Защита в наступлении 

Мотивируя заявление об отводе прокурора, Френкель отметила, что во время одного из последних перерывов, инициированных Почеповой для подготовки своей позиции, прокурор «находилась в кабинете у судьи, чтобы ознакомиться с материалами, а позже ссылалась на конкретные страницы дела». 

– Защита и ранее наблюдала присутствие прокурора в кабинете судьи, что нарушает правило о состязательности и равноправии сторон, – заявила Ирина Френкель.

Кроме того, адвокат считает, что «Почепова достаточно часто ведёт себя неэтично, иллюстрируя на лице различного рода ужимки, усмешки, что недопустимо, поскольку она наделена процессуальными обязанностями». 

– В ряде случаев она выказывала непрофессионализм. Хотя её позиция противоречила закону, Почепова заявляла: «Всё равно я настаиваю на своём мнении». Рассмотрение дела – это не арена для амбиций, а строго формализованный процесс, – резюмировала адвокат и попросила отвода Светланы Почеповой. В поддержку такого ходатайства Сергей Воронов заявил, что направил жалобу в генпрокуратуру РФ на действия прокуратуры Иркутской области, поскольку усмотрел в поведении Почеповой заинтересованность. 

– Мы в судебном процессе уже больше года, слышали много материалов, и ни один из них не говорит о том, что я причастен к совершению инкриминированных деяний, – сказал он. – Многие из них откровенно оформлены с нарушением законодательства или содержат признаки фабрикации, однако обвинение настаивает на тех устоях, что были сформированы в ходе предварительного следствия. 

Светлана Почепова парировала, заметив, что оценивать её профессионализм не в компетенции адвокатов и обвиняемых. Суд удалился на совещание и совещался минут тридцать. Вернувшись в зал заседаний, судья Татьяна Алёхина объявила, что не будет поддерживать отвод, посчитав обвинения по большей части голо-

словными. Оставшись в прежнем составе, участники заседания приступили к допросу свидетелей защиты. 

Защитная реакция 

Открыл этот список бывший помощник Сергея Воронова Данил Тишанин, племянник экс-губернатора Приангарья Александра Тишанина. Следующей суд заслушал секретаря Воронова Нелли Кирия. От обоих участники процесса хотели узнать, насколько публичной была работа чиновника в администрации: в чьи обязанности входило открывать и закрывать кабинет бывшего чиновника, кто отвечал на звонки, поступавшие  в его приёмную, и координировал график его посещений. Со слов свидетелей выходило, что ключ от вороновского кабинета брала на вахте секретарь, она же поднимала телефонную трубку, прежде чем соединить звонившего с Вороновым. Пройти в его кабинет можно было тоже только через секретаря или замещавших её помощников, утверждала Нелли Кирия.

– Ну а чай Сергей Васильевич пил? – поинтересовалась судья. 

– Пил. Зелёный, – с готовностью ответила Кирия. 

– А его коллеги на чай тоже только отметившись у вас заходили? – уточнила Алёхина. 

– Вы знаете, Сергей Васильевич не устраивал чаепитий. Вообще было видно, что человек работает, – заявила девушка. 

По её словам, Виктора Бушуева среди посетителей она не помнит, хотя лицо его ей знакомо. 

Сергей Воронов задал бывшей подчинённой довольно странный вопрос о том, что занимало большую площадь – его личный кабинет или приёмная, а также уточнил, сколько окон было в его кабинете. «Наверное, приёмная побольше. А окон, кажется, два», – неуверенно ответила девушка. Воронов кивнул и прекратил вопросы. 

«Кусок соцреализма»

Площадь помещения, в котором пребывает Сергей Воронов сейчас, равна восьми квадратным метрам. «Это 18 стоп от двери до окна», – сообщил сам подсудимый, приставляя пятку правой ноги к носку левой и демонстрируя таким образом, как он измерял это расстояние. 

– Ещё недавно в камере нас было четверо, но в результате последних изменений в законодательстве одного человека из СИЗО отпустили, – рассказал он, пока суд удалялся на совещание. – Хотя и втроём на такой площади тяжело.  

