– Вы по образованию инженер-экономист в машиностроении, а в «Иркутскэнерго» пришли после преддипломной практики. Получается, что энергетиком вы оказались в силу обстоятельств? 

– Когда я пришёл в «Иркутскэнерго», первые годы не был энергетиком в прямом смысле этого слова, не занимался вопросами, связанными с энергоснабжением. Работал в энергосбыте, с потребителями в части финансовых расчётов. Уже потом постепенно пришло ощущение, что стал энергетиком. 

– Вы работаете в «Иркутскэнерго» непрерывно с того момента, как пришли из университета?  

– Да. Вернее, тогда это был не университет, а Иркутская государственная экономическая академия. А поступал я в Иркутский институт народного хозяйства, который потом стал академией, сейчас это уже Байкальский государственный университет экономики и права. 

– Выбор вашей работы и определило то, что вам посчастливилось или, наоборот, не посчастливилось учиться во время политических преобразований в стране?

– Так и есть, ведь в институт я поступил ещё в СССР, а закончил уже в ельцинской России. Во время учёбы мы с однокурсниками проходили практику на ведущих машиностроительных заводах Иркутска; если вы помните, наш город вообще славился машиностроением. А перед выпуском, когда нужно было проходить преддипломную практику, наши базовые предприятия уже превратились в торговые центры и офисы. Тогда у меня отец работал в «Иркутскэнерго», и он мне предложил пойти на производственно-ремонтное предприятие компании, по сути, её собственное машиностроительное подразделение. Я прошёл практику, но судьба распорядилась так, что там не остался, а попал в энергосбыт (в тот момент – «Пред-приятие государственного энергетического надзора и сбыта энергии «Энергонадзор» производственного объединения «Иркутскэнерго». – «СЭ»). Там постоянно занимался какими-то новыми  направлениями. Первое время – спецрасчётами по налогам, так называемыми федеральными, областными и местными зачётами с бюджетами. Поскольку в девяностые годы была система взаимных неплатежей, мы приличную часть налогов фактически не выплачивали, а погашали в счёт задолженности за нашу продукцию бюджетных организаций. Этими самыми зачётами я два-три года и занимался, а потом грянул кризис 1998 года, и где-то к 2000 году все зачёты полностью прекратились, пред-приятия начали работать в нормальной финансовой среде. 

Примерно в это же время как раз начал развиваться оптовый рынок электроэнергии, появились первые, так называемые сверхплановые, конкурентные торги, которые проводились в рамках ФОРЭМа (Федерального оптового рынка энергии и мощности, просуществовавшего до 2005 года. – «СЭ»). Тогда у нас в компании даже не было специализированного подразделения, которое занималось бы ими, в энергосбыте было только два специалиста, которые вели финансовые расчёты на ФОРЭМ. И я изредка, как заместитель начальника отдела, курировал их работу и даже замещал их во время отпусков, так что с оптовым рынком я сталкивался с 1999 года.  Позднее, когда рынок уже начал развиваться и у нас увеличились объёмы продаж на нём, Сергей Сергеевич Есапов, в то время директор энергосбыта – заместитель генерального директора «Иркутскэнерго» по сбыту, вызвал меня и поручил создать отдел оптовой торговли электроэнергией, который назвали отделом по расчётам на ФОРЭМ. Тогда мы начали централизованно работать по всем аспектам рынка, и это решение впоследствии оказалось правильным, и наш отдел разрастался параллельно со становлением рынка. И когда в 2001 году вышло постановление правительства РФ о реформировании электроэнергетики, стало ясно, что торговля на нём является ключевым направлением в реформе отрасли. Потому что в принципе «распаковка» компаний, то есть разделение на генерацию, сбыт и сети, как раз и производилась под нужды торговли, развития конкуренции и недискриминационного доступа потребителей к услугам по передаче электроэнергии. 

– Тяжело ли было набирать специалистов в отдел, который создавался с нуля? 

– А специалистов вообще не было, потому что не было самого рынка. Мы специалистами становились в процессе его создания. При его становлении брали за основу доступный зарубежный опыт, потому что там конкурентные рынки в энергетике начали развиваться лет на десять раньше, чем у нас. В России в этом плане был шанс использовать лучшую практику, которым, по моему мнению, не воспользовались.

– Вы имеете в виду, что в России взяли за основу американскую модель, которую многие специалисты считают не очень удачной? 

– Вопрос очень спорный. Многие эксперты, наоборот, считают её удачной. Модель действительно американская, но в США она не была реализована в том виде, как в России.  Наиболее близкий аналог – это рынок PGM, объединяющий северо-восточные штаты. Но тут дело не в модели рынка, а в том, что модель должна соответствовать среде. В США совершенно другая конкурентная и инфраструктурная среда, их модель была бы неработоспособна в России, поэтому она и подверглась серьёзным изменениям, пришлось идти на компромиссы. А в результате компромисса рождается нечто, удовлетворяющее всех понемногу, но не достигающее первоначальной цели. 

