Всё, конечно, случилось не в одночасье. Ольга вышла замуж в 25 лет за слабохарактерного и тогда уже сильно поддающего парня. Но выбирать было не из кого. Коля мало того, что пил, так ещё и отлынивал от работы. Кормилицей в семье была жена. Неплохие деньги Ольге давала «шанхайка». В этом мире, где всё продаётся и покупается, где обман не считается большим грехом, она чувствовала себя как рыба в воде. За бесценок покупала лежалые, плохо выделанные шкурки и шила из них шапки. Случалось, торговала краденым. Однажды купила дублёнку у наркомана – тот уже дрожал, так нужны ему были деньги на дозу. Даже в страшном сне ей не могло присниться, что совсем скоро её собственные дети станут наркоманами. Сначала Паша, а потом и младший, Антон. Они ведь росли сами по себе. А мать считала, что её долг – только накормить их и одеть.

Когда сыновья, уже после школы, подсели на героин, Ольга пыталась растормошить мужа. Ведь надо же что-то делать! Но Николай только пожал плечами: «Они что, убили кого или ограбили? Поколются и перестанут». Причём для этого разговора нужно было ещё застать мужа трезвым! Кроме бутылки его мало что волновало. «Ты – предатель всей моей жизни!» – не раз в сердцах говорила ему Ольга. 

Однажды, когда дети были ещё маленькие, она тяжело отравилась в рыночном кафе. Из дома с мучительными судорогами её забрала «скорая». Врачи несколько дней боролись за её жизнь в инфекционной больнице. Когда Ольге стало лучше, ей сказали, что нужен домашний бульончик. Она позвонила мужу, ведь за всё время он так и не удосужился к ней прийти.

И вот вся палата на первом этаже наблюдала такую картину. По аллейке, ведущей к больнице, выписывал кренделя мужчина, сбоку за него держались два пацана. Было лето, Ольга с трудом подошла к раскрытому окну. Её муженёк торжественно положил на подоконник гостинец – толстую пачку вафель. И пока пытался что-то промямлить, голодные дети съели эти вафли. Бульоном с ней тогда поделилась соседка.

А в доме у них становилось всё тягостней. Казалось, вовсе исчезли человеческие отношения. Муж, невменяемый, лежал в одной комнате, сыновья закрывались на крючок в другой. Но она находила в себе силы приготовить ужин и потом долго-долго стучалась к ним в дверь, чувствуя себя ненужной и жалкой. «Ну хоть покушайте, – говорила мать, – что ж вы так губите-то себя!». Наконец дверь открывалась, Паша и Антон, держась за стенки, медленно выходили из своего логова. На их пугающе чужих лицах ничего нельзя было прочитать. Они равнодушно ковырялись в своих тарелках и на все просьбы матери поговорить отвечали одно: «Потом, мам, ты видишь, сейчас не до этого». Потом, потом, потом!

Ольга редко рассказывала кому-то о своей беде, но всегда поражалась совету, который неизменно получала: «Ты пробовала с ними по-настоящему, серьёзно поговорить, достучаться до их сердца?». Да неужели же нет?! Но вся проблема заключалась в том, что вести нравоучительные беседы с наркоманами оказалось совершенно бесполезно. Они не воспринимали никаких убедительных доводов. Сыновей, да и мужа тоже, нельзя было разжалобить слезами, истерикой, испугать битьём тарелок. Иногда мать думала, что даже если в знак протеста она вдруг сунет голову в петлю, это никак не заставит их отказаться от очередной дозы.

И вот как-то ночью наступил край её терпению. Посмотрев в очередной раз на бесчувственные тела самых близких ей людей, на шприцы и бутылки, которые возле них валялись уже привычно, как тапочки, мать вдруг отчётливо поняла, что спасать ей нужно себя, что это ей прежде всего угрожает опасность. И так стало больно и жалко себя, что она в валенках и ночной рубашке выбежала из дома за сарай и бросилась в снег. Человек – не собака, он не может выть на луну, а Ольга выла от невыносимой боли. Выла в небо, где в ту минуту стояла полная темень. Это было первое, пусть такое, её обращение к Богу. По-другому она тогда не сумела.

