Злоупотребить себе во благо
Намётанным взглядом скользнув по посетителям, Черниховский сразу определил: высокий господин с лицом серого конторского цвета и портфелем без ручки, прижатым к груди, ждёт именно его. Сдаётся, они встречались уже – да-да-да, ещё в бытность «Восточного обозрения», в котором этот агент значился как Разоблачитель. После того как газета закрылась, он терпеливо присматривался ко всем новым изданиям, но они рождались и умирали стремительно, а «дело всей жизни» требовало союза постоянного, прочного. И, кажется, возрождённая Черниховским «Сибирь» заронила надежду именно на такие отношения. «А почему бы и нет? – редактор-издатель на ходу стал обдумывать ситуацию. – Агент проверенный, смелый и при этом достаточно осторожный, быстро не сгорит. Кроме того, всё, что связано с железной дорогой, вызывает живейший интерес у читателей».
Не сват, так брат или приятель
С прокладкой в Сибири железной дороги немедленно обнаружились и все минусы, с нею связанные, – от паровозных искр, вызывавших пожары, до крупных махинаций с грузами и подрядами. В управлении Забайкальской дороги всегда находились охотники посудачить на этот счёт, но сегодняшний гость – правдоискатель по природе. То есть, в сущности, очень редкий человек, и Черниховский с удовольствием распахнул двери в свой кабинет, пропуская гостя вперёд и распоряжаясь уже о чае «по первому классу» – с лимоном и шустовским коньяком.
Материал из портфеля без ручки потёк на страницы «Сибири» ровной, непрерывающейся струёй. «Многократными циркулярами г-на министра путей сообщения запрещалась служба супругов и близких родственников под началом друг друга, – сообщалось в одном из октябрьских номеров, – однако же в службе движения Забайкальской железной дороги г-жа У. работает под началом своего мужа и пользуется льготами, на других служащих не распространяющимися». Начальник Забайкальской железной дороги Свентицкий едва ли не на каждом совещании напоминал о запрете окружать себя родственниками, но какими-то тайными тропами они снова и снова проникали во все без исключения службы. «Вопреки приказу «О родственниках» контролёры-механики иркутского телеграфа О. и С. имели у себя в подчинении младших братьев, – возмущалась «Сибирь», – и лишь недавно их развели по разным участкам».
«Не в деньгах счастье государства Российского»
В портфеле без ручки собрались и многочисленные обобщения по подрядам на поставку железной дороге шпал, телеграфных столбов, брусьев и крепёжного леса. Причём в каждом случае главным фигурантом выступал некто господин Тетюков. Ещё в пору русско-японской войны он имел преференции на поставку Иркутску дров – и очень этим злоупотребил, задрав цены сверх всяких возможностей. Однако же и после этого сохранил позиции главного поставщика пиломатериалов и даже вынудил конкурентов спустить ему за бесценок новые лесопилки. «Нельзя сказать, чтобы это послужило к пользе казны, края и населения», – язвительно замечала «Сибирь» и приводила взятые из портфеля примеры нарушения сразу трёх статей Положения о казённых подрядах и поставках. Читатели получали полное представление и о «торгах» при закрытых дверях, без переторжки, и об умозаключениях высочайших чинов, что «не в деньгах счастье государства Российского».
Разоблачитель скрупулёзно подсчитал, что в первую половину 1906 года министерство путей сообщения отпустило управлению Забайкальской железной дороги 100 тысяч рублей на улучшение положения младших служащих. Однако же тем ровным счётом ничего не досталось: например, в канцелярии деньги поделили между собой управляющий Ермолинский и два его заместителя, Наумов и Ежов. То же самое произошло и во всех остальных службах, исключая редкие случаи, когда младшими служащими оказывались родные и близкие начальствующего лица.
Но самые частые злоупотребления совершались на линии – просто по причине их неуловимости. Правда выходила наружу разве что во время крушений: так, осенью 1906 года на станции Маритуй сошёл с рельсов служебный вагон и среди пострадавших опознали жену ревизора Раков-ского и двух её знакомых, не имевших к железной дороге ни малейшего отношения.
Вынужденное решение
Дней через пять после выхода очередной заметки о злоупотреблениях на железной дороге в редакцию «Сибири» направлялся курьер с пакетом-опровержением. Впрочем, по тону это были скорее оправдания, и Черниховский оставался чрезвычайно доволен: значимость газеты росла на глазах, привлекала подписчиков и рекламу. Но господин Разоблачитель всё более хмурился и порой просто рвался врукопашную. Редактор терпеливо выслушивал его гневные монологи, угощал десертом «от Ходкевича», а после, когда тот успокаивался, проводил аналогии, убеждавшие «в поступательности прогресса». К примеру, рассказывал, что в начале восемнадцатого столетия иркутский воевода Шишкин управлял вместе с сыном своим, имевшим официальный статус второго лица. И никого это не возмущало и уж тем более не удивляло. Сменивший Шишкина Синявин также заправлял воеводством на пару с братом – с полного одобрения вышестоящих властей. И прапорщик Иван Якобий, будущий иркутский наместник, окончив кадетский корпус, был послан на службу к отцу, коменданту Селенгинска.
