Земля по назначению

«Заправился на восемьсот рублей. Это, считай, почти тысяча в плюс к билету, если всё-таки построят здесь аэропорт. А сколько сюда такси будет стоить… Не нравится мне эта идея», – резюмировал наш водитель. До села Капсал Эхирит-Булагатского района мы ехали почти час. Это 50-й километр Качугского тракта. В окружении сёл и деревень Капсальского муниципального образования может появиться новый иркутский аэропорт. А может и не появиться. Дело ведь такое: даже утверждённые участки «слетают» по тем или иным причинам. Этот тоже обсуждался ещё лет десять назад, но так и не был принят. Может, и на сей раз разговоры вокруг него останутся лишь разговорами. Но мы решили удостовериться, насколько место удачнее, чем площадка вблизи того же Познякова. На вид – ровные поля и никаких болот. 

«Посмотрите, это всё земли сельхозназначения, розданные паями», – глава Капсальского МО Василий Шадрин показывает на карте место, где несколько лет назад хотели построить новый аэропорт. В ведении Шадрина деревни Кыцигировка, Зады, Майск и другие. Всего население составляет 820 человек, три четверти из которых буряты. «В основном у нас сенокосные угодья, пастбища. Около тысячи гектаров засеяно. Земли не простаивают, как в других районах области», – утверждает Василий Ильич. Главным образом это личные подсобные хозяйства. Есть и производственный кооператив «Капсальский», и крестьянско-фермерские хозяйства, у которых по 20–60 гектаров земель. Население зарабатывает в основном на продаже молока, сметаны, творога, мяса в городе. В общем, живут сельским хозяйством. 

Местные пастухи обеими руками против аэропорта

По словам главы, сменить назначение участков практически невозможно. «Это стратегически важные земли. Если они будут застраиваться, то где зерно покупать? В Канаду поедем?» – говорит Шадрин. Утверждает, что в своё время многих опрашивал на предмет строительства нового аэропорта, но большинство местных выступили против. «Согласны были единицы, те, у кого своего хозяйства нет. Остальные понимают, что специалисты навроде водителей или трактористов нужны будут лишь на время строительства», – рассказывает глава.

– А климат здесь действительно суше, чем в Поздняково?

– Климат как в Иркутске. Просто чуть меньше дождей и температура градусов на пять ниже. А солнечных дней столько же. Просто у вас ближе Ангара. Повлажнее, – отвечает глава.

«Всеми фибрами души я против»

Но дело не только в климате или сельских угодьях, уверен Шадрин. «Здесь у нас священные места. В 17 веке наши предки отстояли территорию. Мой отец, 83-летний шаман, написал историческую книгу про это. Мы не можем просто взять и отдать эту землю под аэропорт. Я всеми фибрами своей души против», – говорит он. Сам Шадрин шаманом по примеру отца не стал: «Не было сигнала свыше». Сейчас, утверждает, вера потихоньку возрождается. Местная религиозная община проводит молебны, приносит в жертву баранов. Часто бывает на Ольхоне, в Тунке. «Однажды хотели молебен в Листвянке провести. А Казакова (Татьяна Казакова, бывший мэр Листвянки. – «Конкурент») сказала нам, что за это нужно заплатить 30 или 40 тысяч рублей. У нас таких денег не было, мы развернулись и уехали. А что хорошего после этого может с ней случиться? Это один из негативных моментов, так сказать», – рассказывает Шадрин. 

Глава Капсальского МО сильно сомневается, что мнение аборигенов учтут. «С «верхами» не поспоришь. Будет как в Сочи: вперёд – и всё, отдавайте землю. Мол, кто такие буряты? Даже миллиона нет. Хорошо, если пятьсот тысяч есть. Думаю, народ будет очень возмущён. Особенно старейшины», – уверен Шадрин. Добавляет, что здесь на всё свои особые правила: как правильно говорить, не ругаться, где разрешено ходить, а где нет. «При этом цивилизация от нас относительно рядом – всего 50 километров до Иркутска. Пригород, получается. Я сам учился там в сельскохозяйственном институте. Сейчас в городе живут две дочери-студентки. Родственники – в Улан-Удэ, – говорит Шадрин.– Но всё равно уклад жизни у нас особенный, совсем не городской». 

Как раз на этих словах в кабинет главы запросто, без стука входит мужчина. Представляется Борисом Романовичем, который «занимается межевыми делами». Он тоже против аэропорта вблизи Капсальского. «Опять назрел вопрос смены площадки? Да вы что! Конечно, в черте города небезопасно его оставлять, но и у нас строить не стоит. Мы зависимы, живём в аграрных условиях. Где будем хлеб выращивать?» – он вопросительно посмотрел на нас, а потом, очевидно, вспомнил о своей специальности. «Кстати, все земли паевые. Частные владения сельхозназначения! Район или область отвести просто так эти земли под строительство аэропорта не смогут. Придётся выкупать их у пайщиков. Один пай – около 11 гектаров. Но брать, разумеется, будут по стоимости, которую государство назначит, – рассудил Борис Романович. – А за счёт чего тогда жить? Дом сгниёт, машина сгниёт, а земля-то вечная. Из-за неё всегда экспансия шла». На выходе специалист по межеванию сказал: «Простите меня, я на взводе немного – третий день на свадьбе. Племянник женится. Удивляюсь, как ещё держусь? Молодёжь-то у нас в основном остаётся, в город не уезжает. Здесь мы хоть немного, но сеем и пашем». 