– На ваш взгляд, в чём недостатки российского рынка электроэнергии? И есть ли у вас какой-то рецепт, как от них избавиться?  

– Есть два основных недостатка, которые накладываются друг на друга и порождают неэффективность рынка. Первый заключается в том, что у нас технологически неразвитая среда. Это в первую очередь касается сетевой инфраструктуры, из-за которой электрические станции не могут конкурировать между собой. Большинство из них нельзя остановить, если они неконкурентоспособны на рынке, так что они вынуждены работать при любых затратах. Дело в том, что многие станции находятся в определённом достаточно изолированном энергоузле, и обеспечить передачу тока надлежащего качества и в надлежащих объёмах от других электро-станций без их работы невозможно. Подтверждение тому нам показало само же правительство РФ в лице Федеральной антимонопольной службы. Когда был объявлен конкурентный отбор мощности на 2011 год и всю энергосистему разделили на 29 зон свободного перетока электроэнергии, ФАС признала, что в 26 из них нет конкурентной среды, и поэтому в них был введён предельный уровень цен на мощность. Остались три зоны, в том числе Сибирь. Однако совсем недавно мы получили постановление правительства, по которому предельные цены введены и у нас. Второй недостаток в том, что в России очень большая степень регулирования рынка со стороны государства, и, самое главное, это касается регулирования «рыночных» цен. Получается, что, с одной стороны, отсутствует необходимая инфраструктура и конкурентная среда, с другой стороны, государство сдерживанием цен и другими ограничениями не позволяет ей развиваться. Существуют две принципиально разные модели рынка: свободная конкуренция и полное регулирование бизнеса (ФОРЭМ, например). Обе эти модели сами по себе рабочие, дееспособные, несмотря на то, что у каждой есть свои недостатки. А наша энергетика застряла где-то посередине. С одной стороны, у нас продекларирована свобода рынка, в основу торговли приняты действительно свободные механизмы – тот же конкурентный отбор мощности. С другой стороны, государство, понимая неразвитость инфраструктуры, регулирует рынок грубыми методами. И получается, что инвесторов не особо привлекает декларируемый «свободный» рынок и конкуренция не развивается.

– Можно ли избавиться от этих недостатков и как это сделать? 

– Конечно. Первое, что нужно сделать, – это убрать избыточное ценовое регулирование. Отдать цены воле рынка, при этом, безусловно, как и на всех развитых энергорынках, нужно установить предельные цены, но не как действующие у нас сейчас – на уровне ниже регулируемых цен трети электростанций. А регулирование рынка сохранить  исключительно антимонопольным, то есть пресекать картельные сговоры, устанавливать правила недискриминационного доступа потребителей к сетям и свободу выбора поставщиков. Для этого не надо усложнять правила, они, наоборот, упростятся! Потому что те правила, которые есть сейчас, сложившиеся из-за слияния регулируемого и нерегулируемого секторов и различных псевдорыночных механизмов, очень сложные. И часто многие инвесторы просто не понимают, как работает рынок, а это ограничивает развитие конкуренции и приток недорогих инвестиций. Второе – нужно централизованно развивать сетевую инфраструктуру. Для нас в первую очередь важно развитие сетевых связей Сибири с Уралом и европейской частью России, чтобы были неограниченные перетоки электроэнергии. Также необходимо развивать сетевые связи Иркутской области с Республикой Бурятия и Красноярским краем. Но для этого нужны бескомпромиссные решения федерального правительства.

– Даже в таких сложных условиях вас в 2006 году признали лучшим энерготрейдером России. По каким критериям проходил отбор, с кем пришлось конкурировать? 

– Скажем так: это премия профессионального признания. Победителя определяют сами энерготрейдеры по результатам опроса. И критерий тут один, я бы описал его так: степень влияния на умы других энерготрейдеров.  К сожалению, я отсутствовал при определении победителя и вручении премии, потому что это произошло на Первом профессиональном форуме энерготрейдеров, а нам в то время приходилось очень много работать с электростанциями при запуске новой модели балансирующего рынка, и мы его не смогли посетить. 

– Какие качества нужны энерготрейдеру?  

