Просто номер 507

Серый достался ему по случаю: кто-то из пассажиров забыл в экипаже газету (кажется, «Иркутские губернские ведомости»), из неё-то Прохор и узнал, что «на Главной Иерусалимской, в дымчатом доме напротив кладбища, продаются за ненадобностью выездная лошадь и шарабан». В тот военный 1904 год в Иркутске чего только не продавалось, и было странно, что Прохор запал на это самое объявление. Тем более что и шарабан ему был совершенно не нужен, и хорошая выездная лошадь не по карману. Но за Серого запросили немного, у Прохора даже осталось ещё на резиновые шины: с таким красавцем жёсткий ход был уже совершенно нетерпим. Да, по правде сказать, и возчик тут полагался бравый и молодой – «вышел же старый и хромой», подсмеивался над собой Прохор.

Прежде, до переезда из Красноярска, когда ноги ещё были крепкими, все величали его каменщиком Пороховщиковым – теперь же назывался он просто номером 507. И жил не в просторном доме, как раньше, а в крошечном съёмном флигеле, и даже стойло арендовал в конюшне у квартирной хозяйки.

Главное – попасть «на линию»

Место на извозчичьей бирже было, правда, у него неплохое – на Ивановской, как раз напротив торговой Пестерёвской улицы. Здесь всегда очень много народу с коробками, и лошади не застаиваются. А то ли будет ещё, ведь, слышно, здешние торговцы сбросились на дополнительное освещение и установку новых полицейских постов. Прохору не терпелось рассказать об этом жене, но Прасковья неделю уже ходила шальная и говорила об одном только водопроводе.

Сразу по приезде в Иркутск Прохор отыскал близких родственников и договорился на какое-то время поселиться у них. Но супруга высмотрела крошечный флигелёк на скрещенье 6-й Солдатской и Арсенальской, счастливо попавший на водопроводную линию, проводимую инженером Кравцом.

Правда, ждать воду пришлось потом ещё целых два года, зато как радовалась жена! Два месяца она не отходила от крана, выучила словечко «комфорт» и охотно повторяла его, к месту и не к месту. Прохор улыбался снисходительно, но с первым же октябрьским морозцем оба водопроводных крана вышли из строя. В конторе Кравца обещали к вечеру прислать мастера, но, как видно, забыли, а потом пошли праздники – одним словом, пришлось Прохору снова возить воду бочкой, несмотря на повышенную квартплату. Оно, может, и ничего бы, но вчера так разболелась нога, что на все просьбы жены Прохор лишь качал головой. А сегодняшний день и вовсе не заладился: около десяти утра Прохор попал в страшный затор и простоял в нём более четырёх часов.

Накануне газеты предупредили, что в полдень понтонный мост через Ангару начнут разводить, и с раннего утра экипажи и ломовые извозчики поспешили перебраться на левый берег. И Прохора наняли в половине десятого «сделать два конца», но, подъехав к берегу, он обнаружил, что понтон уже разведён. Пассажир разнервничался и сначала отказался платить, а после небольшой перепалки потребовал увезти его обратно. Но было поздно уже: не только Набережная, но и вся Троицкая оказались запружены, даже и развернуться не удавалось никак.

«Вопрос стушевался во мраке общего недоумения»

В эту пору тяготы извозного промысла оказались и в центре внимания городской Думы. Подготовленный управой доклад наглядно показывал, что с 1900 по 1905 год без малого вчетверо (с 5 руб. 25 коп. до 20 руб. 50 коп.) подскочила цена места на извозчичьей бирже. Сумма сборов за шесть лет увеличилась вшестеро – вопреки всем прогнозам, ведь этот сбор был разрешён лишь временно, на один только год. Однако же городская управа не нашла в себе силы остановиться, и к началу 1905 года вместо планируемых 4103 рублей получила уже 18396!

В 1906 году лучшие лошади были у удачливого предпринимателя Второва

Между тем частные поверенные делали запросы в Сенат, и тот не единожды разъяснял, что местное самоуправление не вправе принуждать извозчиков покупать места для стоянок. Городской юрисконсульт об этом, естественно, был прекрасно осведомлён, но его советами не воспользовались. Не прислушались и к тому, что подсказывал простой здравый смысл: с окончанием русско-японской войны резко схлынули и многочисленные клиенты из проезжающих офицеров и сановных представителей Красного Креста, то есть доходность промысла объективно упала. Извозчики писали об этом господам гласным, и те как бы соглашались и даже признавали, что при подготовке решений неплохо бы приглашать заинтересованных лиц, но управа не отправила приглашения, и «вопрос стушевался во мраке общего недоумения», как заметил один хроникёр.

Сбор за место на извозчичьей бирже был не только не отменён, а, напротив, увеличен до 23 руб. 39 коп. При этом таксу на проезд решили оставить прежней, то есть заведомо не усомнились, что в 1907 году цены на корма не поднимутся. Кроме того, единой таксой сравняли и владельцев добротных экипажей, и держателей колымаг, хотя гласные Яковлев и Русанов очень убедительно доказали, что мягкие рессоры и резиновые шины требуют серьёзных затрат. Никто им не возразил, но проголосовали-то против!

Хоть бодаться не след, но попробуем!

Лишь узнав обо всём из газет, извозчики преодолели застарелую неприязнь и заслали-таки своих делегатов на собрание, чтобы «вырешить всё сообща». В «засланцы» попал и Прохор Пороховщиков.

