издательская группа
Восточно-Сибирская правда

Тихая жизнь на закрытом кладбище

Наверное, если бы в нашем городе составляли рейтинг необычных профессий, то вряд ли герои этого репортажа вошли бы даже в первую десятку – необычных профессий хватает. И всё же, когда «Иркутскому репортёру» рассказали, что у нас до сих пор существуют представители какого-то, казалось бы, дореволюционного племени кладбищенских смотрителей, которые живут прямо при мрачном месте работы, удивлению не было предела. И «Иркутский репортёр» отправился на старое Лисихинское еврейское кладбище знакомиться с теми, кто живёт по соседству с мёртвыми и охраняет их покой. Грубо говоря, каждый день спит там, куда другие на ночь на спор ходят – храбрость проверять...

Евреев не оставляли в покое даже после смерти

Старое еврейское кладбище пользуется в городе странной репутацией, со смесью почтительности и недоверия. Оно находится на задворках Лисихинского городского кладбища, не в самом удобном месте города, в стороне от магистральных путей, давно превратившись в какой-то монументально-исторический уголок, – в 1963 году оно было закрыто от захоронений, но не от посещений. Кстати, последнее захоронение здесь было проведено в 2004 году – после пожара в еврейской синагоге на кладбище были похоронены сгоревшие священные книги. С другой стороны, в начале десятилетия в новостях постоянно появлялись какие-то странные сообщения об актах вандализма – не то из националистических, не то из хулиганских побуждений. Потом сообщения иссякли, кладбище вернулось к спокойному вековому сну, и горожане в очередной раз про него забыли. 

А у этого забытого уголка богатая история. Кладбище было открыто на деньги купца Леонтия Герзони в конце XIX века – первые могилы датированы 1898 годом. Изначально оно называлось Амурским. Это было второе еврейское кладбище; первое находилось на Иерусалимской горе. По воспоминаниям старожилов, на горе находилось сразу несколько кладбищ – городское, старообрядческое, больничное – и еврейская часть находилась в том уголке, где сейчас расположен театр кукол. 

Все три девочки Татьяны Кочневой родились на кладбище, поэтому мёртвых не боятся

На Лисихе же были похоронены многие известные люди. Например, профессор-офтальмолог Захарий Франк-Каменецкий, в честь которого в Иркутске названа улица. Старый памятник зарос кустами, зато новый постамент ему и жене благодарные потомки недавно поставили на почётном месте кладбища. Кстати, это показатель того, как евреи чтят своих предков даже спустя долгое время после смерти. Полвека, как закрыли кладбище, но на нём каждый год, включая текущий, появляются новые постаменты на месте старых. Говорят, что многочисленные памятники в виде дерева с обрубленными ветвями ставят тем, кто умер, не оставив потомства. И их тоже много на Лисихинском кладбище… 

По соседству похоронен Леонтий Миль, отец знаменитого отечественного авиаконструктора, отца советского вертолётостроения Михаила Миля. Лисихинское кладбище после закрытия в середине 60-х не тронули, в чём ему очень повезло. По легенде, когда в то же время убирали надгробия с Иерусалимской горы, большая их часть пошла на строительные нужды, и до сих пор рассказывают, что выбитые на иврите надписи можно разглядеть на памятнике Ленину и в подвалах Дома связи на Марата. 

Из современных знаменитостей, которые постоянно наведываются на могилы родных, можно отметить иркутского шансонье Бориса Драгилева и известного адвоката Марка Крутера. 

Ночью еврейское кладбище охраняет здоровенный «кавказец». Днём, чтобы не пугать посетителей, – более тщедушный и миролюбивый Кара – в надёжной клетке из отработавших своё могильных оград

Современные неприятности Лисихинского кладбища начались, как это время определяет новый журналистский штамп, в лихие 90-е. Нынешние смотрители появились на погосте спустя несколько лет и точно не знают, что тогда случилось – старый смотритель умер, его дом облюбовали бомжи, и он быстро сгорел… Между тем «Иркутскому репортёру» рассказали другую версию событий: в 1998 году старого смотрителя убили – не то националисты, не то случайные знакомые – «на почве внезапно возникших неприязненных отношений». Его сторожку сожгли, а многие могилы были осквернены. 

