Криминальной столицей Приангарья до начала 1990-х годов был Иркутск. В то время лидирующее положение в местной преступной среде занимали грузинские «авторитеты», так называемые лаврушники, во главе с осевшим в Иркутске после освобождения из тулунской спецтюрьмы вором в законе Махо (Ильёй Симония) и зачастившим в Сибирь Скотом Тбилисским (Паатой Гудашаури). Кавказцы, повсюду ставившие своих наместников, занимались созданием областного общака (воровской казны) и развивали криминальный бизнес: вывозили лес и дефицитные в те годы автомобили, которые приобретались мошенническим путём по целевым чекам.

Войну лаврушникам тогда объявил один из самых авторитетных российских законников – Вячеслав Иваньков по кличке Япончик, отбывавший наказание как раз в Иркутской области, всё в той же тулунской тюрьме. Именно для того, чтобы потеснить кавказцев с занятых ими в Приангарье позиций, он и короновал освободившегося в 1989 году славянского авторитета Александра Моисеева, жителя Братска. Мася с ходу отстранил от дел Эмчика, которого Махо поставил в Братске на положение, после чего началась открытая война между славянским и грузинским кланами. Центр преступного движения переместился из Иркутска в Братск.              

В 1991 году в Братске был создан отдел Восточно-Сибирского регионального управления по борьбе с организованной преступностью (ВС РУБОП), который возглавил полковник Леонид Фурсов. Бывший моряк из Одессы, оказавшийся в милицейских рядах по комсомольской путёвке, прибыл в криминальную столицу Сибири по распределению Киевской высшей школы МВД. Отдел по борьбе с мафией, который он в Братске создавал с нуля, вскоре стал самым сильным подразделением ВС РУБОП. «Мы работали, как в тылу противника, – вспоминает Фурсов. – Многие руководители местных органов власти и особенно территориальных отделов милиции были просто подвязаны к лидерам организованной преступности. Перспективных уголовных дел в отношении членов криминального сообщества хватало, но они лежали мёртвым грузом, им не давали хода. Наше подразделение заявило о себе после того, как было раскрыто убийство вора в законе Александра Моисеева».

Жизнь и смерть «по понятиям»

Бывший руководитель отдела ВС РУБОП полковник милиции Фурсов называет первого братского вора-законника профессиональным преступником. Мася с малолетства состоял на учёте в детской комнате милиции как хулиган и мелкий, но дерзкий грабитель. Первую судимость он получил в 1974 году в возрасте 16 лет. Полтора десятка лет после этого почти безвылазно провёл в местах лишения свободы. Во время последней отсидки был назначен смотрящим в СИЗО Братска. А после освобождения сразу занял почётное место в сообществе блатных, особенным авторитетом пользовался среди местной молодёжи. «В его бытность многие молодые жители Братска пополнили преступный лагерь, – рассказывает полковник милиции. – Мася мог очень убедительно говорить о романтике блатной жизни, он умело ломал психологию молодёжи. Это были годы, когда подростки после школы предпочитали идти в рэкетиры, считая такую «профессию» наиболее престижной».

По характеристике Леонида Фурсова, первый руководитель братского преступного сообщества был очень импульсивным и нередко впадал в агрессию. Разбирая споры коммерсантов и конфликты братвы, например, мог сорваться и перейти на мордобитие. Возможно, такая неуравновешенность объяснялась пристрастием Моисеева к наркотикам: он употреблял опиаты – кололся ханкой. Это и сгубило смотрящего в возрасте 33 лет. 

Поздним вечером 10 июня 1991 года «авторитет» Сергей Попов по кличке Поп, к которому Мася приехал домой за очередной дозой наркотика, заложил ему в машину смертельный груз. За рулём «Жигулей», на которых ездил положенец, сидел его личный водитель, по совместительству телохранитель Мацак. Он уже отъезжал от дома, когда в дверях появился Поп с картонным ящиком в руках. «Постой! – крикнул он положенцу. – Ты же к братве в СИЗО собрался, передай вот грев. Тут конфеты». Вор, будучи под кайфом, лишь кивнул на заднее сиденье автомобиля: «Поставь сам». Коробка, в которой под слоем шоколадных конфет лежала противотанковая мина с часовым механизмом, оказалась прямо за спиной Моисеева. Через 15 минут его разорвало на части. Преступники рассчитали, что за это время машина выедет из Падуна в лесную зону и никто лишний не пострадает. Буквально за минуту до взрыва  автомобиль Моисеева разъехался с рейсовым автобусом. «Жигули» отлетели на 40 метров по ходу движения и разлетелись вместе с телами водителя и пассажира на мелкие кусочки. На часах было около полуночи.  