Одним из соседей Воронова сейчас является другой представитель власти – глава Мамонского муниципального образования  Андрей Коваленко, попавший в СИЗО в октябре прошлого года. Виктор Бушуев сидит в общей камере на восемь человек. 

– Это нормальные условия, потому что Иркутск соблюдает количество посадочных мест, – уверен он. – В Новосибирске-то вообще жить невозможно. (Подсудимые более года провели в новосибирском изоляторе. – «Конкурент».) Там в камере на восемь мест 19 человек могло находиться. 

– А спать как в таких условиях? – поинтересовались присутствующие. 

– По очереди, – пожал плечами Бушуев. 

– Сегодня у Виктора Саныча, кстати, ровно три года, как он в 

СИЗО, – заметил Воронов. – В изоляторе, конечно, сейчас большие перемены в хорошую сторону, даже по сравнению с тем, что было год назад, и тем более – с бытом трёхлетней давности. Народу стало меньше. Если год назад нас везли в суд, так всё битком набито было, до 17 человек в машине, а сейчас человек по семь. 

Ещё среди нововведений – возможность купить карточку и позвонить из СИЗО, если на то есть разрешение суда и следователя. Раньше об этом никто и мечтать не мог. Хотя с медициной ничего не изменилось. Если кто-то заболеет, это реальный путь на смертный одр. Вот к нам, например, заехал парень молодой. У него на нервной почве началась экзема. И что, вы думаете, ставит доктор? Чесотку. Со мной сидит Коваленко,  врач по образованию, так он говорит: «Не позорьте диплом и клятву Гиппократа!». Но парню всё равно дают мази против чесотки. 

– Если тебе плохо – надо рваться в санчасть, – кивнул Бушуев. – У нас один азербайджанец упал с сердцем, так смотрящий говорит: «Господи, только не у меня в камере». Мы его на одеяло – и в санчасть бегом. А ведь в СИЗО много рецидивистов среди мужчин, и у них болезней всегда огромное количество. 

Впрочем, именно большое количество рецидивистов обеспечивает в СИЗО порядок, считает Сергей Воронов.

– Мужчины, уже имеющие опыт «заезда», понимают, что легче сосуществовать в спокойных условиях, потому они склонны к соблюдению иерархии, внутренних порядков, – сказал он. – А среди женщин мало рецидивисток, они попадают в чужой для себя мир и не знают, как себя вести, потому у них гораздо больше драк, чем у мужчин. 

По словам Воронова и Бушуева, единственное, чем Новосибирское СИЗО выгодно отличается от Иркутского, – это наличие в первом доступной библиотеки. Оба подсудимых оказались большими любителями чтения. Бушуев, например, в отсутствие судьи цитировал наизусть куски из поэмы «Евгений Онегин». И сообщил, что сейчас читает труд Карла Маркса «Капитал». 

–  В Новосибирске можно было попросить адвокатов принести книги, а здесь брать литературу можно только через библиотеку, – пожаловался Сергей Воронов. – Я из Новосибирска книжку английского языка привёз, но смог забрать её из камеры хранения только через год. Потому что, по иркутским правилам, эту книгу надо вначале сдать в библиотеку, то есть подарить изолятору, а потом попросить оттуда. Вообще, библиотека тут богатая, но несовременная. Журналы приходят двух- и трёхмесячной давности. Вашу газету мы сейчас майскую читаем. 

– Основная масса книг – 60–80-х годов, – подхватил Бушуев. – Так называемый «кусок соцреализма». Если бы не СИЗО, то я, конечно, в жизни бы никогда его не ощутил. А тут узнал в полной мере. 

Впрочем, с библиотекой Иркутского СИЗО, как и с самим изолятором, Воронов и Бушуев в скором времени должны попрощаться: по словам адвокатов, свидетелей защиты осталось меньше десяти, а это значит, что судебные разбирательства по громкому делу скоро подойдут к концу.