– В первую очередь, мы считаем, что у человека должно быть базовое энергетическое образование. По крайней мере, у того трейдера, который работает в генерирующей компании, в энергосбыте требования могут быть ниже. Базовое энергетическое образование выгодно в том плане, что обучать энергорынку человека всё равно придётся с нуля, но это намного быстрее получается, если человек знает технический аспект работы энергосистемы. Базовое энергетическое образование – это тот фундамент, на котором мы уже строим знания ценообразования и правил торговли. Поэтому, когда мы набираем сотрудников, то отдаём предпочтение студентам энергетического факультета политеха (Иркутского государственного технического университета. – «СЭ»), а если есть выбор – тем, кто специализировался на тепловых электростанциях. 

– Почему именно на них?

– Потому что тепловые станции требуют большего внимания. ГЭС участвуют в рынке, так скажем, по упрощённым правилам. 

– А какие личные качества важны для энерготрейдера?  

– Безусловно, основным являются аналитические способности человека. Потому что регламенты рынка, принципы формирования цен и расчёта объёмов написаны весьма и весьма специфическими математическими формулами, они требуют глубокого анализа. При этом регламенты и формулы плодятся в геометрической прогрессии, и для того, чтобы во всём этом огромном количестве бумаг, фраз и формул увидеть суть рынка, требуются неординарные аналитические данные. Но при этом наши специалисты должны быть разносторонними, мы ведь не только занимаемся регламентами, но и работаем с потребителями, ведём переговоры. Нужно умение договариваться и «пробивать» глухую бюрократию инфраструктурных организаций оптового рынка. Поэтому, конечно же, трейдеры должны быть очень разносторонними. 

– Раз уж мы затронули потребителей, в какой степени их коснётся передача цен на откуп рынка, которую вы предлагаете? Справедливо ли это для них? 

– Это очень широкий экономический вопрос. У нас в России почти все цены отданы на откуп рынку. И раз уж мы говорим, что выстраиваются рыночные отношения в энергетике, то без свободного рынка это невозможно. И если ситуация на нём диктует, что цена на электроэнергию должна быть высокой, и происходит это без сговора поставщиков между собой или со сбытовыми компаниями, значит, это будет правильная рыночная цена. Мы должны понимать, что при дефиците электроэнергии требуются инвестиции на развитие генерирующих мощностей, значит, её стоимость будет высокой. Если спрос и предложение сбалансированы, то цена будет находиться на среднем, приемлемом для всех уровне. Есть и прямо противоположная ситуация: если есть значительный избыток электроэнергии, например в паводок, – электроэнергия будет стоить дёшево. Это и есть рынок. Когда спрос и предложение определяют цену. 

Регулирование, при котором государство устанавливает заниженные предельные цены, тормозит развитие отрасли. При этом спрос на электроэнергию оно не ограничивает, и поэтому развитие идёт неэффективно и несбалансированно. И это очень сильно переплетается с энергосбережением, которое у нас внедряют только административными методами. То есть наверху нам говорят: «Давайте тратить меньше электроэнергии». А зачем её тратить меньше, если она немного стоит? Большинство иркутян могут при цене 62 копейки за киловатт-час тратить электроэнергию нерационально. А вот москвич или житель Европы такого себе позволить не может, потому что при действующих там ценах он видит, в какую сумму это обходится, ему выгодно вкладывать инвестиции в энергосбережение. При этом надо понимать, что мы нерационально тратим ресурс, себестоимость которого выше 62 копеек и за который другие потребители платят больше. 

– Наверное, проблема ещё и в том, что населению тяжело адаптироваться к рыночным отношениям, перестроиться после советских реалий, когда за электричество платили копейки?  

– Как раз наоборот. В советские годы электроэнергия стоила для населения гораздо больше в пересчёте по паритету покупательской способности – 4 копейки за киловатт-час, а при использовании электроплит – 2 копейки. И советское население относилось к этому ресурсу более бережливо. 

– Про вашу работу уже спросили, а есть ли у вас какие-то увлечения за её пределами? 

– У меня их достаточно много. Например, я активно играю в баскетбол и волейбол, очень люблю плавание, в детстве им занимался, вхожу в сборные исполнительной дирекции по этим видам спорта. Последнее увлечение – боулинг, в который мы активно играем последние полтора-два года. Есть и другие, неспортивные увлечения, хотя кто-то их относит к спорту. Рыбалка, пеший туризм, особенно горный. Обожаю сплавы по рекам, но, опять же, рыболовные. С семьёй это велосипедные прогулки и коньки.

– С таким набором увлечений время на работу остаётся? 

– Работа всё равно в приоритете. Но всеми видами спорта, которыми я увлекаюсь, мы командой обычно занимаемся да и в соревнованиях участвуем постоянно. Тренировка, две по выходным – это обязательно. Без этого свой отдых не представляю. Очень важно для меня, что это командные увлечения. Наверное, мы бы так часто и не собирались, если бы не ответственность перед командой. Потому что нельзя подвести команду. Это правило распространяется и на работу.