Списанные скалы
У государства нет денег для сохранения Шишкинских писаниц
«Чудо России» – так называют Шишкинские писаницы в Интернете. И тут же дают подробную схему, как проехать к чуду. Знаменитый археологический объект под Качугом, тянущийся более двух километров, «записанный» тремя тысячами древних рисунков, стал жертвой своей популярности. Рядом с объектом федеральная трасса. По этой трассе подкатывают сюда любопытствующие. «Командировка. Кошель», «Петров» – карябают люди поверх изображений лосей и всадников. Не боятся ни ядовитых змей, ни того, что оскверняют священное место, ни того, что это знаменитый археологический памятник. Ещё 50 лет – и дети людей, которые здесь царапали и писали, не увидят ничего. Только бессмысленные росписи.
«Люди как собаки»
258 километров от Иркутска плюс 19 километров от Качуга. Знаменитый археологический объект Шишкинские писаницы – это около двух километров древних рисунков. У сторожевого домика бегает звонкая, как колокольчик, собака. Нам навстречу вышел сторож Алексей Козлов, бывший прораб Ленского совхоза. «Я на объекте четвёртый год. Сюда-то, ко мне, редко кто заезжает, – говорит он. – Разве спросят, где писаницы». Алексей с напарником меняются через неделю. Сторожат, убирают мусор, ловят рыбу. «Место тут красивое, по весне со скал талый снег идёт, рядом такой водопад. Ниагаровый», – улыбается сторож Алексей.
«Я где-то раз в полтора-два часа писаницы обхожу, – рассказывает он. – Чем чаще там бываешь, тем лучше. Народ видит, что кто-то есть, и побаивается. Отдыхающие да дальнобойщики останавливаются, ну и так, по выходным ездят посмотреть эти рисунки, туда-сюда. Мусор собираю, смотрю, чтобы шибко не лазили по скалам. Вон бочка стоит и мусорный ящик, так они рядом сядут, нет чтобы два шага сделать, сбросить. Кидают тут же. Некоторые с гонором таким: «Мол, чего ты тут ходишь? Тебе выпить или пожрать надо?». Я говорю: «Если хотите, я могу вас сам угостить». Раньше как бывало? Молодёжь построится в Качуге, приезжает сюда, подруг привозили, бардаки устраивали. Но таких всё меньше и меньше становится».
Домик содержит местная администрация, зарплату сторожам платит тоже она. Рядом с рисунками – плакат, говорящий, что подъём «строго запрещён». В аккурат рядом с ним – протоптанная тропинка наверх.
Бывает, подходишь к человеку, пытаешься его со скал снять, а оттуда маты, это тоже кому понравится?» – говорит сторож. У Алексея с напарником нет ни специальной формы, ни удостоверения. «Когда к нам приезжала комиссия, мы задавали этот вопрос, – говорит он. – Какое-то обмундирование же нам должны давать. Фотоаппарат, что ли, телефон. Рыбнадзор за рыбаками-то не бегает, он его на кинокамеру снимает, номера, всё. Потом фотографии раз – и находят. А я что могу сделать? Мне говорят: запишите номер, сообщите. А тут бывает, что и номер не успеешь списать. Да и не дозвонишься. Вот смотрите, как оно с рисунками бывает».
К примеру, если животное изображалось вертикально, то, вероятнее всего, это означало, что оно убито
На скале – две красные фигурки. Лоси или верблюды. Их тельца рассечены грубыми полосами. Кто-то процарапал ножом свою фамилию. «Каким же надо быть идиотом, чтобы это сделать, – один из наших спутников даже отвернулся. – Ни мозгов нет, вообще ничего. Нечеловеки просто!». На самом деле обычные «человеки». Только подними голову – всё плотно исписано: «Командировка. Кошель», «Братск 1969», «Маша и Наташа», «1950. Педуч. экскурс». «Учителя же, грамотные», – с сарказмом заметил наш спутник.
– Люди как собаки, – философски ответил сторож Алексей, поднимая с земли бумажку. – Та бежит, ногу поднимет, место пометит. А тут соревнуются, кто лучше подпись оставит.
– Были случаи, когда их ловили за руку?
– Да это бесполезно, не отучишь. Оно как получается: идёшь наперекор людям, они на вред делают. Да и заметить всех трудно. Не будешь же там сутками сидеть. Это раньше пока от-кроешь краску, пока напишешь. А сейчас баллончик – секунда делов. А тут все кому не лень останавливаются. Профессора рассказывали. Тут, на Шишкино, всё возле дороги. В других местах и огорожено всё кругом, а лезут и лезут. Психология.
Каменная книга
Если вы увидите эти рисунки, то поймёте, какие они простые, трогательные, как будто рисовал ребёнок. Более полувека назад академик Алексей Окладников копировал рисунки. В 80-х годах в течение нескольких лет писаницы копировали заново. Лариса Мельникова и Вадим Николаев – ведущие археологи-специалисты по петроглифам в Иркутской области, занимающиеся этой проблемой не первое десятилетие. К ним мы обратились за разъяснениями, что же такое эти писаницы. «Основные мысли, высказанные академиком Окладниковым, подтверждены и сейчас, – говорит археолог, кандидат исторических наук Лариса Мельникова. – Однако какие-то моменты переосмысляются».
