Пётр Яковлевич раскланивался со знакомыми, однако в разговор не вступал и, казалось, с большим интересом разглядывал новинки. Хозяин заведения, помогавший сегодня приказчику, выглядел очень занятым, и всё же Гаряев почувствовал на себе его взгляд, любопытный и удивлённый одновременно. Или это показалось ему?

Никто не верил, что надолго

В преддверии новогодних балов учителя танцев проводили генеральные репетиции, первоклассные мастерицы шили новые платья, но город оставался ещё на военном положении, а выборный голова – не у дел

[/dme:img_group]

С осени нынешнего, 1906 года в Петре Яковлевиче, от природы на редкость уравновешенном, стала вдруг замечаться раздражительность; он и по ночам теперь просыпался от неясной тревоги. Вставал рано, одевался с привычною тщательностью, выходил в парадное и останавливался у окна. А потом медленно возвращался в свой кабинет и оставался там, пока не появлялся кто-нибудь из гостей. 

Разъезды по городу теперь тоже стали редкими, да и сами маршруты переменились; правда, когда сворачивали на Амурскую, лошади по привычке направлялись к управе. Но на лице у Гаряева появлялось такое болезненное выражение, что кучер дёргал вожжи и экипаж стремительно проносился мимо. Этому и не удивлялся никто: ещё 29 марта нынешнего, 1906 года городской голова Гаряев был отстранён от должности – на всё время действия в Иркутске военного положения. 

Тогда многих уволили, арестовали и даже выслали из Иркутска, но шестидесятилетний Гаряев, верно служивший сначала заместителем городского головы, а затем и собственно головой, оказался к этому не готов. И только тем утешался, что военное положение долго не продержится. Собственно, об этом шептались во всех канцеляриях, называли и срок –  середину мая. После начали говорить про сентябрь, а затем и вовсе замолчали.

Гаряев довольно долго ещё сохранял внешнее спокойствие. Он и без дела не сидел – перечитал массу юридической литературы, оформил несколько новых проектов, но однажды ноябрьским утром проснулся с ощущением полной ненужности и близящегося конца. Самое же тяжёлое, что об этом было не с кем поговорить: перед коллегами он являлся всегда умудрённым опытом оптимистом, для семьи был опорой. «Нет, тут следует самому разобраться во всём», – и Пётр Яковлевич заперся в кабинете. 

«Кладите направо – человек хороший!»

«Бесспорно, что я, как и многие, ошибся в определении приоритетов, да это и немудрено – всё вокруг ещё слишком наэлектризовано, даже в братстве Святителя Иннокентия рассуждают о Государственной думе и Конституции. И совершенно неудивительно, что январские выборы в городскую думу прошли в такой нездоровой борьбе: списки «хороших кандидатов» раздавались перед самым голосованием, «ассистенты», стоя у баллотировочных ящиков, громогласно командовали: «Кладите направо – человек хороший!». В результате в гласные не прошёл и такой уважаемый человек, как Александр Иванович Виноградов, а судья Колоколов, чьей фамилии даже не было в списке, в думу попал. Но и при этом состав городского самоуправления оказался достаточно традиционным, а значит, дееспособным. И всё было бы очень неплохо, если бы мы сумели объединиться». 

Девять месяцев назад всё казалось неотвратимым, но теперь-то Гаряев понимал: надо было всем вместе идти к губернатору, убеждать, искать у него защиты перед жандармами. Надо было составить и депутацию к генерал-губернатору – человеку в этом городе новому и заведомо временному. «Нет, не составили, и вот результат: лучшие деятели арестованы, высланы, закрыто иркутское общество распространения народного образования с его замечательной Детской площадкой, театром, библиотекой, катком…»

Опять «раздавливают мерзавчики»!

Оказавшись отстранённым от должности, Гаряев на многое взглянул по-иному; так, прежде, читая заметки хроникёров о думских собраниях, он возмущался: «Опять всё перевернули, забрызгали своей злобной слюной!» – теперь же отчёты корреспондентов казались смягчёнными и непростительно краткими. 

