– Году в 1999-м меня взяли в родном Челябинске на радио, хотя голос у меня был не ахти какой. Проработав там два года, я решил, что для челябинского эфира я звезда, и подался в Москву. Где меня, естественно, никуда не приняли – пришлось устроиться в столичный ночной клуб арт-директором. Уже оттуда приятель позвал меня назад в Челябинск. Сказал, что открываются две радиостанции, у директора которых можно действительно научиться профессии радийщика. Это был переломный момент: мне было 30 лет и возвращаться из Москвы не очень-то хотелось. Однако я согласился, стал ведущим утреннего шоу, а через какое-то время наш директор, тоже укативший в столицу, снова позвал меня в Москву. Сказал: будешь работать на «Нашем радио», таскать бумажки. Такая, говорит, есть перспектива. 

Я опять стал думать: платить в столице обещали мало, таскать бумажки ужасно не хотелось. Но дело в том, что мной движут не деньги, а слава, скажу честно. Поэтому снова приехал в Москву и месяцев шесть таскал бумажки. Ну, а потом меня перевели в «Шызгара Шоу» на «Нашем радио».

– А насколько сложно было взрослому тщеславному человеку учиться?

– Ты знаешь, всё же от человека зависит. Была цель, её можно было добиваться. Я считаю, что мне в жизни везло, но без труда я бы ничего не сделал. Так что я трудился. Кажется, в «Шызгара Шоу» меня «ломало» около года. Ведь это была уже состоявшаяся программа, с тремя сыгранными ведущими: Олей Максимовой, Колей Маклаудом и Игорем Паньковым. И тут приехал какой-то непонятный чувачок из Челябинска. А утреннее шоу – это же как футбол: в эфире идёт командная «расфасовка» любой новости, и кто-то последний должен забить гол, чтобы было смешно. Я первое время говорил только: «Здравствуйте, в эфире…». А потом как-то втесался. Но занять лидирующие позиции было невозможно, потому что они втроём были лидерами. 

А потом на «Наше радио» пришли другие люди, с которыми многие работать не захотели. И мы с прежним руководством перешли на радио «Максимум». К сожалению, от нас ушёл Николай Маклауд, и сейчас мы работаем втроём: Максимова, Паньков и я. 

– Довольны переходом?

– Я думаю, всей команде что-то хотелось менять. Потому что, например, Игорь проработал восемь лет, Оля – одиннадцать. Представляете, в течение одиннадцати лет смешишь людей?

– Не представляю. 

– Конечно, ведь можно сойти с ума, что, в принципе, и происходило. А сейчас мы потихоньку стали менять подход к шоу. Многие в утренних программах «давят бодряка» типа «привет, ля-ля-тополя, вы едете в пробке, а вот вам анекдот!». Конечно, и это кого-то устраивает, но мы от такого отходим. Социальщиной тоже не берём, потому что с утра народу не интересны проблемы. Народ едет в пробке и думает: «Господи, как вы задолбали!». А если включает юмористическое шоу, то как бы говорит: «Давай, смеши меня, радио!». И мы делаем это.

Нас много и ругают, и хвалят, и это самый лучший показатель того, что нас слушают. Плохо, когда среди 200 человек, сидящих на форумах и каждый день пишущих «вы классные!», нет сообщений типа «да вы достали! и уберите из эфира этого челябинского чмошника!». Понятно же, что фразу, которую я сказал в эфире: «Если наша сборная по футболу выиграет чемпионат Европы, я со всей командой поделюсь своей женой», – не все воспримут как шутку (хотя я не шутил), и не всем она понравится.

– Особенно жене.

– Жена у меня, слава богу, мудрый человек. И я всегда отмазываюсь тем, что «это театр, это специально для шоу». А гневные женщины на форуме сразу мне начали писать: «Как тебе не стыдно, свинья, как она тебя терпит?». Ну и слава богу: ненавидят, но почему-то слушают. 

– А формат для вас важен?

– Нет, абсолютно. Когда для меня спрашивают, а какая песня сейчас играла, я отвечаю, что человека, который разбирается в музыке, надо поганой метлой гнать с утреннего шоу. Умники там неприемлемы. Да и вообще, если говорят о песнях или о погоде, значит, людям в принципе сказать нечего. 

– Ну а когда вы идёте на работу, вам есть что сказать или вы это решаете на месте?

– Во-первых, на работу я не иду, а еду. И еду почти два часа. В 4.50 за мной приходит машина. Мы заезжаем за Игорем Паньковым, и если мы с ним по пути болтаем, то точно не о работе. Потому что всё, что мы будем делать сегодня, – это результат того, как мы готовились до эфира. Всё, о чём мы говорим, – это наблюдения из жизни. Для меня, например, очень важно с работы ехать не на служебной машине, а спуститься в метро или на электричку и наблюдать. Начинается эфир: «Слушайте, я вчера ехал…». 

Вообще, в свои 35 лет я считаю, что на радио должны работать взрослые люди. Им всегда есть что говорить. У них большой жизненный опыт. Потому что, когда я слышу 20–25-летних, у меня такое ощущение, что эти люди где-то застряли. Они будто не видят ничего или смотрят слишком узко. 

– А от чего вы больше всего устаёте на работе?

– От начальства своего. Они надоели уже своей гонкой за рейтингами. Вообще, у меня в последнее время практически нет свободных вечеров, очень много работы. Я бы с удовольствием просто лёг и поспал. Работа на радио предполагает, что тебе поступает очень много предложений куда-то поехать что-то провести. Я, к сожалению, не Юрий Шевчук, который не будет работать на корпоративе, несмотря на то что его команда умирает с голоду. У меня есть семья, и я направляю деньги на то, чтобы мои дети жили не так, как я в своё время. Чтобы они нормально спали, во время учёбы не работали, а учились. Слава богу, пока получается.