Наиболее известные рисунки Шишкино – это изображения лодок, которые академик Окладников назвал «лодками, плывущими в страну мёртвых». «То, что эти лодки уносили в страну мёртвых, подтверждается погребальными комплексами неолитического времени, – говорит Лариса Мельникова. – К примеру, в Верхнелен-ском могильнике могилы выложены из камня в виде лодки, умершего клали головой вниз по реке, он как бы «уплывал». Но мне кажется, что в лодках не души умерших, как думал академик, а всего-навсего шаманы, которые проводили обряд погребения, о чём и говорит их раздвоенный головной убор».
Рядом с «лодками мёртвых» до сих пор видно изображение «фантастического хвостатого чудовища с длинной, как у крокодила, широко раскрытой пастью». Алексей Окладников считал, что это восточное чудовище-дракон нижнего мира, пытающееся поглотить солнце или луну. Так выражался, к примеру, страх перед затмениями. «По моей гипотезе, этот рисунок восходит не к восточной мифологии с их драконами, – говорит Лариса Мельникова. – У эвенков, к примеру, солнце крал как раз лось, а космический охотник Мани преследовал его всю ночь и в итоге отстреливал солнце с рогов, возвращая его на небо. Когда мы стали разбираться в абрисе этого чудовища, привлекли зоологов, и возникла гипотеза, что это лось, но трансформированный художником «бронзы» до ужасного животного».
«Скорее всего, к скалам подпускались посвящённые, те, кто был «держателем» информации о возврате жизни в этот мир, – говорит она. – Авторов этих рисунков волновало то, что волнует все мировые религии, – проблема жизни и смерти. Петроглифы рассказывают, как живые существа рождаются на востоке вместе с солнцем и идут с востока на запад, к смерти, к закату. Есть там и контурные рисунки животных, голова которых обращена с запада на восток. Это символ цикличности жизни и воскрешения. И на Шишкино, собственно под скалами, и на противоположном берегу Лены есть могильники эпохи бронзы. По тому, как там располагались похороненные и с каким инвентарём, можно предположить, что скалы были священные. Людей хоронили с учётом той схемы, которая и сейчас осталась в этнографии: за основу взяты стороны света и движение солнца. Младенцев хоронили в головах, подростков – с восточной стороны, как не прошедших жизненный круг. Стариков – в ногах. Все умершие лицами повёрнуты на скалы. Вероятно, эта каменная «книга мёртвых» говорила ушедшим, что они вернутся. Это место священное». Если честно, нам как-то даже стало боязно за тех, кто там расписывается. Получается, это всё равно что на кладбищенской могиле написать свою фамилию. «Зачем писать, к чему мешать умершим? Ничего хорошего в твою жизнь это не принесёт», – заметил и один из усть-ордынских шаманов, когда мы заговорили с ним о писаницах.
Как не поставили музей
Музеем Шишкинские скалы хотели сделать ещё полвека назад. В 1958 году Алексей Окладников приехал в Шишкино и пришёл в ужас: под ногами валялись разбитые рисунки. Те самые, которые несколько лет назад он любовно переводил на кальку. Когда реконструировали дорогу на Жигалово, край скалы за тогдашней шишкин-ской мельницей, вверх по Лене, взорвали. Это уже после эпопеи с созданием музея. А в 1949 году Окладников вместе с археологом Павлом Хороших предложил сделать на писаницах заповедник.
В госархиве области сохранилась тогдашняя переписка иркутских чиновников с Москвой. В 49-м году иркутяне до мелочей проработали проект Верхнеленского археологического заповедника «Шишкинская шаманка». Была составлена даже схематическая карта. Предполагалось, что скалы будут огорожены забором в 2,5 м «вдоль правого берега р. Лены на протяжении до 2,5 км, начиная в 100–120 м выше мельницы у с. Шишкино». Проект был проработан настолько детально, что уже знали, что заповедник будет иметь три здания, в том числе музей, библиотеку и семь человек штата. Даже суммы зарплат уже записали! От уборщицы до директора. В ноябре 1949 года Москва согласовала с облисполкомом строительную смету. Но в марте 1950-го из столицы пришло письмо: «Шишкинская шаманка» в госплан на 1950-й год не включена, поскольку объект РАН ещё не объявлен заповедником. А заповедником его нельзя было объявить, пока не был составлен государственный список археологических памятников. В итоге писаницы поставили на госохрану лишь в 1960 году. Про музей к тому времени уже забыли. И с тех пор Шишкино ни живо ни мертво. Рисунки уничтожаются, денег не дают, с госохраны не снимают. Только время от времени делают акты «техсостояния».