– Надо было, как ломовые, отказаться от поместных свидетельств – таперича бы и голова не болела! – резко пошёл в наступление мужичок средних лет, кажется, из Знаменского предместья.

– А забыл, как обломили тебя в управе: мол, ежели ты место не выкупил, то и ездить не моги?! – взвизгнул остренький паренёк, из новых.

– Такое было, я отпираться не стану, да только всё одно думаю: отступились мы зря. Ломовые-то отстояли своё.

– Куда загнул: ломовые! – не выдержал Прохор. – Они-то народ надёжный, потому как ломят все. А у нас кто возит, а кто и подвозит воров да убивцев! Да что об этом говорить сейчас, тут другое важно – хо-орошего адвоката нанять, чтобы он написал от нас жалобу губернатору.

– С городскими отцами нам бодаться не след, – резко возразил знаменский, но его не поддержали уже: общее терпение кончилось. И жалоба-прошение начала неспешный круговорот от частного поверенного к губернатору, а от губернатора к Думе.

На восемь дыр – одна заплата?

Между тем городская управа выступила с новой «лошадиной» инициативой: предложила ввести поголовный налог. А дело в том, что один любознательный член городского самоуправления эти самые головы подсчитал и сделал удивительное открытие: лошадей в Иркутске ровно столько, сколько и жителей (!). В то время как, к примеру, в Варшаве одна лошадь приходилась на 800 человек, в Одессе – на 200 человек, в Москве и Петербурге – на 100.

Готовя об этом доклад, временно исполняющий обязанности городского головы Юзефович не сомневался, что возможность закрыть бюджетные дыры большой лошадиной заплатой найдёт достаточное число сторонников. Но, к его удивлению, изначально всё пошло не по плану: гласный Русанов съязвил, что будь Иркутск поблагоустроенней, убавилось бы и число лошадей. Пока же непролазная грязь не даёт жителям окраин добраться в центр пешком. Дальше – больше: гласный Тышко совершенно некстати напомнил, что налог на лошадей в Иркутске вводился лишь однажды, продержался три года и с началом русско-японской войны был решительно отменён как обременительный для большинства. И если уж возвращаться к нему, то нужно брать в расчёт только лишь дорогих выездных лошадей.

При этих словах сидящие в зале собственники несколько потупились, и хроникёр газеты «Сибирь» язвительно записал в свой блокнот: «А-а, тяжело покуситься на собственный-то карман!». Но тут вскочил гласный Колоколов и закричал:

– Вот, с извозчиков берём, а как дойдёт дело до богатых, так и ручки сложим!

Поставили на открытое голосование и, сверх ожидания, единогласно решили с 1 января 1907 года ввести налог: на выездных и беговых лошадей – 10 руб., на выездных и рабочих – 6 руб., исключительно на рабочих – 3 руб.

Дети, лошади, трубы…

Обсуждая смету на 1907 год, гласные заложили в неё и средства на проведение очередной переписи «лошадиного населения». При этом управа задумала сделать ход конём: обязать всех статистиков вместе с лошадьми попутно посчитать и детей, и все имеющиеся трубы. Такое соседство смутило гласных Колоколова и Кузнецова, но главный специалист по учащейся молодёжи, директор промышленного училища Тышко, одобрил «тройственный союз» – и большинством голосов поддержали «соображения экономии».

Корреспондент «Сибири» лишь покачал головой. И подумал о том, что, скажем, в таком городе, как Верхоленск, и без переписи очевидно сокращение лошадей, потому что мобилизация отняла не только запасных нижних чинов, но и многочисленные подводы и лучшие лошадиные силы. Те же, что забракованы были по причине их слабости, теперь работали за троих, зиму перебиваясь на сене, а с апреля выходя на проталины в поисках прошлогодней ветоши и первой пробивающейся травы. Многие неимущие семьи и вовсе запрягали жеребят, несформировавшихся и не запасшихся силой. В Иркутске нередко встретишь заводских, дорогих лошадей, сюда и кузнецов выписывают из России – в деревнях же трудно увидеть крестьянскую лошадь неизнурённой и здоровой на ноги. Там и куют небрежно, прикладывая раскалённую подкову к копыту, чтоб плотнее легла. Если же копыто окажется более подковы, «лишнее» доморощенные кузнецы не стесняются и отсечь. В прошлом году верхоленский корреспондент «Иркутских губернских ведомостей» господин Горский выписал из Казани книжку профессора ветеринарного института Попова «О ковке лошадей и об уходе за копытом». Замечательное издание, прекрасно иллюстрированное, дающее «практические советы при страдании копыта», то есть ясно и просто излагающее, что же именно нужно делать, если лошадь уколола подошву, если у неё на копыте образовались намин, трещина или, не дай Бог, случилось нагноение «стрелки». Специальная главка написана и для кузнецов, допустивших заковку и засечку.

«Разумеем!»

Законспектировав книжку, Горский отнёс её к верхоленскому кузнецу Евдокиму:

– Вот, хочу подарить вам, а если вы неграмотны, я готов прочитать и пересказать…

– Разумеем! – обиженно протянул Евдоким и не поблагодарил.

…Месяца два спустя Горский снова завернул в кузницу, но застал лишь двух ребятишек, лузгающих семечки.

– Наша мамка книжку за цельный пуд овса продала, – с гордостью сообщили они. – Потому как изрядный у неё переплёт.

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой работы и библиографии областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского.