоянно меняются. Да сейчас сам увидишь… Здесь у меня киргизы жили, пойдём проверим документы.
Дворик, расположенный прямо за мечетью, – необычайно чистый, с пробеленными заборами и выметенными дорожками. Мы стучимся в дверь первого этажа двухэтажного барака. Входим. «Иркутский репортёр» впадает в ступор – поверить, что в начале третьего тысячелетия в столице Восточной Сибири, в историческом центре города люди живут в таких условиях, очень трудно. Квартира – это маленькие сени, заваленные горами какого-то бытового мусора, коридорчик, одна стена которого рукодельная – сколоченная из однослойной фанеры и обычного коробочного картона, она рассекает и без того узкий коридор вдоль, образуя «прохожую» часть и тесную келью, в которую помещается только одна кровать.
Коридор приводит в комнату два на два, где нет даже стола – телевизор на табуретке и три кровати. Голова всё время цепляется за печально покачивающуюся на бельевой верёвке антенну. На кроватях сидят две тётушки выше среднего возраста и подросток. На киргизов совсем не похожи. Одна из тётушек, хозяйка жилища Ольга Борисовна, рассказывает: никакие гастарбайтеры здесь больше не живут, они уехали, а она сняла этот угол в октябре – тесно стало жить дома.
– Тесно?! – не верит своим ушам «Иркутский репортёр». – А там-то вы как жили?!
– Мама нас много нарожала. У нас квартира в такой же деревяшке, дальше по Карла Либкнехта. Там сын старший с двумя детьми, дочь с ребёнком, брат слепой…Всего в семье 18 человек, четверо здесь – дочь сейчас пошла собаку гулять.
– У вас и собака есть?!!
– А как же! В частном доме – и без собаки? – удивляется Ольга Борисовна. – У меня мастифф. Видели, какой двор чистый? К нам ни одна скотина покакать не зайдёт – боятся!
Не дожидаясь дочери с мастиффом, мы выходим из дома и сворачиваем на улицу Горную…
Национальные особенности третьего административного участка
В разговоре с участковым выясняется, что мусульманская община весьма неоднородна и не постоянна по составу. Её основу заложили иркутские татары, которые живут в городе очень давно. Это меньшая часть мусульманской общины, которая до сих пор тут «рулит». По сути, это не просто граждане РФ – это коренные иркутяне.
А Надира по-русски не разговаривает, поэтому строгие вопросы участкового просто игнорировала, набив рот макаронами
Вторая половина «благонадёжных и постоянных представителей диаспоры» – это либо имеющие российское гражданство бывшие жители Средней Азии, либо люди из бывших южных республик, имеющие вид на жительство на один год. Разница есть. Например, дагестанцы и сейчас граждане России. Это даёт иркутским дагестанцам некоторые преимущества. Сейчас постановлением правительства иностранцам запрещена розничная торговля, поэтому большинство кафе и овощных лавочек принадлежат представителям этого гордого народа.
Также склонные к оседлости азербайджанцы предпочитают получить гражданство России, а не мотаться с временной регистрацией или постоянно продлевать вид на жительство. Но основная масса мусульман – это классические гастарбайтеры из Таджикистана, Узбекистана и Киргизии. В Иркутск они приезжают по временной регистрации на 3–6 месяцев, работать на стройках и на рынке, «на фруктах». Также именно они нанимаются в многочисленные кафе национальной кухни, расположенные вокруг Центрального рынка и в нём самом, или работают торговцами на «шанхайке». Квалифицированных рабочих среди них очень мало, как правило, это обычные разнорабочие, что и указывается в документах.
– Живут у меня на территории всего несколько человек, которые приехали из Средней Азии по приглашению строительных фирм на контракт, – с трудом вспоминает Алексей. – Обычно это люди за сорок, ещё с советским образованием. Приезжают работать прорабами, мастерами, бригадирами.
На Горной мы сворачиваем в один из двориков – Алексей объясняет, что в этом квартале находятся шесть бараков, квартиры в которых снимают мигранты из Киргизии и Таджикистана.
– Они все живут вперемешку, у нас нет этнически чистых улиц, чтобы жили люди одной национальности. И конфликтов между ними на национальной почве не случается. Можно сказать, что у них общие экономические интересы, – комментирует он. – Обычно говорят, что их приезжает всё больше, а я три года здесь отработал и не могу сказать, что их стало больше – кто-то приезжает, кто-то уезжает. Постоянно живущих в Иркутске среднеазиатов у меня на участке меньшая часть.
Обычная коммуналка. В прихожей женщина стирает бельё. В комнате за занавеской кто-то спит, завернувшись в одеяло. Бросается в глаза национальный колорит: большую часть комнаты занимает сколоченный топчан с аккуратной стопкой сложенными одеялами и стоящим на нём маленьким столиком с чайником – здесь и спят, и едят, и разговоры разговаривают. Маленький пожилой узбек невозмутимо слушает участкового, приносит документы. На вопросы отвечает немногословно, с сильным акцентом: работал разнорабочим, здесь живёт один, остальных не знает, не уверен даже твёрдо, сколько человек живёт в «коммуналке» – не то семь, не то восемь.