В 1980-х годах на писаницах работали специалисты Всесоюзного НИИ реставрации им И.Э. Грабаря (Москва). «Они были первыми в России, кто разработал методику консервации наскальных изображений на отечественных химсоставах, – рассказывает начальник отдела археологии службы по охране объектов культурного наследия Иркутской области Михаил Скляревский. – Методикой занималась один из сильнейших химиков России Эмма Агеева». Учёные работали на экспериментальной площадке. Сняли вандальные надписи. Открылись рисунки, которые покрыли составом. В этом году специалисты института реставрации, занимавшиеся консервацией петроглифов в бухте Саган-Заба, возвращаясь домой, заехали в Шишкино. И увидели: их состав «держит» рисунки спустя десятилетия. Но всё это может убить один мальчик с гвоздём.
«Мы несколько убирали то, что рисовал один мальчик, – рассказывает Лариса Мельникова. – Он прямо на рисунках писал свою фамилию, день, месяц, год и рисовал чебурашек. Приезжала Эмма Агеева, всё это снимала, проходил год, и летом снова появлялся мальчик». В 1990-е археологи поймали на писаницах двух детей, которые расписались на уникальной скале. Был День знаний, и учительница привезла класс «просвещаться». В итоге родители по суду заплатили штраф 7 миллионов рублей в тех деньгах. Но всё равно люди пишут. Теперь ещё и баллончиками. Мелкодисперсная краска намертво въедается в поверхность: песчаник скал как губка всё всасывает. До 2000 года реставраторы бывали на писаницах почти каждый год, потом до 2004-го – наездами, а затем и вовсе работы прекратились. Раз в пять лет служба охраны проводит мониторинг состояния памятника. «Мы устали делать технические акты», – говорит Лариса Мельникова.
Нулевая вероятность
«Честно скажу, пока у нас хватает сил только на то, чтобы не допускать варварского разрушения памятника, – сказал «Конкуренту» руководитель службы по охране объектов культурного наследия Иркутской области Виталий Барышников. – Мы достигли принципиальной договорённости с администрацией района о том, что это наш совместный объект. Местная власть за счёт своих средств содержит сторожа, и мы очень за это ей благодарны. Состояние писаниц, мягко говоря, не очень хорошее. Вандалы – это только часть проблемы. Идёт ухудшение за счёт техногенных факторов: скалы разбивают грузовики». Да мы и сами это поняли. Разговор со сторожем Алексеем длился минут двадцать, а по федеральной трассе прокатило не менее десятка больше-грузов. Ещё в 1995 году Лариса Мельникова и Вадим Николаев предлагали перенести дорогу на место старой полевой в обход Шишкино. Ответ был таким: «Дайте миллион – перенесём». Миллиона не нашлось. Зато открыли сквозной путь до Магистрального и машин стало ещё больше.
«Шишкинские писаницы состоят из твёрдых и мягких пород, это такой слоёный пирог, – говорит Михаил Скляревский. – Мягкие породы быстро разрушаются, а твёрдые, с рисунками, меняют со временем угол своего положения, а потом просто падают. А нужно-то всего за счёт простых строительных технологий укрепить их. Спасти всё ещё возможно. С 80-х годов из трёх тысяч рисунков упало, может быть, около десятка. Специалисты говорят, что основные, наиболее информативные группы ещё целы».
Шишкино не повезло: писаницы слишком популярны. Лена просто «записана» петроглифами, но не все из них известны. Да и не все доступны. «А у нас тут проходящий двор, то есть проходной», – сокрушается сторож Алексей. Иногда люди даже не понимают, что они творят. Им кажется, что скала чистая. А там – рисунки. «Некоторые из этих рисунков наносились протиркой. Человек брал камень и затирал скалу по контуру или полностью, – говорит Михаил Скляревский. – На песчанике при трении разрушаются связующие кальциты, и он становится белым на годы. Но мы, потомки, видим петроглифы такого же цвета, что и окружающий камень. Нужны специальные методы и хорошо набитый глаз, чтобы их обнаружить. Иногда просто приходится проводить рукой, чтобы понять, где граница. Хотя трогать нельзя, остаётся жировой след».
Спасти петроглифы может только ежегодное целевое финансирование в 20–30 млн. рублей, уверен Скляревский. Один квадратный метр консервации стоит около 200–300 тысяч рублей. На два километра памятника уйдёт несколько миллиардов рублей. В этом году, как и в прошлом и позапрошлом, служба подала заявку в Минкультуры на финансирование реставрации памятника. Сумма на несколько лет – около миллиарда с лишним рублей. Но удачей будет, если в 2011 году дадут полмиллиона и сюда смогут приехать московские реставраторы. «Вероятность, что наше государство вдруг выделит несколько миллиардов, нулевая», – говорит Скляревский. Виталий Барышников считает, что полноценная охрана памятника сейчас возможна только в одном варианте: если появятся инвесторы под «достаточно любопытный» комплексный туристический объект. Но инвесторов пока нет.
«Вас интересовало, что с Шишкино? Я вам говорю: Шишкино уничтожено, – уверена Лариса Мельникова. – Идёт естественный процесс развития общества, когда памятник просто никому не нужен. Я подсчитала, сколько рисунков уходит в год: от 30 до 50». Получается, пройдёт 50 лет и Шишкинских писаниц никогда уже не будет.