Неслабое звено 

– Сотрудники нашего подразделения работали сутками, криминогенная ситуация тогда в Братске была очень тяжёлая, – рассказывает Леонид Фурсов. – И так вышло, что убийство Моисеева я проспал. Меня не могли поднять, чтобы выехать на место преступления: звонили, приезжали домой – но я после нескольких суток, проведённых на ногах, просто отключился. Так что останки Маси, которые были раз-бросаны в радиусе 100 метров от эпицентра взрыва, я увидел утром уже в катафалке. По-человечески жаль было его вдову и мать: хоронить им пришлось бесформенные куски. 

Леонид Фурсов вспоминает, что все тогда были уверены: заказное убийство не будет раскрыто. Коллеги из правоохранительных органов при этом исходили из того, что подобные преступления, тем более в отношении вора в законе, очень серьёзно готовятся. В преступной же среде родилась версия, что с Масей расправились сами сотрудники РУБОП и ФСБ. До того он им якобы надоел. В местной газете «Красное знамя» появилась даже статья на эту тему. И, действительно, уголовное дело по факту убийства было вскоре приостановлено за отсутствием подозреваемых. 

– Только в мае 1992-го, почти через год, у нас появилась информация о причастных к этому преступлению людях, – рассказывает Фурсов. – Я получил её оперативным путём – от своего источника, который находился в братском СИЗО. В то время там сидел под стражей один умелец, собиравший взрывные устройства. Как нам удалось выяснить, он приложил руку и к адской машинке, использованной для убийства Моисеева. Я доложил начальнику ВС РУБОП Егорову о том, что появилась реальная возможность раскрыть убийство вора в законе. Попросил помощи, поскольку в преступлении могли участвовать и сотрудники местных правоохранительных органов. Из Иркутска нам в помощь прибыла группа, возглавляемая начальником межрегионального отдела ВС РУБОП Александром Эдельманом.

Опытным сыщикам предстояло выбрать из круга подозреваемых самое слабое звено: того, кто дал бы признательные показания и смог рассказать о роли всех причастных к этому преступлению. Константин Гладышев, на которого пал выбор оперативников, долго не открывал квартиру, боялся – и, конечно, не только  милиции. Но, когда его задержали, он действительно дал показания, на основании которых были собраны доказательства и взяты под стражу остальные причастные к преступлению. Скрыться удалось только лидеру группировки, организатору убийства Моисеева по кличке Андрейчик, который был близкой связью грузинского вора Махо. 

Как выяснилось в ходе следствия, операция готовилась основательно. В коробке из-под конфет находилась не только противотанковая мина с часовым механизмом. Для подстраховки туда заложили ещё и самодельное взрывное устройство с дистанционным управлением. Изготовил его для братвы некий Александр Воробьёв, причём несколько образцов, поскольку во время испытаний его бомбы-самоделки срабатывали через раз. 

Роль Гладышева заключалась в том, что он, сопровождая машину вора на некотором расстоянии, должен был нажать кнопку, запускающую самодельное взрывное устройство. Однако самоделка в ответственный момент опять не сработала. Зато противотанковая мина, по версии следствия заложенная Попом, не дала сбоя.

«Слабое звено», как утверждают бывшие сыщики, оказалось на поверку не таким уж и слабым. «Парень проявил характер: это ведь не просто – пойти против мафии, – говорит Александр Эдельман. – Нам пришлось его скрывать и от подельников, и от противоборствующего клана. Даже в тюрьме он сидел под чужим именем. Если бы члены преступного сообщества узнали, что он сидит за убийство вора в законе, его бы, наверное, растерзали. Позднее мы забрали паренька из СИЗО и прятали в разных местах, но угроза, что его достанут длинные руки мафии, всё же оставалась». 

И тогда сыщики решились на нестандартный ход: переговоры с Япончиком, стоявшим у руля преступного сообщества. Александр Эдельман  поехал к нему в тулунскую тюрьму и попросил дать команду не трогать участника  преступления до суда, обещая доказать вину убийц и довести уголовное дело до приговора. Вячеслав Иваньков дал слово вора и сдержал его – ему нужны были аргументы в борьбе с кавказцами. 

Так Константин Гладышев, на которого милиционеры делали ставку как на «слабое звено», стал  главным свидетелем обвинения на судебном процессе. По мнению Эдельмана, он оказался не самым опасным злодеем – скорее, жертвой россказней о романтике блатной жизни. В суде Гладышеву зачли содействие следствию и дали условный срок – наказание ниже низшего предела. «А в принципе, – говорит полковник Эдельман, – парень, по-моему, заслужил медаль за мужество». 