– У вас временная регистрация заканчивается 23 февраля. Что будете дальше делать?
– Домой поеду, – вздыхает маленький человек.
– Билеты купили? – коварно уточняет участковый.
– Вот, – гастарбайтер явно готовился к этому вопросу – билеты лежат отдельно от документов, в другом кармане.
Тем временем другая жиличка, крепкая, ещё не старая женщина рассказывает «Иркутскому репортёру», что зовут её Сонобархон, она приехала в Иркутск 24 января из маленькой деревеньки с непроизносимым названием где-то под Бухарой, на работу пока не устроилась. Приехала к сестре, которая живёт в Иркутске уже четыре года, работает в кондитерской, у неё тут муж, сын.
– Где работать будете?
– В кухню хочу работать, – уклончиво отвечает Сонобархон.
Люди как люди, поприличнее некоторых…
Несмотря на высокую ротацию населения на участке, участковому иноземцы особых хлопот не доставляют. Алексей объясняет: люди они спокойные, не склонные к неумеренному употреблению алкоголя, поэтому и ссорятся редко. В отличие от замкнутых китайцев, открытые и общительные.
– С ними даже легче работать, чем с обычным населением, – рассуждает Алексей. – У нас если праздник, то пить начинают накануне, все беды начинаются с этого. А у них очень сильные традиции. Какие-то шариатские нормы здесь не прижились: чтобы в хиджабе ходить или чтобы женщина разговаривала с посторонним мужчиной только в сопровождении своего – этого нет. Но у них культивируется уважительное отношение к старшим. Очень сильные национально-культурные общества, и любые межнациональные конфликты решаются на уровне лидеров этих обществ. А Фарид – духовный лидер, он всей общине внушает мысль о недопустимости розни.
– Неужели они вообще к милиции не обращаются?
Алексей долго вспоминает, потом рассказывает один из последних случаев – муж-азербайджанец побил жену. Она вызвала участкового. Оказалось, что они собирались разводиться, на этой почве и поссорились. Но в присутствии человека в форме муж признал недопустимость своего поведения и конфликт угас сам собой. Впоследствии Алексей случайно встретил эту женщину на улице, и она рассказала, что с мужем всё-таки развелась и тот уехал на родину.
– В основном у них происходят семейно-бытовые конфликты, – резюмирует Алексей. – Воровство, грабежи – всё случается, конечно, но для этих людей такое нехарактерно.
Очередной барак, съёмная комната в коммуналке. Телевизор висит под потолком, а пространство комнаты занимает огромная тахта, на которой за низким столиком с обедом сидят две женщины и маленькая коротко стриженная девочка. Пока Алексей проверяет документы, они рассказывают свою запутанную историю. Они две сестры, младшая, Гюльнар, приехала с трёхлетней дочкой Надирой из Узбекистана в гости этой зимой. Старшая сестра, Гулангун, живёт здесь уже около полугода, а приехала искать пропавшего сына – он год назад уехал в Иркутск на заработки и пропал.
Когда Гулангун приехала в Иркутск, сына нашла быстро, но ещё быстрее потеряла документы – их украли прямо на вокзале. Теперь ждёт, пока сын их восстановит через посольство, которое находится в Новосибирске – он сейчас уехал туда. Она ждёт, нигде не работает. Рядом под полиэтиленовым листом поднимаются ещё не печёные лепёшки. Одну Гюльнара ворочает в духовке.
– На продажу? – кивает Алексей на полуфабрикаты из теста.
– Нет-нет, – немного смущаются сёстры, – сами будем кушать.
В соседнем доме нас ждёт знакомая картина: кусок коридора с окном отгорожен фанерной стенкой. Стучаться приходится осторожно – дверь колыхается, как простыня на ветру. Открывает бодрый чернявый мужик. Представляется: Закир Мирзоевич, 61 год, живёт с 19-летним сыном и женой. Сын учится, жена торгует на рынке зеленью. Он дома сидит, говорит, лук чистит. Комната – полтора на три метра, две трети из которых занимает топчан. Три тысячи рублей в месяц за жизненное пространство.
– А у сына общага? – уверенно спрашивает «Иркутский репортёр».
– Нет, сын с нами спит.
– Как это? – растерянно спрашивает «Иркутский репортёр», а Закир неожиданно подмигивает и отвечает:
– А вот так. Сын уходит по расписанию – и мы с женой по расписанию спим.
Расставаясь, Алексей говорит:
– Мы проводим постоянные рейды с УФМС, выявляем, у кого документы не в порядке. Не так их уж и много – до десяти человек бывает за раз. Но люди они тихие и законопослушные.
Мы идём по третьему административному участку. Впереди – халяльная продуктовая лавка и мечеть. Проходим мимо кафе «Бураро» (мясо в своих кафе они действительно готовят лучше всех). Обычный мусульманский квартал по соседству с иркутским «Чайна-тауном». Наглядное доказательство того, что Иркутск – город многонациональный.