– Не забудьте ещё, что и генерал-губернатор Муравьёв выписывал близких родственников! – саркастически вставил Разоблачитель.
– Да, выписывал, а потом нагружал их работой! – азартно прибавил Черниховский и заключил: – При тогдашнем дефиците в Сибири образованных людей это было разумным и в известной мере вынужденным решением. У Муравьёва даже и супруга была, так сказать, нештатной чиновницей по особым поручениям и всюду следовала за мужем. И это невзирая на наш климат и бездорожье! Вот за Екатерину Николаевну Муравьёву и поднимаю я эту чашу и пью до дна, – он действительно выпил, но мысли его странным образом не размягчились, напротив, после паузы он совсем уже другим тоном добавил: – Однако же самого Муравьёва я считаю изрядным самодуром!
«Просто средство от скуки»
И пока удивлённый агент осмыслял новый поворот в разговоре, Черниховского понесло:
– Хотя, по правде сказать, и губернаторши вовсе не так хороши, как рисуются! И когда мне рассказывают, что графиня Игнатьева заваривала чаи в собственной мастерской для бедных и показывала, как шьются шаровары, я не умиляюсь, нет. Графиня Софья в бытность свою в Иркутске была ещё молода – надо же было куда-то направить свою нерастраченную энергию! Или вот ещё вспоминают другую Софью, Носович, успешно пополнявшую кассу благотворительного общества, а ведь и тут причина всего лишь в богатой от природы энергии губернаторши. Что же до её пресловутых «простоты и доступности», то не спорю: возможно, так оно и было, потому как кому же не хочется всем понравиться? Да и чем им всем было ещё заняться? Ну, открыть раза два в год балы, ну, опекать девичий институт императора Николая I – вот, пожалуй, и всё. Тут уже поневоле от скуки додумаешься и до благотворительности.
Настроившись на критический лад, Черниховский так увлёкся, что невольно съехал в русло программ любимой конституционно-демократической партии – и жёны губернаторов и генерал-губернаторов предстали уже как «орудие отживающего режима».
В кабинетном ракурсе
Агент с изумлением взирал на редактора, ведь из его умозаключений с неизбежностью следовало: безобразия на железной дороги – лишь результат отсутствия в России по-настоящему конституционного строя! Сначала Разоблачитель растерялся, потом рассердился и хотел даже демонстративно выйти, но природная дипломатичность возобладала. Дабы как-то успокоиться, гость стал разглядывать кабинет Черниховского.
Он был совсем ещё не обжит: шкаф, стулья занимали стопки газет, центральных и местных, письменный прибор, купленный, вероятно, по случаю, хранил следы старой пыли, а на выцветших обоях темнели разных размеров прямоугольники от висевших здесь прежде фото-графий и картин. И массивный диван казался странным пришельцем, нёсущим отпечаток чужих жизней. Только две изящные чашки с аппетитно дымящимся чаем и аккуратно выложенный лимон на блюдечке могли что-то рассказать о хозяине. Да-да-да, они показывали, что редактор-издатель куда чаще «гоняет чаи» на работе, чем в гостях или дома. «Он – кабинетный человек, с узким взглядом на мир, «вычитанным» в какой-нибудь книжке!» – вынес свой приговор агент и совершенно успокоился. И теперь уже с философской задумчивостью глядел на расходившегося Чернихов-
ского. И даже кивнул ему несколько раз, хотя вовсе не слушал, погрузившись в недра своего замечательного портфеля. Там, в особом кармашке, томился самый убедительный аргумент, и, нащупав его, Разоблачитель почувствовал настоящее удовольствие, которое решил продлить, сколько возможно.
Покупка одной шляпы обошлась казне в 850 руб. 50 коп.
Дверь в кабинет два-три раза приоткрывалась, но тотчас же закрывалась опять, и прошло не менее получаса, прежде чем Черниховский растратил весь пыл и устало опустился в кресло. Агент торжествующе оглядел его и с приятностью в голосе произнёс:
– Стало быть, господин редактор, Россия нуждается в коренных переменах?
– Да, вы поняли меня совершенно правильно – именно в коренных!
– Потому что рыбка гниёт с головы…
– С головы!
– А маленький человек, к примеру какой-нибудь там помощник начальника с какой-нибудь станции Мысовск, вовсе не виноват?
– Ну разумеется, совершенно не виноват!
Агент мелко-мелко рассмеялся, подержал паузу и наконец произнёс:
– А вот сие с успехом опровергают ваши конкуренты из «Иркутских губернских ведомостей», – и кончиками ногтей подвинул к редактору газетную вырезку: «2 июля 1905 года к поезду № 34 был прицеплен вагон 1 класса для жены помощника начальника станции Мысовск, со-
бравшейся в Верхнеудинск за шляпой. Забайкальская железная дорога настолько забита, что почти недоступна для частных грузов. К отправке принимают их исключительно багажом, да и то крайне ограниченно. В вагоне для шляпы можно было перевезти 1204 пуда багажа. Таким образом, покупка одной шляпы обошлась казне в 850 руб. 50 коп. Так как для жён служебных вагонов не полагается, интересно знать, по какой статье дорога проведёт такую поездку».
Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников отделов историко-культурного наследия, краеведческой работы и библиографии областной библиотеки имени И.И. Молчанова-Сибирского