«Хочу работу! На любой технике, кроме самолётов»

В деревню Зады ведёт асфальтированная трасса. Прямая и не разбитая, в отличие от многих сельских дорог. В будущем этот населённый пункт может оказаться наиболее приближенным к территории нового аэропорта. Здесь есть начальная школа, почта, амбулатория и клуб. А ещё пять красивых улиц, совсем нетипичных для современных деревень. Всего в Задах живёт не больше трёхсот человек. Русских семей нет вообще. Глава Капсальского МО, куда входят и Зады, говорит, что неблагозвучное название деревни произошло от бурятского наименования территории «Зада». Отсюда и Зады, и «задинцы». Хотя промеж собой местные называют друг друга «дурлайцами», а деревню – Дурлай. В переводе с бурятского это означает «любовь». Официально сменить «бренд» здесь не пытались – свои в курсе про Дурлай, а чужим и знать незачем, рассуждают селяне.

Жители деревни Зады по-прежнему готовы отстаивать свою родину, хоть и малую

В единственном магазине деревни – полупустые прилавки, хотя сюда привозят продукты каждые два дня.

– А вы чего с фотоаппаратом? Журналисты? Одни нас уже оклеветали. Нам так не понравилось! Вот, мол, деревня Зады, да всяко разно обзывали нас, – продавщица обиженно подаёт нам бутылку лимонада. Когда спрашиваем про аэропорт, она на несколько секунд задумывается. 

– А всё-таки будут строить? Да-да, когда-то хотели. Ну, даже не знаю. Если поблизости, возле тракта, то, может, работа найдётся для нас. Здесь много безработных. Пашут-то землю, но всё для себя. С другой стороны, гул будет. Всё чёрным станет. Ни травы, ни хрена, – резюмировала она и закрыла магазин на обед. 

На улице её ожидали несколько человек. «Я хочу работу! На любой технике! Кроме самолётов. На них-то учиться надо, – сообщил нам один мужчина. – Могу на тракторе, автомобиле, подъёмном кране, экскаваторе! А то сейчас я дома, безработный. Конечно, коровы, хозяйство есть, но надо денег». Рядом с ним стояли два мальчика. Вова и Вова. Один из них был в берете пограничника, который подарил ему дядя. Шестилетний Вова помахал головой, потому что самолёты ему нравятся, и стал молча жевать чипсы со вкусом краба. «Сегодня в город его повезу. В «Чиполлино»! Эх, Вовка! Бабка пенсию получила! Гуляем!» – обратилась к внуку женщина, которая тоже оказалась рядом с магазином. 

Джип не стоит лошади

Вдова ветерана получила квартиру в Иркутске, но переезжать из деревни не собирается

По пути в местный клуб – остатки прежней роскоши: разрушенные постройки бывшего совхоза. В одну из них от жары спрятались лошади. «Скотина – наша главная кормилица. Она лучше, чем аэропорт», – говорит Галина Махутова, директор местного клуба. Добавляет, что аэропорт – это полная неопределённость, а скот – вот он, живой и очень определённый. «Да и боязно. Знаете ведь, как самолёты-то сейчас летают! Всякое случается», – переживает Галина. По её словам, организованное хозяйство здесь перестало существовать лишь в конце девяностых. С тех пор «всё разобрали и развалили». 

Тем не менее пастух – это по-прежнему основное занятие местных мужчин. Четырёх из них встретили у дороги. «Мы в отказе!» – с ходу машет руками один пастух на вопрос про аэропорт. «То есть категорически против! Если вдруг общественные слушания будут, то мы выступим, – со знанием дела поясняет второй. – Иначе что делать? Сено где косить для стада в 600–700 голов? У нас в деревне хоть кого спроси, всё равно вам скажут, что не согласны. Большинство здесь всю жизнь работают, живут нормально». 

– Хотите прокатиться на лошадях? – предлагают нам. 

– Конечно.

– Только по очереди. А в город не ускачите. Нам ваш джип не нужен! 

В отношении аэропорта в Задах полное единодушие. Против даже те, кто уже давно не работает в поле. «Негде будет жить и пасти в таком случае», – баба Липа сидит на лавочке около дома, где живёт вместе с сыном. Ей 83 года. «Всю войну проработала здесь в колхозе: сеяли хлеб, косили сено. После войны трудилась на ферме. Потом даже в Москву на ВДНХ съездила как передовая доярка. Это было как раз в 1980 году, когда у нас Олимпийские игры проходили. Мне ещё говорили, мол, какое имя у вас красивое», – вспоминает Олимпиада Степановна. При ней, говорит, стайки были чистые, стадо здоровое, а теперь каждый своё держит. Недавно Олимпиада Степановна как вдова ветерана Великой Отечественной войны получила квартиру в Иркутске, но переезжать не собирается. Молодёжь, по её словам, тоже не спешит уезжать, остаётся на хозяйстве. В Задах заброшены всего один или два дома, в отличие от многих других деревень области. Более того, воинственные жители Дурлая готовы отразить и внешние вторжения на свою территорию. Символично смотрелся на обратном пути памятник местным ветеранам ВОВ с табличкой: «Они сражались за Родину!».