Вчера горело, завтра будет тлеть

Что такое горящий торф, жителям Иркутской области объяснять не надо: горело и у нас, да так, что света белого не видели. Другое дело – масштабы. У нас всё-таки ограничилось болотами в пригородах Иркутска да многолетним задымлением в районе Зимы, где пожар имел техногенную природу: горели отвалы лигнина. У пожаров 2010 года есть странная особенность. Казалось бы, опыт тушения торфа имеется, бери да делай: глава подмосковного Шатурского района, например, наученный горьким опытом, ещё в июне начал заливать окрестные торфоразработки каждым свободным литром воды. И то не преуспел, всё-таки лето выдалось действительно аномальное. А вот его соседи, не обратившие внимание ни на прогнозы синоптиков, ни на собственные наблюдения, долго ещё будут расхлёбывать последствия: торф ведь может гореть годами, зимой и летом с равным успехом.

Борьба с пожарами на бывших торфоразработках, превращённых в поля, дачи и населённые пункты, по своим масштабам и цене вряд ли будет по силам не только муниципалитетам-погорельцам, но и пострадавшим регионам в целом. Помяните моё слово, это будет целая федеральная программа с огромным финансированием, сложными техническими решениями и непредсказуемыми последствиями. Сейчас важно, опираясь на горький опыт лета 2010 года, поставить перед обществом и государством вопрос: а что всё так плохо-то?

Оставим в стороне организационные вопросы лесоохраны, снабжения МЧС, закупок лучших в мире самолётов-амфибий «Бе-200», организации системы оповещения населения о стихийных бедствиях – поговорим о том, как на тушение пожаров собирали главное – людей. Вопрос, увы, не праздный. Никто не знает, где в стране «рванёт» в следующий раз, какого рода будет проблема и что потребуется для её решения. Понятно одно: случится может что угодно, от разрушительного землетрясения до крупномасштабной техногенной катастрофы, во всяком случае, ко всему нужно быть готовым.

На сегодняшний день уже предельно ясно, что ни одна страна в мире не может самостоятельно справиться с последствиями стихийных бедствий, будь то землетрясение на Гаити, лесные пожары в Греции или такие же пожары в Калифорнии, наводнение в Германии или Пакистане – всякий раз на помощь приходят и международные организации, и соседние страны. Российское Министерство чрезвычайных ситуаций под руководством единственного министра, работавшего во всех постсоветских правительствах, Сергея Шойгу обладает большим опытом, огромными ресурсами и значительным штатом сотрудников. Но эти сотрудники обучены решению разных задач и рассредоточены по всей территории страны. Когда масштабы бедствия выходят за определённые пределы, МЧС приходится собирать специалистов определённого профиля со всей страны, будь то водолазы в прошлом году или пожарные в этом. Так что спасибо МЧС, но можно считать доказанным на практике: если проблемы возникают одновременно на территории 10-15 субъектов, сотрудники министерства могут быть руководителями, инструкторами, но не основной силой.

Вставай, страна огромная!

Если сравнивать нынешние проблемы с опытом Советского Союза, где не было, кажется, ни одного года без «ЧП всесоюзного масштаба», то принципиальное отличие двух систем, той и нынешней, видно сразу. В СССР государство контролировало всё и вся, и если у государства возникали проблемы, то все министерства, предприятия, организации всех видов и форм собственности – короче говоря, всё, вплоть до последнего человека, могло быть мобилизовано на решение этой проблемы. Достаточно вспомнить освоение целины, строительство городов и предприятий в Сибири, на Дальнем Востоке и Крайнем Севере, ликвидацию последствий Ташкентского землетрясения 1966 года и Чернобыльской катастрофы 1986 года. Слова «мобилизация» и «оргнабор» не были пустым звуком.

Лёгкие пережитки той эпохи до сих пор встречаются в нашей стране: мужчины призывного возраста стоят на учёте не только как военнообязанные, но и как потенциальная рабочая сила, а мощные внедорожники стоят на учёте в ГИБДД не только как транспортные средства, но и как потенциальные тягачи. Возникает вопрос: если всё это как бы ещё есть и как бы работает, то почему вместе с режимом чрезвычайного положения в охваченных огнём регионах не была объявлена хотя бы частичная мобилизация населения?

