– Сибиряки открытые и тёплые. Теплее, чем москвичи, – ответила она на вопрос, который я задал скорее чтобы начать разговор, чем получить серьёзный, развёрнутый ответ. Но мне очень понравилось определение «тёплые» по отношению к моим землякам. Кроме того, я смотрел в глаза собеседницы и видел в них больше женскую искренность, чем профессиональную вежливость дипломата. Поэтому, хоть и было не очень удобно в той ситуации, попросил разрешения включить диктофон. 

– Включайте, если вам чашка кофе в руках не мешает, – засмеялась госпожа Штайнаккер и, подождав несколько секунд, пока я возился с диктофоном, продолжила: – Но я скажу, что разница в характерах жителей столиц и провинции – это не уникальная особенность Сибири, а типичный феномен всего мира. Во всех странах, где я бывала, чем дальше от столицы, тем люди проще, искреннее. Хотя… Сибирь – это всё-таки что-то особенное. Мне просто и приятно общаться с сибиряками. Я понятно говорю по-русски? Если ошибусь, вы меня поправите?

– Конечно! – пообещал я и спросил, почему она сочла необходимым своё присутствие на форуме молодых журналистов двух стран, пишущих об экологических проблемах. В России эта тема, если судить по государственной практике, не считается особо важной. 

– Во-первых, я приехала, потому что меня интересует тема экологии, – ответила она. – Во-вторых, это всё-таки очень важное мероприятие, в нём участвует несколько немецких  организаций. Хорошо, что такие форумы проводятся ежегодно, и всякий раз в новом российском городе. Нынче вот у вас, в Иркутске. Я думаю, что многие люди в Германии интересуются сибирской природой, беспокоятся за состояние окружающей среды на Байкале…

Слушаю госпожу Гудрун Штайнаккер, а в голове крутятся воспоминания разговоров с немецкими учёными и некоторыми государственными чиновниками на конференциях в Иркутском научном центре, чаще всего в Институте географии Сибирского отделения РАН, куда учёные из Германии приезжают регулярно. Благодаря тесному и многолетнему научному сотрудничеству иркутских учёных-географов с немецкими коллегами в России утвердился и активно распространяется по странам СНГ эколого- и социально-экономический термин «ландшафтное планирование», заметно потеснивший менее ёмкий советский термин «территориальное планирование». Активное научное сотрудничество наших стран и почти незаметная разница в терминологии, на мой взгляд, уже приводит к тому, что привычное игнорирование экологической составляющей в территориальных планах развития российского бизнеса теперь считается (умными людьми, по крайней мере), как минимум, не очень приличным. Кроме того, однажды мне довелось побывать в Германии с иркутскими, новосибирскими и московскими учёными-гео-графами. Мы встречались и с немецкими учёными, которые занимаются проблемами ландшафтного планирования, и с активистами общественных организаций. Успел немного познакомиться с государственной системой охраны окружающей среды в Германии…  

Та поездка оказалась очень напряжённой: 12 часов активной работы ежедневно – это как минимум. С раннего утра до темноты продолжались бесконечные встречи, беседы, интервью. Меня многое удивило, но больше всего – экскурсия на строящуюся автотрассу. Возле одной из деревень, в чистом и ровном поле, магистраль по непонятным для меня причинам уходила в глубокую выемку. А через несколько километров так же беспричинно вновь выводилась на поверхность. 

– Здесь что, грунты плохие? – задал я тогда вопрос представителю строителей. – Зачем вы на ровном месте в землю закопались? 

– Жители потребовали! – ответил он, кивнув в сторону поселения, расположенного поодаль.

– А деревня-то при чём? – ещё больше удивился я. – Она довольно далеко. Вы же не задеваете её. 

Строитель воспринял мои слова как сочувствие и стал оживлённо объяснять.

– Да мы спорили, объясняли, убеждали. Но они (строитель без особого почтения вновь кивнул в сторону деревни) говорят, что давно живут здесь.  Привыкли видеть зелёную лужайку и лес. А автобан им ландшафт испортит. Пришлось добавить денег и спрятать дорогу в траншею, чтобы из деревни её не видно было, потому что закон обязывает нас согласовывать бизнес-планы не только с чиновниками, но и с местными жителями. 

– Чем, на ваш взгляд, можно объяснить столь разное отношение к природе в Германии и в России? – спросил я генерального консула, вспомнив фантастическое для нас объяснение немецкого строителя. И по быстрому ответу догадался, что генеральный консул тоже об этом задумывалась. 

– Ну, во-первых, у вас очень много природы. А у нас мало. У нас много людей живёт на небольшой территории. И, конечно, они сразу видят, если кто-то уничтожает природу. Туризм в Германии очень важная отрасль экономики. И люди знают, что он возможен только в том случае, если природа сохраняется. И ещё, я думаю, у нас люди так активно борются за свои парки и леса, пляжи и т.д., потому что за последние 30 лет совесть и сознание наших людей в отношении к природе стали… (Гудрун Штайнаккер чуть замялась, подбирая русское слово) стали… всеважным. 

Я улыбнулся слову «всеважно», которое придумала собеседница и которое показалось мне точным и ёмким. Но стало немного грустно от того, что в моей стране понятие «совесть» по отношению к природе частный и государственный бизнес всеважным не считает. Совесть вовсе не принимается ими и надзорными органами во внимание, потому что не является понятием юридическим.

