(Окончание. Начало в предыдущем номере)

– Где в таком случае приобретаете сырьё для своего производства? – спрашиваю гендиректора ООО «Меха Сибири» Александра Горохова. Фирма имеет фабрику по выделке, покраске, пошиву меховых изделий, которые продаёт затем в своих магазинах. Таких крупных производств с замкнутым циклом в Приангарье больше нет. Объёмы работ солидные, а значит, и сырьё требуется постоянно.

– Клеточную норку покупаем в Татарстане, в Смоленской области, а соболя – у местных охотхозяйств, – пояснил Горохов. – Собольков берём немного, в основном для отделки верхней одежды – воротников, манжет. Шьём и небольшое количество головных уборов – как женских, так и мужских.

– А шубы?

– Нет, шубы из соболя на продажу не готовим. Разве что иногда по индивидуальному спецзаказу тем, у кого есть большие деньги, ведь за неё покупателю придётся выложить до 1 млн. рублей. Из-за высокой цены швейные изделия из соболя на внутреннем рынке идут плохо, не пользуются спросом.

Иногда он летает… на глухарях

По большому счёту, соболь – наш национальный герой, наша гордость, известный во всё мире бренд. Как, скажем, русская водка, чёрная икра или Байкал. Модницы всех северных стран, имеющие тугие кошельки, предпочитают носить шубы именно из его меха – тёплого, красивого, прочного и одновременно лёгкого. Природа одарила этого зверька столь роскошной, поистине королевской шубкой для выживания в суровых сибирских условиях. Он грациозен, ловок, быстр как стрела, очень силён для своего размера (длина 32–58 см) и веса (800–1800 г), не боится трескучих морозов и глубокого снега, ибо не сильно проваливается в нём.

Передвигается умно. Ставит задние лапы точно в отпечаток передних, тем самым утрамбовывая снег и создавая дополнительную опору для стремительного прыжка. Оставляет на снегу забавное двоеточие. Бегает быстро, не каждая собака может его настичь. Легко уходит от крупных хищников. Охотится буквально на всех, кого может одолеть, – мышей, бурундуков, птиц, зайцев. Ловит в ручьях рыбу. Убивает кабаргу. Этого самого маленького сибирского оленя он не скрадывает, подобно рыси, а просто преследует, нагоняет и давит. При этом вес кабарги в 10–15 раз больше. Растительная пища тоже входит в рацион соболя: ягоды (голубика, черника, брусника) и кедровые орехи.

Зверёк ведёт уединённый образ жизни. Почти отшельник. Типично лесной житель, селится в тёмнохвойной тайге, любит непролазные чащи, завалы, где и прячется в случае опасности. Но не чурается каменных россыпей, узких расщелин. Преследуемый лайками в лесу, спасается на дереве. Там охотники его и «достают» прицельным выстрелом в голову, чтобы не повредить драгоценную шкурку. Но чаще добывают капканами, плашками, которые ставят на земле, упавших деревьях, в дуплах. Соболь обожает дупла, он там и прячется, и отдыхает, и выращивает потомство.

А ещё очень любит пробежаться по стволу поваленного дерева, особенно того, что лежит над оврагом, ручьём, горной впадиной. Промысловики знают эту его слабость и ставят свои орудия лова в таких местах. Нередко в качестве наживки используют вместо мяса кедровые шишки.

– Почему соболь так упорно стремится пробежать по бревну? – спрашиваю государственного инспектора службы по охране и использованию животного мира Иркутской области Павла Минченко. – Он что – лихач? У него такой звериный форс?

– Да нет, – смеётся Минченко. – Всё проще. Зверёк-то небольшой, вот и старается при случае взобраться на что-то повыше, чтобы улучшить обзор, видеть дальше, а также сократить расстояние.

– Некоторые охотники рассказывали мне, что видели не один раз соболя, летящего… на глухаре.

– Я тоже про такое слышал. Сам, правда, не видел, но вполне допускаю, что подобное в тайге может случаться. Соболь нападает на глухаря, когда тот ночует в снегу, и сразу давит за шею. Но может произойти осечка: хищник не успеет сделать это и просто вцепляется в тело жертвы, пытающейся взлететь. Глухарь – птица сильная, мощная, обезумев от страха, она вполне может взмыть вверх вместе со зверьком. И даже пролететь с ним на спине какое-то расстояние над лесом. Пока соболь не доберётся до шеи и не перегрызёт её.

О подобных случаях рассказывает в своих книгах и Василий Песков, известный российский журналист, литератор – исследователь живой природы. Дважды наблюдал такую картину также зам. директора Байкало-Ленского заповедника Виктор Степаненко.

Во времена освоения Сибири соболя добывали, сколько хотели и могли. Однако все историки отмечают: во многом благодаря именно этому обстоятельству, то есть желанию русских землепроходцев заполучить побольше мехов, которые в царское время являлись главным валютным товаром в торговле России с другими странами, как раз и ускорялась обживаемость новых земель. На первом месте по востребованности стоял соболь. И не только у иностранцев, но и у самой царской семьи, вельмож, государственных мужей, промышленников, купцов. Подарить важному гостю соболью шубу было таким же шикарным жестом, как нынче подарить автомобиль «Мерседес» или «Лексус».

Эта меховая лихорадка, похлеще золотой на Аляске, едва не привела к истреблению драгоценного зверька. Но опомнились. В 1913 году охоту на соболя полностью запретили. На три сезона. Более того, на восточном берегу Байкала (территория нынешней Бурятии) в 1916 году создали Баргузинский соболиный заповедник. Это был вообще самый первый заповедник в России. Землю под него царское правительство выкупило у эвенков шемагирского рода за очень даже приличные деньги.