В том же Шатурском районе, как рассказывают (увы, не СМИ, а добровольцы-очевидцы), местный глава провернул эту операцию на собственный страх и риск: что вы хотели, отставной офицер. Не имея на то никаких полномочий, просто командным голосом выгонял сельчан на охрану собственных жилищ, заставлял окапывать деревни, разворачивал на дорогах горожан, собравшихся в лес на шашлыки – и хотя бы обошлось без жертв. На вопрос «Почему то же самое нельзя было сделать повсеместно?» неожиданно для всех (в том числе, видимо, и для себя самого) ответил руководитель политического департамента партии «Единая Россия» Алексей Чадаев, который отметил, что современное российское государство просто не имеет «интерфейса» для работы с обществом. Для тех, кто не любит иностранные слова, попробуем растолковать: российское государство не имеет «средств и методов, при помощи которых пользователь взаимодействует с различными, чаще всего сложными, с множеством элементов, машинами и устройствами».

В Советском Союзе всё было просто: каждый человек представлял собой самостоятельную и заменяемую, но всё-таки деталь общего механизма, которая в случае надобности могла быть востребована из запаса и поставлена на нужное место. Именно для этого каждый имел паспорт, в паспорте прописку, в военном билете адрес военкомата и список того, что нужно принести с собой. Конечно, это было малоприятно, и многие люди старшего поколения до сих пор не без содрогания вспоминают «сборы запасников», завершавшиеся то вводом в Афганистан, то поездкой в колхоз на сбор урожая, то поездкой в Чернобыль.

В Российской Федерации, как оказалось, ничего подобного нет. Нет – и никто из государственных служащих не пытался создать какой-нибудь заменитель даже в те дни, когда в Центральном и Приволжском федеральном округах в пожарах гибли люди, а москвичи не выходили из дома, потому что на улицах нечем было дышать. Если брать шире, то вообще было предпринято три существенных попытки мобилизовать людей (уже не всех граждан в целом, что могло и должно было сделать государство, а всего лишь добровольцев) для тушения пожаров: через различные интернет-сообщества, через Министерство чрезвычайных ситуаций и через партийные организации «Единой России».

Место для подвига

Первый опыт, хотя и успешный в целом, всё-таки ни в коем случае нельзя тиражировать при повторении катаклизмов. Когда необученные и плохо организованные люди едут на свой страх и риск туда, где с высокой долей вероятности можно не только получить травмы, но и вовсе лишиться жизни, – это, безусловно, совершенно неприемлемое развитие событий. Хорошо, если один из десятка добровольцев знал, что нужно делать при подземном пожаре, а что – при верховом, как нужно окапывать деревни, где делать просеки, как пустить встречный пал и как работают даже простейшие ранцы; добровольцы работали без организованного снабжения и зачастую без медицинской помощи (известно, что как минимум двое из них погибли). Государство, что примечательно, старательно не замечает эти тысячи людей: правительственные награды уже получили сотрудники МЧС, а добровольцам даже спасибо никто не сказал.

В начале августа на страницах иркутских сайтов появилось объявление: региональное управление МЧС набирает добровольцев для тушения пожаров в ЦФО. Спустя несколько дней появилось второе сообщение: удалось набрать 120 добровольцев. А вот отправились ли они к месту совершения гражданского подвига – непонятно. Зато известно, что многие жители Сибири и Дальнего Востока отреагировали на такие же объявления местных органов МЧС крайне жёлчно. Жители Забайкальского края, который горит каждый год, пусть и в меньших, чем Подмосковье, масштабах, интересовались (сугубо риторически): а почему никто и никогда не подавал сигнал SOS, когда в дыму плавала Чита? Более продвинутые пользователи неспешно подсчитывали: население России – округлённо – 140 млн., из них в Сибирском и Дальневосточном округах – 23 млн., значит, за Уральским хребтом – миллионов 100 точно будет. Отбросим детей, женщин, пенсионеров, инвалидов – всё равно останется 20–25 млн. вполне трудоспособных мужиков, которым, кстати, ехать не 5–6 тысяч км, а от 100 до 1000 км. Неужели не понятно, что европейская Россия – при нормальной организации процесса – могла бы справиться своими силами? Видимо, непонятно, потому что, как верно сказал Алексей Чадаев, интерфейса нет и комментарии сибиряков никто не читал.

Подводя первые предварительные итоги, стоит, вероятно, сказать, что общество и государство должны понять причины не только того, почему бедствие приняло такие масштабы (природно-климатический фактор может быть и на первом месте, но антропогенный мало уступает ему по значению), но и почему борьба с бедствием приняла такие несовершенные формы. Очевидно, что система реагирования на катастрофы подобного масштаба совершенно необходима и она должна состоять не только из профессионального каркаса в виде МЧС и усиления в виде частей Министерства обороны, но и из обычных граждан, которых предварительно нужно научить, куда идти при сигнале бедствия, что иметь при себе, как себя вести, как оказать помощь, как помочь детям и инвалидам, где взять инструменты и что ими делать… Иначе – никак.