Несун в погонах

По словам Леонида Фурсова, заказное убийство вора могло быть раскрыто намного раньше, если бы военнослужащие дислоцирующейся в Братске дивизии, направо и налево торгующие боеприпасами и взрывчаткой, не дали на следствии ложную информацию, чтобы сохранить честь мундира. В ходе следствия выяснилось, что заведующий складом инженерных боеприпасов Дмитрий Павлов похитил четыре противотанковых мины ТМ-46, десяток минных управляемых взрывателей, бикфордов шнур, несколько десятков детонаторов и сбыл их оптом за 7000 рублей преступной группировке. Прапорщик даже провёл для своих покупателей ликбез: научил их пользоваться этим смертоносным «товаром». Конечно, он не знал в точности, где будут использованы проданные им мины. Преступники выдали ему другую версию: они собирались якобы глушить рыбу. 

Этого несуна и попытался вывести из-под уголовной ответственности старший по званию – подполковник Вовченко. Как специалист по инженерным боеприпасам, он был приглашён наутро после убийства для участия в осмотре  места преступления. В своей справке он указал, что для взрыва машины использовалась народно-хозяйственная взрывчатка типа аммонита, аммонала или тротила в количестве примерно 8 килограммов. 

– Меня долго мучило расхождение этого заключения со следами на месте взрыва, – рассказывает Леонид Фурсов. – Народно-хозяйственная взрывчатка безоболочная, она разрывает в клочья. А на месте преступления остались чёткие следы в виде окружностей. Но я не мог даже предположить, что подполковник, покрывая прапорщика, решится на прямую дезинформацию. Пока не взял в руки учебное пособие по минам и не изучил его от корки до корки. А подвигла меня на это, можно сказать, случайность. 

В начале 1990-х годов в Братском районе начали расформировывать воинские части. Милиции приходилось частенько изымать у мирного населения различные боеприпасы, гранаты. Но блюстители порядка и сами имели смутное представление, как обращаться со всем этим добром. Тогда Леонид Фурсов, по его словам, обратился за помощью к начальнику военной контрразведки Анатолию Бибко: попросил рекомендовать специалиста по инженерным боеприпасам и провести для сотрудников милиции учёбу.

– И вот мы сидим в классе, слушаем лекцию. Со сном боремся. Но когда лектор дошёл до устройства противотанковых мин и стал демонстрировать следы, которые оставляют их сопла, – куда только сон у меня подевался! Я сразу понял: именно здесь и зарыта собака, раскрытие убийства вора надо начинать с похода в дивизию. 

Уже изобличённый преступник на допросе рассказал, что, продав группировке 4 противотанковые мины со своего подотчёта, составил фиктивный акт их использования на братской ТЭЦ-7. Специалисты  ТЭЦ допустили просчёт при строительстве и обратились в дивизию за помощью: хотели взорвать с помощью противотанковых мин фундамент здания.

– Когда тебе стало известно об убийстве Моисеева? – спросил Фурсов  ушлого прапорщика, когда тот был задержан и припёрт доказательствами к стенке.

– На следующий день после убийства, – признался тот. – Ко мне на склад пришёл подполковник Вовченко и рассказал, что был на месте преступления. «Если там наши мины сработали – берегись», – пригрозил он мне. 

Хотя специалист дал следствию явно ложную информацию, сам он, конечно, нисколько не сомневался в происхождении орудия преступления.

По следам уголовного дела № 6855

Я тщетно пыталась разыскать уголовное дело № 6855, содержащее материалы по убийству вора в законе. В архиве Иркутского областного суда узнала, что уже после оглашения обвинительного приговора оно было передано в прокуратуру для доследования в отношении одного из подсудимых – Сергея Попова. Но после реформирования прокуратуры, выделения следствия в самостоятельную структуру следы уголовного дела  затерялись. 

Попова долго не могли задержать, он скрывался. А когда всё-таки взяли, отказался давать показания. Леонид Фурсов рассказывает, что не раз беседовал с задержанным откровенно, пока тот находился в СИЗО Братска. По мнению полковника, Поп был убеждённым сторонником грузинской воровской идеологии, относился к теоретикам этого движения. И до последнего часа ожидал от кавказских законников помощи, спасения от уголовной ответственности, поскольку те не раз заверяли, что могут «решить любой вопрос». «Сергей Попов говорил мне, что даст показания только тогда, когда будет полностью уверен, что воры не придут к нему на помощь, не попытаются его вытащить, – рассказывает Леонид Фурсов. – Он обещал дать показания в суде». 