С тех пор кладбище стало проходным двором: в сгоревших руинах дома и баньке ютились и грелись бомжи, кололись и «отвисали» наркоманы. На территории появились кучи мусора и использованных шприцев. Несколько раз могилы разбивали, на них рисовали надписи оскорбительного содержания. Последней каплей стало святотатство. На сороковой день после пожара в синагоге на её воротах чёрной краской нарисовали огромных размеров свастику. 

Руководителям еврейской общины в Иркутске этот бардак надоел, и они предприняли активные меры. На средства частного дарителя была отстроена вновь сторожка, и тогдашний глава еврейской общины Джура Файлаев дал в газету объявление об открывшейся вакансии смотрителя. 

Необременительные обязанности хранителя мёртвых 

Мы с Татьяной Кочневой сидим на крылечке небольшого белого дома и разговариваем. То, что по соседству расположены старые каменные могильные камни, придаёт беседе не угрожающий, а элегический оттенок – на память приходит настроение и название картины Левитана «Над вечным покоем». Официально смотрителем оформлена Татьяна. Фактически они заботятся о кладбище вместе с мужем Кароматом. Живут по соседству с покойниками уже больше пяти лет. Старший сын, 15-летний Сергей, ещё застал прежнюю жизнь семьи, а трое дочерей – Амине, Сабрина и Рахёла – родились здесь же, на кладбище.

Домик смотрителей восстанавливали после пожара на средства частных дарителей

 

О своём пути на погост Татьяна рассказывает неспешно и подробно. Раньше семья Кочневых жила в Большой Речке, у них там свой дом. Когда работы в посёлке не осталось совсем, стали думать о переезде в областной центр. В начале 2005 года Татьяна попала в Иркутске в больницу. Ей позвонила подруга и сообщила, что увидела в газете объявление – на еврейское кладбище требуется смотритель. 

– Мы приехали в синагогу, встретились с раввином Файлаевым (на самом деле Джура Файлаев не был раввином, он был старейшиной общины. – Прим. авт.). Его звали Джура, но мы по-простому его всегда называли «дядя Жора». Мы поговорили с ним, видимо, понравились ему – а что, семья всегда надёжней, чем один человек, она и на месте прочнее сидит, и более ответственно относится к обязанностям. И 2 марта уже вышли с мужем на работу. То есть приехали сюда жить.

– Извините, но ведь ваш муж по национальности…

– Каромат – таджик.

– Ну вот. А считается, что таджики – мусульмане. Никого не смутило в еврейской общине, что на их кладбище смотрителями будут мусульмане? 

– Вы знаете, такого вопроса вообще ни возникло. Дело в том, что дядя Жора сам по национальности бухарский еврей, он даже разговаривал с Кароматом по-таджикски – мы очень удивились. И до своего отъезда он к нам очень хорошо относился – всё время приезжал, разговаривал с нами, пил чай, спрашивал, не нужна ли помощь. Нынешний раввин Арон приезжает только по необходимости. Относится он к нам неплохо, просто спокойно, отстранённо, не как дядя Жора. Но нас здесь не обижают – люди приходят по большей части старые, просят им помочь, убрать могилку, где-то покрасить. 

Погромы не характерны для Иркутска, но на кладбище есть и могила двух братьев, в 1905 году погибших в один день от рук черносотенцев

Обязанности смотрителя не особенно обременительные – присматривать за порядком во всех смыслах. Татьяна вспоминает, что первое время было особенно много возни с уборкой – после строительства дома осталось много строительного мусора, много мусора осталось и от прежних лихих времён:

– Когда мы приехали, тут даже ворот не было – деревянный заборчик и калитка. Муж сам камень клал на новую ограду. Зимой снега немало. 

– Посторонних много ходит?

– Да, постоянно приходят любопытные – туристы фотографируют, просто прохожие заходят, расспрашивают, историки приходили, студенты из художественного училища несколько раз сидели, рисовали. Вы вот зашли в гости… 

Нормальная работа: немного мистики, немного криминала…

Первое время новым смотрителям приходилось нелегко с преодолением наследия прошлого: к лету 2005 года, только они обжились на новом месте, на своё старое «лежбище» потянулись бомжи и наркоманы. 