– В диалоге с людьми часто бывает возможным найти лучшее решение, чем было запланировано вначале, – уверена Гудрун Штайнаккер. – Может быть, получится немножко дороже, но в конце концов лучше. Вот лес в Химках – это хороший пример, когда люди сказали: «Нет, мы не хотим!». Я думаю, что здесь, около Байкала, экологическое сознание у людей развито больше, чем в других местах России, и даже больше, чем во всей Сибири. Потому что люди здесь живут в природе, а Байкал – это что-то абсолютно уникальное.

– Вы знакомы с Байкалом?

– Да-да. Четыре года тому назад я две недели путешествовала по Байкалу. 

– Довольно много людей в нашей области и в соседней Бурятии полагают, что на побережье Байкала можно жить в основном за счёт туризма. Они считают важным развивать здесь экологический туризм, который, как они думают, защитит озеро от промышленной экспансии. Но ни государство, ни представители частного туристического бизнеса не спешат вкладывать деньги в обустройство побережья. И не потому, что кто-то запрещает. Государство, на словах по крайней мере, обещает даже создать особые экономические зоны для поддержки частного туристического и рекреационного бизнеса и улучшения инвестиционного климата. Но люди, у которых есть деньги, всё равно не считают нужным вкладывать их в развитие туризма. На ваш взгляд, что сегодня сдерживает инициативу инвесторов? 

– Это трудный вопрос, – после некоторых раздумий призналась генеральный консул. – Я не могу сейчас точно сказать, что именно сдерживает инвесторов. Я вижу только, что они не вкладывают средств. Но формирование туристического бизнеса – процесс длительный. За три-пять лет его создать невозможно. Если вы хотите развивать хороший экологический туризм, то нельзя спешить. Нужны хорошие планы на 10–15 лет, и, я думаю, необходима поддержка других государств. Нужен очень хороший план и эффективный контроль, чтобы люди делали не так, как им захочется, а как написано в плане. 

Под часто произносимым словом «план», как понял я из общего контекста нашего разговора, Гудрун Штайнаккер подразумевает необходимость создания детальной, подробной комплексной программы развития Байкальской природной территории, прописанной до мельчайших деталей. Именно такая программа, по её убеждению (и по моему тоже), могла бы стать основой экономического и социального развития байкальской природной территории при гарантированном сохранении уникальности экосистемы. Но как избежать ошибок, закладывая  первооснову туристического бизнеса?

– Они (организаторы рекреационного бизнеса на Байкале) могли бы немножко посмотреть, как это уже сделано в других землях, которые похожи на Сибирь, где много северной природы и мало людей, – упредила мой вопрос собеседница. – Например, Норвегия и Швеция. Посмотрите, как они там организуют туризм. Посмотрите, как это сделано в Канаде. Германия – совсем другая страна. У нас другой туризм, потому что много людей и мало места. А норвежцы очень любят и сохраняют свою природу. Это северная страна, а туризм, между тем, у них очень важная отрасль экономики. И ещё пусть ваши специалисты пригласят сюда экспертов из тех стран, которые имеют похожую природу. Пусть посоветуются.

Я не стал спрашивать Гудрун Штайнаккер, что ей понравилось на Байкале четыре года назад, но заставил серьёзно задуматься, спросив, что ей не понравилось и что во время путешествия мешало насладиться природой в полной мере.

– На озере хоть и прекрасная природа, но во многих местах, даже самых отделённых, был мусор. Наше путешествие было организовано маленькой фирмой из Бурятии, которая занимается защитой природы. И они сказали, что каждую осень здесь проводятся акции по сбору мусора. А лучше бы было, если бы люди вообще не бросали мусор. Да? 

Гудрун Штайнаккер сделала паузу. Она вопросительно и внимательно смотрела мне в глаза. Думаю, не столько в ожидании подтверждения своей мысли, сколько пытаясь понять, не обидела ли меня, честно сказав о замусоренности побережья. Но, поверив, что я действительно хочу получить правдивый ответ, смущённо добавила: 

– И ещё тогда в нашем катере инфраструктура была немножко скромная. Но я слышала, что сейчас уже лучше.

Слово «инфраструктура», без которой серьёзного туристического бизнеса быть не может, моя собеседница произносила не раз, толкуя его несколько шире, чем привыкли мы. В этот раз, как я понял, она имела в виду элементарные бытовые удобства, которых на маленьком катере скорее всего не было вовсе.

– Всё другое было очень приятно, – облегчённо улыбнулась госпожа Штайнаккер, закончив трудный для дипломата разговор о недостатках. – Мы были в Усть-Баргузине и всей группой – 12 человек – жили у одной семьи. И ещё мы путешествовали по Забайкальскому национальному парку. Здесь можно развивать туризм. Мне кажется,  Байкалу не нужны дорогие отели в пять звёзд и десять этажей. Пусть всё будет невысокое, из дерева. Люди, которые едут так далеко, готовы платить деньги за настоящую природу.

Мы говорили довольно долго. И темы были разные, хотя все – о природе. На прощание генеральный консул пожелала «Иркутску и региону процветания и всего доброго». Высказала надежду «ещё много раз посетить его». А потом, чуть подумав, добавила: «У вас есть что сохранять и поддерживать. Ваша природа – это действительно богатство. Богатство не только региона, но и всего человечества. Учёным надо говорить об этом с политиками. Это гораздо больше, чем просто ресурс».