Ночь расступается перед нами, если мы хотим увидеть свет. Не сразу, но он забрезжил перед ней. Во-первых, в Иркутске она нашла тех матерей и жён, кто испытывает такое же горе. Они собираются вместе в группе созависимых, рассказывают свои истории. Их учат правильно относиться к наркоманам и алкоголикам – больным людям. Ольга узнала, что бесполезно и даже вредно потворствовать им: жалеть, давать деньги, бояться ежечасно за их жизнь. Они прекрасно чувствуют, кем можно пользоваться. Как ни страшно это звучит, но, помогая наркоману, мы даём ему костыли, чтобы он смог добрести на них до своей могилы. Программа, по которой Ольга занималась шаг за шагом, называлась «Требовательная любовь». Потому что сама любовь никуда не делась! Как и желание спасти своих самых дорогих людей. 

Первым почувствовал изменение в семейной атмосфере муж Ольги. Проснувшись в три часа ночи, он, как всегда, полез в холодильник «порубать», как обычно говорил. Но там было пусто. Крайне удивлённый, забежал к жене. Как так? «А ты заработал на еду?» – спросила она. Утром у порога стоял его чемодан и вещмешок. Благо, жить Николаю было где: бабушка оставила ему комнату в коммунальной квартире. Со скандалом он ушёл от Ольги. «Будешь помирать, приду, а так не жди», – сказала она ему.

Потом наступила очередь младшего сына. Он был понаглее брата и даже слышать не хотел о реабилитационном центре. Стояло жаркое лето, и Ольга выгнала младшего на улицу, в чём он был: в спортивном костюме и кроссовках. Антон не поверил, что мать сделала это серьёзно. Вечером как ни в чём не бывало вернулся домой. «Будешь лечиться?» – услышал с порога. «А я не больной!» – ответил он с вызовом. И дверь перед ним снова захлопнулась.

Немного погодя наступила очередь Паши. «Даже волки так не поступают со своими детьми, – сказал он ей на прощание, – ты ведь знаешь, что идти мне некуда, а Антон и вовсе, может быть, уже помер». Мать еле сдержала в груди волну вскипевшей жалости: «Что ты знаешь о волках? Я им завидую».

И потянулись для Ольги чёрные, жуткие дни. Её, как могли, поддерживали в группе созависимых, но ведь большей частью она оставалась наедине с собой! И тогда её воображение захлёстывали страшные картины. Где-то через месяц в дверь тихо постучал Антон. Невероятно, как она смогла услышать этот стук? Он стал клясться ей, что колоться перестанет, но вот в центр не пойдёт. И мать снова закрыла перед ним дверь.

Антон вернулся домой через три месяца, когда уже выпал снег. Худой, в дырявых кроссовках и трениках. Сказал только одну фразу: «Буду лечиться, мама…». Паша тоже недолго побыл у своих друзей-наркоманов. Никто не захотел долго делиться с ним пищей и кровом. И тем более – дозами. Когда Ольга привела его в реабилитационный центр, он оттуда поначалу сбежал, прихватив новый комплект постельного белья. Комплект продал и укололся. После этого снова вернулся на реабилитацию. 

Сыновья Ольги пробыли в центре три месяца, там же нашли себе невест. И уже вчетвером заявились домой. Мать всех приняла, расселила по крошечным комнатам их трёхкомнатной квартиры. Свадьбы не играли – не было денег. Ольга к этому времени уже ушла с рынка и сама искала работу. Однажды за чаем дети сказали ей, что должны сообщить нечто очень важное. Внутри у Ольги всё сжалось. Оказалось, что Паша, Антон и их жёны ВИЧ-инфицированы. «Ну, с этим-то мы справимся», – вдруг неожиданно легко выдохнула мать. И на следующий день повела всю команду уже в другой центр – по борьбе с ВИЧ и СПИД. Раскисать теперь нельзя.

8 марта у Ольги был день рождения. Когда она проснулась, то увидела на тумбочке цветы и открытку. Там было написано: «Спасибо тебе, мама, за всё, живи долго-долго!». Подписей было пять. Пятым подписался Николай. Выходит, для своего непутёвого мужа она тоже была «мамой». Пить он, правда, не бросил, но в гости стал приходить регулярно.

В этой борьбе за своих детей Ольга почти потеряла слух. Если это плата, то очень маленькая, считает мать. На работу она так и не вышла. Паша и Антон обещают её прокормить. Пусть кормят. А щей на всю компанию она наварит. 

Таково её, на сегодняшний день, материнское счастье. Кому-то без трудов и испытаний сваливается с неба гораздо больше. А она своё – выцарапала у жизни. Есть что беречь…