Советской власти в первое десятилетие своего существования было не до охраны соболя. На него охотились все без всяких правил, без всяких ограничений. Иркутский учёный Виктор Тимофеев констатировал в своих трудах: к началу 30-х годов XX века от былого сплошного ареала вида остались жалкие кусочки. Например, в Качугском районе Иркутской области соболь к этому времени был полностью истреблён, в Казачинско-Ленском оставался лишь на Байкальском хребте в недоступных для человека местах. И даже в Катангском был крайне редок. Порой охотники даже забывали, как выглядит на снегу его след.

По настоящему серьёзные и долгосрочные меры для спасения вида начали предпринимать лишь в 1935 году. Тогда на пять лет запретили охоту и торговлю соболиными шкурками. Было создано несколько заповедников, откуда соболей расселяли по другим местам. В первую очередь туда, где они водились прежде, но затем исчезли.

В случае опасности соболь легко заскакивает на дерево и прячется в его кроне

В 80-х на карте Иркутской области появились Витимский и Байкало-Ленский природные заповедники. Они комплексные, но тоже способствовали сохранению соболя, восстановлению его численности и дальнейшему расселению по Восточной Сибири. Расселяли, как пояснил Виктор Степаненко, ещё и для того, чтобы повысить качество меха зверька. За счёт привоза в те или иные места более ценных пород. Отлавливали, например, витимского, он, как и баргузинский, тоже очень востребован торговлей. Но что-то пошло не так. Практика показала: ничего из этой затеи не получилось. Эксперимент прекратили.

Меня мучил вопрос, может ли повториться тот обвальный спад численности соболя, какой случился в начале минувшего века. Большинство специалистов утверждали, что нет, но некоторые такой ситуации не исключали.

– Есть ли сегодня в России соболиная «подушка безопасности»? – спрашиваю зам. декана факультета охотоведения Иркутской сельхозакадемии Бориса Дицевича.

– Ею могли бы послужить целевая государственная программа по мониторингу популяции соболя в Сибири (её, к сожалению, до сих пор нет) и современная организация рационального использования его ресурсов. Как и ресурсов других пушных зверей, – высказал Дицевич свою точку зрения. – Пока они есть – есть и рабочие места в тайге… В связи с принятым федеральным законом об охоте, который вступил в действие и, мы надеемся, позволит улучшить ситуацию в отрасли, государству необходимо оказать охотникам-промысловикам и охотхозяйствам поддержку. Ведь значительная часть свободных охотугодий будет выставляться на аукционах.

Двух одинаковых не бывает

Соболя любят не только модницы, охотники, но и мастера пошивочного производства. За то, что работать с его мехом хотя и сложно, однако интересно. В дикой природе никогда не встречается двух одинаковых зверьков. Цвет меха у каждого строго индивидуальный, как отпечатки пальцев у человека.

– Чтобы сшить добротное изделие, нашим специалистам приходится перебрать много шкурок, про-

явить максимум творческого воображения и профессиональных знаний, – посвящает меня в таинства скорняжного дела модельер-конструктор женской одежды иркутской фирмы «Меха Сибири» Юлия Тютрина.

– Да, это так, – соглашается стоящая рядом мастер по подготовке производства Любовь Матошко. – Видите, сколько у меня на столе лежит собольков?

– Штук 35.

– Чуть больше – 40. А я из них не могу пока ни одной одинаковой пары подобрать для пошива воротника к женскому пальто… На воротник требуется 7–8 шкурок.

– Так они все одинаковые! – искренне удивлюсь я.

Мастер добродушно посмеивается надо мной:

– Это на ваш взгляд, неспециалиста. Да вы присмотритесь повнимательнее – они все разные. Видите? То по цвету не совпадают, то по оттенку, то по размеру или высоте волоса… Пойду-ка принесу ещё десятка два, может, подберу.

Пока мастер ходила за новой партией сырья, я стал спрашивать Юлию Тютрину, почему о соболином мехе часто говорят, что он «живой». Модельер, красивая молодая женщина с прямой и гордой осанкой, накинула себе на плечи по собольку, прижалась к одному щекой и, хитро улыбнувшись, спросила в свою очередь меня:

– Разве не догадываетесь почему? – Она сразу преобразилась, стала ещё обаятельнее и женственнее, а соболиный мех ожил, заискрился разными оттенками. Он и вправду будто ожил на плече дамы. Спрашивать дальше «отчего» да «почему» было глупо. А модельер медленно провела рукой по меху соболька, заметила: – Он такой мягкий, тёплый, шелковистый. Я бы даже сказала, ласковый.

Вы не поверите, но, как рассказывают летописи, аборигены Сибири ценили соболиный мех невысоко. Не знали до прихода русских, что ему цены нет. Иногда даже подбивали им охотничьи лыжи. В свою очередь русские охотники и промышленники на протяжении сотен лет думали, что беременность у соболюшек длится всего полтора месяца. Они считали, что гон у этих зверьков проходит в феврале, а уже в апреле появляется на свет потомство. Только в 20-х годах прошлого века выяснилось: беременность длится гораздо больше, почти 9 месяцев. Февральский гон – ложный. Настоящий происходит летом. Именно в это время самки и беременеют. Однако развитие плода дальше не происходит. Вплоть до февраля, до второго – ложного – гона. Тогда «дремлющий» зародыш вмиг оживает, начинает бурно расти и созревает за полтора месяца.

Ну, в общем, не зверёк, а настоящее чудо природы.

Фото автора и из архива охотников