Но до суда Поп не дожил. Он умер в иркутском СИЗО в январе 1994 года, за несколько дней до начала судебного процесса. Согласно заключению судмедэкспертизы, причиной смерти стала тупая травма живота. В убийстве Попова, который был мастером спорта по дзюдо, обвинили трёх его сокамерников, один из которых вскоре повесился в одиночке.  

Дело в отношении Сергея Попова областной суд поначалу прекратил в связи с его смертью, но адвокат обжаловал это постановление в Верховном суде России. Он требовал реабилитации своего подзащитного, прекращения уголовного преследования в отношении него за отсутствием состава преступления. И Верховный суд удовлетворил ходатайство защитника: отменил постановление областного суда и направил дело на рассмотрение по существу. Однако вердикт Попову не вынесен до сего дня. 

Как и Андрейчику, который всё ещё находится в розыске. Материалы по прапорщику Дмитрию Павлову были выделены в отдельное производство. Расследованием дела в отношении него занималась военная прокуратура. Военнослужащий получил 5 лет усиленного режима. 

Король умер, да здравствует король!

После убийства Маси было достаточно сложно контролировать ситуацию в городе. Чтобы не допустить кровавых разборок, оперативники пошли на нетрадиционные методы «профилактики» преступлений. Руководители местного подразделения ВС РУБОП и криминальной милиции Братска пригласили на встречу лидеров преступных группировок и провели с ними беседу. Была достигнута договорённость, что, если будут установлены причастные к убийству Маси, «авторитеты» воздержатся от сведения счётов, а сообщат в милицию. Лидеры согласились, что вина убийц должна быть доказана следственным путём: кое-кто из братвы со страха мог признаться в чём угодно. «Мы, действительно, получали много анонимных звонков и проверяли всю поступающую информацию, но она не подтверждалась», – рассказывает Леонид Фурсов. 

Оперативники держали под контролем и проведение похорон вора. Они были пышными. Первоначально организаторы планировали пройти с гробом на руках через центр города. «Но мы попросили скорректировать путь процессии, и нам пошли навстречу, – рассказывает Фурсов. – Попрощаться с Моисеевым приезжали «авторитеты» со всех регионов, даже из-за границы. Если бы мы не контролировали обстановку – могло быть много смертей. В той компании горячих голов хватало, тем более некоторые лидеры употребляли наркотики – они себя-то не контролировали, не то что других».     

Леонид Фурсов говорит, что удержать порядок в городе в дни прощания с вором помог милиции главный в то время претендент на корону вора Владимир Тюрин по кличке Тюрик. «Мы с ним разговаривали, он в этом отношении гибкий, шёл на подобные контакты. Я ему говорил: «Ты тут за старшего остался. Смотри, не дай Бог». Он обещал, что похороны пройдут без эксцессов».

Убийство Маси стало толчком для того, чтобы вытеснить лаврушников из региона. Ровно через три года после смерти Моисеева, день в день, в Иркутске был расстрелян из автомата Калашникова Паата Гудашаури. На доме, где жил Скот Тбилисский, некоторое время даже висела мемориальная доска, снятая по требованию жителей. Махо на воровской сходке в феврале 1994 года был назван развенчанным. Такое заявление сделал Владимир Тюрин, занявший после смерти Маси место смотрящего в регионе. 

Тюрик был коронован в Москве по рекомендации того же Япончика в 1993 году. Это авторитет новой формации. По словам Фурсова и Эдельмана, он уже в начале криминальной карьеры являл собой полную противоположность Моисееву. Мася одолел всего 5 классов средней школы, после чего его выгнали из учебного заведения. Тюрик окончил школу с медалью и получил высшее образование. Мася сидел на игле, Тюрик вёл здоровый образ жизни, был спортсменом и противником вредных привычек. Если один собирал вокруг себя ранее судимых, типов с наколками – «синих», как говорят блатные, то другой предпочитал общаться с руководителями крупных предприятий, завязывать серьёзные знакомства в бизнес-среде и органах власти. «Он всегда мыслил перспективно», – говорят о нём бывшие сыщики.

Новый лидер, возглавивший после смерти Маси братское преступное сообщество, вскоре уехал в Москву, затем купил виллу в Испании. Но и после выхода на международную арену он не забывал родной вотчины, которой продолжал руководить более полутора десятилетий. Сейчас Владимир Тюрин, обвиняемый испанскими властями в создании преступного сообщества на Апеннинах и легализации добытых преступным путём средств, содержится под стражей в бутырской тюрьме, ожидая решения об экстрадиции из России.