– Люди, которые приходили на кладбище, рассказывали, что до нас сюда было страшно заходить – ходили какие-то ободранные бичи, вповалку лежали в кустах наркоманы. Мы построили дом, завели собаку – у нас здоровенный «кавказец», но они успокоились не сразу. Летом памятники то роняли, то разбивали. А один раз даже пытались своровать.

Говорят, что тем иудеям, кто не оставил потомства, ставят памятник в виде ствола дерева с обрубленными ветвями

Летом два года назад поздним вечером вся семья сидела во дворе около дома, при свете фонаря ели плов. На дальнем углу кладбища, за забором послышался шум притормаживающей машины. Семью смотрителей поразило, насколько нагло действовали вандалы-грабители: не обращая внимание, что не очень далеко сидят сторожа, горит свет, они пошли к памятнику из чёрного мрамора и попытались его демонтировать.

– Муж закричал, побежал к ним, но мы ведь из-за кустов не видели, сколько там человек. Всё быстро произошло, мы даже собаку спустить не успели. И один перепрыгнул через забор и бросился к машине – стояла тёмная иномарка. А второй, видимо, не успел удрать и спрятался в кустах, в темноте. И когда Каромат пробежал к забору за первым, второй сзади ударил его железной арматурой по ноге и удрал. 

Каромату сломали ногу, и ещё долгое время он охранял кладбище на костылях. Но, как утверждает Татьяна, с тех пор вот уже два года на территории всё спокойно. Отличия работы на еврейском кладбище от работы на обычном они заметили не сразу, не настолько они бросаются в глаза. Но теперь смотрители могут порассуждать и на эту тему: 

Татьяна рассказывает: «Работа не обременительная, убираем мусор, помогаем старикам – где помыть, где подкрасить»

– У русских принято приезжать на свои могилы на любые праздники. У евреев по-другому: кладбище нельзя посещать в выходные, начиная с захода солнца в пятницу, нельзя приходить на религиозные праздники. Другое отношение к алкоголю: на могилах никогда не пьют, не оставляют мёртвым рюмок со спиртным. Могут немного выпить около ворот, на общем месте, могут на могилах оставить мацу, конфеты. В Пасху они, понятное дело, не приезжают, поэтому яйца и куличи не оставляют тоже. 

– Не страшно вам на кладбище работать?

– Мои девочки здесь родились, поэтому ничего не боятся. А я первое время даже в туалет ходить боялась. Потом привыкла. 

– А мистики никакой вам не являлось?

– Да, было, честное слово! Один раз я видела дрожащее, как марево, пятно, вон там, над светлым памятником, – показывает Татьяна в глубь кладбищенских зарослей. – Я бы, наверное, подумала, что просто померещилось, и забыла, но потом мы делали фотографии, и пятно было на фоне пейзажа точно на том же месте. А ещё год назад мы видели деда, и это уже нам не померещилось!

Люди живы, пока о них помнят. Кладбище закрыто полвека назад, а родственники на него ходят до сих пор

Мы сидели поздним вечером на крыльце, как сейчас с вами, – я, Сергей с другом и его сестрой, я курила, они семечки щёлкали. И вон там, где памятник, который хотели украсть, я смотрю – плывёт над землёй такой силуэт полупрозрачный, похожий на седого старика с длинной бородой. Он прошёл за памятник и там исчез. Мы переглянулись: «Ты видел? Ты видела?». Потом как завизжим – и кубарем домой!

У смотрителей на старом еврейском кладбище дом и работа рядом. Люди не мешают. Мёртвые – тем более. Лучшее место для старого одинокого философа-мизантропа – разговаривать с мертвецами и игнорировать живых. Постарею – буду претендовать на должность сварливого кладбищенского Харона с крючковатой клюкой, клочковатой бородой и вздорным характером… Надеюсь, ребе Арон зачтёт мне этот репортаж в качестве рекомендации. nnn

Читайте также

Подпишитесь на свежие новости

Мнение
Проекты и партнеры