– Ещё 1 декабря вошёл в силу запрет распивать возле винных лавок, но и сейчас, десять дней спустя, остаётся он мёртвой буквой, – не выдержав, сообщил он жене за обедом. –  Нынче утром я специально сделал по городу круг и видел, как на Малой Блиновской и на углу 3 Солдатской и Графо-Кутайсовской «раздавливают мерзавчики». 

Удивлённая непривычным пассажем, супруга немного подумала и попробовала сменить тему:

– А что, Пётр Яковлевич: печатники в самом деле объединились и теперь открывают типографию на паях? Подъёмное ли это дело при их маленьком складочном капитале?

– И вовсе не капитал там главное, а попытка обойтись без наёмного труда, то есть, собственно, без «эксплуатации». Представь: собираются отдать всё на откуп пресловутому большинству, а истинных управленцев отправить за борт! Ересь, ересь чистой воды!

Скромное покушение на городскую смету

Видя, что муж ещё более огорчился, Гаряева подступилась с другой стороны – рассказала о намеченной на 30 декабря лотерее в пользу добровольного пожарного общества. И Пётр Яковлевич охотно переключился, живо принялся обсуждать, какие вещи отдать им для розыгрыша:

– Может быть, сервиз – из тех, что мне надарили на 60-летие?

Сервиза госпоже Гаряевой было жаль, но в конце концов настроение Петра Яковлевича оказалось дороже. «Не грех и «добровольцам» помочь после того, что мы с мужем уже сделали для полицейских пожарных команд», – решила она, не без гордости вспоминая событие девятимесячной давности.

Тогда в «Иркутских губернских ведомостях» появилась статья со скучным названием «К вопросу о страховании пожарных». Сначала Гаряева попросту пропустила её, но, вчитавшись, обвела синим карандашом и немедленно показала мужу. Безымянный автор негодовал, что ни один из иркутских пожарных не имеет гарантий на случай увечья или смерти, и решительно требовал, чтобы город всех немедленно застраховал – за собственный, разумеется, счёт.

– Нынче кто только не покушается на городскую казну, – устало заметил Гаряев, прочитав первые два абзаца.

– Но там дальше говорится, что расходы вовсе не велики – не более 315 рублей в год за всю местную команду, включая и брандмейстера. 

Остаток вечера Пётр Яковлевич посвятил изучению страховых таблиц общества Голубого креста, созданного при Российском Императорском пожарном обществе. Но до ближайшего заседания думы оставалось, как минимум, две недели, и утром, едва появившись в управе, он снова сел в экипаж и отправился в Общество взаимного страхования имущества от огня. Разговор получился удачным, хоть и непродолжительным, и уже следующий номер «Иркутских губернских ведомостей» сообщил: местное Общество взаимного страхования имущества от огня приняло на себя все расходы по страхованию городских пожарных. 

В день свадьбы жених оказался арестованным

Вспомнив об этом удачном предприятии, Гаряева необыкновенно взбодрилась:

– Вот кончится этот затянувшийся год, – уютно улыбнулась она, – и вместе с ним уйдут все неприятности. И всё будет как прежде, – она чуть вопросительно посмотрела на мужа. Пётр Яковлевич кивнул, хотя знал, что как прежде не будет уж никогда. Но он знал и другое: военное положение всё равно снимут, прекратятся аресты и высылки – может быть, ещё в этом году. 

В самом деле: неделя после одиннадцатого декабря показалась Горяевым спокойной, но девятнадцатого газета «Сибирь» разразилась мрачным анекдотом: «Господин Нодельман, бывший издатель «Байкальской струи», женился на госпоже Зеликсон. Родителями невесты были сделаны соответствующие хозяйственные приготовления, однако в ночь на 16 декабря Нодельман был арестован и препровождён в иркутский тюремный замок. Администрация уважила просьбу родителей невесты – освободила Нодельмана на два часа, для венчания.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников библиотеки Иркутского государственного университета.